Андрей Посняков - Воевода заморских земель
– Какое блюдо? – Кузнец Мишка недоумевающе мотнул головой, потом хлопнул себя по лбу: – Да, кажись, на ручье и оставил, блюдо-то!
– Эх ты, ворона! – в сердцах плюнула на пол Таиштль.
– Счас, сбегаю, принесу…
– Стой, парень! – властно произнес адмирал-воевода. – Вместе пойдем. Покажешь все: и где ручей, и где именно рубаху нашел.
– Ну вот, вот тут она и лежала, в кусточках. – Кузнец показал рукой на левый берег ручья, густо поросший колючками. – Приметливо так лежала, с дороги видать, да и как не увидеть – цвет-то, словно костер пылает!
Олег Иваныч с Гришей принялись за осмотр места находки. Осматривали тщательно: просеивали через пальцы песочек, камни переворачивали. Вдруг да еще что найдется-покажется!
А невдалече, шагах в сорока, за кактусами, внимательно наблюдал за ними индеец-отоми в богатом плаще со вставками из птичьих перьев, с чуть вытянутым книзу лицом, ни красивым, ни уродливым, неприметным таким, средним. Увидишь – и сразу забудешь. Понаблюдал немного, кивнул удовлетворенно, вышел из-за кактусов и направился вниз, к ручью.
– Бог в помощь, – поздоровался.
– И тебе, мил человек. – Олег Иваныч подозрительно оглядел незнакомца.
– Я – Тускат, купец из Масатлана, – широко улыбнулся тот. – В Ново-Михайловском бывал не раз – про вас знаю.
Купец поклонился, приложив руку к сердцу. Олег Иваныч и Гриша кивнули.
– Давно в здешних краях? – поинтересовался адмирал-воевода.
– К сожалению, уже третий день, – снова улыбнулся купец. – Один носильщик ногу подвернул, другого змея укусила. Вот и сижу пока тут, в Мештитаке – это деревня здесь рядом.
– Ничего себе рядом! – буркнул про себя скромно стоявший в сторонке кузнец. – Ну, да бешеной собаке двадцать верст – не крюк.
– Сейчас вот из крепости возвращаюсь, думал, может, сговорю кого в носильщики до Масатлана. – Тускат вздохнул. – Да, видно, боги того не хотят. Придется с крестьянами договариваться.
– Мештитак – это ближайшая деревня? – тихо спросил Олег Иваныч кузнеца.
– Другая в три раза дальше, – кивнул тот, тщательно оттирая от грязи блестящее серебряное блюдо.
Олег Иваныч взял масатланца за локоть и поинтересовался, не рассказывали ли ему в Мештитаке о белом мальчишке.
– О белом мальчишке? – Тускат почесал нос. – Нет, кажется… Хотя… Что-то такое старики болтали, да я не прислушивался – у меня и у самого забот по горло. Вам бы лучше самим спросить. Хотите – пойдемте со мной, к вечеру будем.
– Лучше завтра идите, – посоветовал кузнец, с удовольствием рассматривая свое отражение в блюде. – Завтра у них в Мештитаке праздник – сын старосты женится.
– А ты откуда знаешь? – с явным неудовольствием обернулся к нему масатланец.
– Так у нас в крепости, считай, человек двадцать оттуда. – Мишка пожал плечами. – На завтра все отпросились со службы – с раннего утречка домой двинутся, рады: почитай, уж месяц там не были. Эх, и нагнали ж бражки в Мештитаке! Сам бы с вами отправился, да не могу – мне еще ворота чинить, да вот вещь вернуть хозяйке.
Кузнец плюнул на блюдо и принялся тщательно полировать его рукавом.
Они решили идти сразу, не заходя в крепость. Тем более, как утверждал Тускат, тут и дороги-то было на два часа, если прямиком, через горы, охотничьей тропкой. Выспросить уже сегодня вечером стариков, завтра остаться на праздник (уйти со свадьбы – кровно обидеть), а уж послезавтра вернуться обратно в крепость вместе с воинами.
Мештитак… Известная всем в крепости мирная деревня отоми… Или все-таки подождать до завтра? Но не факт, что завтра все мештитакцы будут трезвыми, скорее – наоборот, свадьба все-таки. Напутают еще чего при расспросах, нет уж, лучше сегодня.
– Ну, пойдем, что ли, масатланец? Кстати, ты хорошо русский знаешь!
– Так я в Ново-Михайловском частый гость. Племянник там у меня дружинником служит – Николай Акатль, может, слышали?
– Слыхали, как же! – улыбнулся Олег Иваныч. Вот ведь как мир тесен.
«И чего он там мелет про Николая Акатля? – помахав на прощанье рукой, подумал кузнец. – Вроде нет у Николы никаких родственников, сам говорил как-то. И чего врет масатланец? Верно, понравиться хочет – все они, толстобрюхие купчины, такие! Впрочем, их дело…»
Поудобнее ухватив блюдо, молодой кузнец Мишка, дальний родственник шугозерского своеземца Мефодия, насвистывая, направился обратно в крепость.
Еле заметная горная тропинка, петляя, тянулась меж колючих кустов и кактусов, ныряла в расщелины, словно по гигантской лестнице, взбиралась по крутым, изрезанным ветрами склонам. Блеклое небо дышало зноем, и только лишь западный ветер приносил с океана какой-то – совсем небольшой – намек на прохладу. Белое палящее солнце медленно клонилось к закату, вызывая оживление местной фауны. Вот проползла змея, вот ящерица взобралась на камень, любопытствуя, покрутила головой с бусинками глаз и тут же исчезла из виду. Слева от тропинки мелькнул и пропал серовато-желтый, с рыжими подпалинами, койот, рядом, в креозотовом колючем кустарнике, заклекотала какая-то птица.
Тускат шел впереди, указывая дорогу, за ним двигались Олег Иваныч и Гриша. Высокая фигура масатланца в украшенном перьями плаще мелькала меж кустами и кактусами. Иногда торговец оглядывался, улыбался, кивал или показывал рукой на скалу или дерево – сообщал название, сначала по-русски, затем на науйя. Олег Иваныч повторял, смешно коверкая слова, и сам же смеялся. Шедший позади – при всем желании на узкой тропинке не поместилась бы пара – Гриша пытался завести разговор о новомихайловских делах. Олег Иваныч беседу не поддержал – масатланец-то отлично знал русский – не то чтобы адмирал-воевода его в чем-то подозревал, а просто осторожничал, по привычке, на всякий случай. Да и к чему посвящать человека в то, о чем ему знать вовсе не нужно?
Пот уже не лил с новгородцев градом – привыкли – наоборот, чем выше поднимались на плато, тем лучше они себя чувствовали. Уже давно исчезли так надоевшие мошки, с вершин гор потянуло прохладой, и Олег Иваныч почувствовал себя так комфортно, как давно уже не чувствовал – словно бы повеяло вдруг чем-то родным и близким.
– А что, Гриша, вот бы сейчас снег пошел! – обернулся адмирал-воевода. – Пушистый такой, легкий.
– Окочурилась бы половина новомихайловцев от холода, коли б и вправду снег выпал, – хмыкнул Гришаня. – И почти все масатланцы. О прочих и говорить нечего. Что в нем хорошего, в холоде-то? Забыл, Олег Иваныч, как в Гусиной губе намерзлись?
– Не отставайте, заблудитесь! – крикнул ушедший вперед торговец. – Здесь, на развилке, налево.
Он исчез из виду, свернув за источенную ветрами оранжевую скалу странной каплевидной формы, напоминающую деталь пейзажа из фантастического фильма. Прибавив шагу, Олег Иваныч свернул за скалой налево, в небольшое ущелье. Тропинка и там разделялась, в конце ущелья ныряя в колючие заросли. Масатланца впереди не было. Олег Иваныч подождал Гришу и, приставив руки рупором к губам, покричал торговца:
– Тускат! Эй, Тускат!
– Незачем так громко кричать, достопочтенный, – послышался откуда-то сверху насмешливый голос масатланца. И тут же перед самым носом воеводы впилась в землю стрела.
Подняв головы, Олег Иваныч и Гриша увидели десятка полтора украшенных зелеными перьями воинов, стоящих по краям ущелья и целящихся в них из луков. Олег Иваныч обернулся.
– Назад не советую, – покачал головой Тускат. – Там тоже наши воины. Они же и впереди. Так что, уважаемые гости, положите-ка лучше свое оружие на тропу и отойдите.
Олег Иваныч пожал плечами и, вытащив меч из ножен, небрежно бросил его на землю. Так же поступил и Гриша. А что еще оставалось делать? Геройски погибнуть в неравном бою? Впрочем, тут и боя-то никакого не было бы – утыкали б стрелами в пять секунд.
– Ну и дурень, – произнес про себя Олег Иваныч. В прямом смысле – про себя.
Один из стоявших впереди молодых воинов ловко подхватил оружие и почтительно протянул его находившемуся позади него человеку. Это был достаточно молодой – вряд ли больше тридцати – красивый индеец с надменным лицом и длинным, с небольшой горбинкой, носом. Грудь его закрывали латы, обильно украшенные золотом, а может, и полностью золотые. С плеч небрежно ниспадала пятнистая шкура ягуара, выделанная в виде капюшона голова зверя покрывала голову воина, нависая надо лбом длинными острыми клыками. В правой руке воин держал плоский деревянный меч – макуавитль – длиной чуть меньше сажени, с лезвием из обсидиановых пластинок. Потом, взяв в левую руку стальной меч Олега Иваныча, сравнил, со свистом перерубив подброшенную вверх ветвь, после чего отдал макуавитль молодому индейцу в хлопковом стеганом панцире, видимо оруженосцу. Дождался, когда подойдет Тускат, что-то сказал, потом неожиданно поклонился пленникам, приложив руку к сердцу.
– Великий вождь Тисок рад приветствовать великого белого касика и его друга и просит прощения за то, что вынужден связать вам руки, – перевел масатланец и, в свою очередь, поклонился.
