Тесса Дэр - Леди полуночи
Когда Кейт уселась на коврик возле очага, обхватив руками прижатые к груди колени, он высушил ей волосы полотенцем и помог переодеться в одну из своих сорочек, чистую и сухую. Из соображений благопристойности Торн накинул сорочку ей на голову, укрыв плечи, и только потом расстегнул пуговицы на ее нижней рубашке. Стаскивая с Кейт мокрую насквозь шемизетку, он изо всех сил старался, чтобы его грубые холодные пальцы не коснулись ее обнаженного тела, и отводил в сторону глаза от розовых налитых сосков, когда менял одну рубашку на другую. И постарался не заметить, как свет лампы сквозь тонкий, хрустящий, пахнувший свежестью батист рубашки обозначил ее обнаженный силуэт.
Постарался, но без особого успеха. Что же он за животное!
Торн предпочел бы, чтобы она сама занялась собой, но Кейт пока была явно не в состоянии и вообще, похоже, мало что соображала.
Когда он развел огонь, она пустыми глазами уставилась на пламя, безмолвная и дрожащая. Торн подумал, что это следствие потрясения при воспоминании о жизни в борделе. Возможно, она вдруг осознала потерю матери и теперь переживает приступ скорби по ней.
В любом случае он не станет досаждать ей и утомлять разговорами: просто воспользуется выпавшим ему здесь и сейчас шансом позаботиться о ней. Это было его право и его ответственность. Сейчас, когда Кейт смотрела в огонь, он был счастлив. Когда она придет в себя, ее карие глаза, без сомнения, наполнятся отвращением, глядя на него. Наверняка это будет последний раз, когда она обратит на него свой взор. Самый последний!
– Выпей вот это. – Торн присел на корточки и протянул ей кружку горячего сладкого чая, хорошо сдобренного бренди. – Сразу согреешься.
Он вложил кружку ей в ладони и помог обхватить ее пальцами. Кейт рассеянно уставилась на содержимое и пробормотала:
– Н-не могу с-согреться. Т-так холодно.
Торн протянул ей еще одно одеяло.
– Нет. – Повернув к нему голову, она сфокусировала взгляд на его лице. – Обними меня, Сэмюэл… Пожалуйста.
Эти слова – только эти слова! – нашли в его душе трещину, образовавшуюся от внутренней боли, и заполнили ее. К черту, он пытается поступить благородно. Если она окажется в его объятиях, ему будет трудно сохранить голову ясной.
– Надо заняться твоим платьем, – пытаясь отвлечься, сказал Торн. – Оно почти просохло, нужно лишь…
– Платье подождет. – Трясущимися руками Кейт опустила кружку с чаем на пол. – Я не могу. – Дрожь опять сотрясла ее тело. – Ты мне нужен.
Нехотя Торн опустился на вытертый коврик у нее за спиной, согнул ногу в колене и подставил ей под спину, чтобы она смогла опереться, а другую вытянул к огню. Когда она устроилась поудобнее, обнял ее обеими руками и прижал к груди. Ее холодная щека легла на то место, где билось его сердце.
– Крепче, – попросила она едва слышно. – Обними меня крепче.
Торн подчинился. Мускулы на его руках напряглись.
Теперь он испытывал тот же дискомфорт, что и она, его также сотрясала дрожь, однако его тепла и силы хватит на них двоих.
Нагнув голову, Торн зарылся лицом в ее волосы, согревая своим дыханием. Кейт не выпускала из рук ткань его сорочки. Так они просидели несколько минут. Когда ее губы порозовели и перестали дрожать, Торн испытал потрясающее чувство торжества: все-таки сумел сделать для Кейт что-то хорошее.
Потом Торн вспомнил, кто он и кто – она и почему они оказались здесь. И сказал себе, что это все, конец!
Уткнувшись лицом в шею, он вдохнул пьянящий лимонно-клеверный аромат, решив, что будет обнимать ее до тех пор, пока это возможно.
– Спасибо, – раздался ее шепот. – Мне уже лучше.
Когда Торн поднял голову, она выпустила из рук его сорочку и без всякого выражения продолжила:
– Я вспомнила удивительную историю из твоего детства. Помнишь, я говорила, что у каждого есть своя такая. Была девочка, которая делила с тобой чердак. Надоедливое маленькое создание как привязанное таскалось за тобой по пятам, когда тебе хотелось поиграть с соседскими мальчишками. Иногда по ночам, когда она не могла заснуть, ты начинал смешить ее, развлекал играми, показывал тени на стене, подкармливал сладостями, которые воровал на кухне внизу. Как-то раз среди ночи ты упаковал ее во всю имевшуюся у нее одежду, пальто, капюшон, обмотал шарфом и сказал, что сегодня вы играете в цыган. «У нас будет интересное приключение», – сказал ты.
Кейт посмотрела на него, и в неверном свете очага глаза ее казались огромными.
– Почему ты не рассказал мне все, Сэмюэл? Ты поведал правду о моей матери, но ни слова про себя. – Она коснулась его щеки. – Почему ты не сказал, что спас мне жизнь?
Во рту у него пересохло.
– Этого не было.
– А мне кажется, было. Или что-то похожее на это. Я же сказала, что вспомнила все. – Кейт снова задумчиво уставилась в огонь. – Целую жизнь меня преследовали эти смутные воспоминания. Я стою в длинном темном коридоре. Откуда-то снизу, из-под пола доносятся звуки пианино. Я слышу песню, ту самую, о цветах в саду. В темноте проносится голубая вспышка, и кто-то говорит, обращаясь ко мне: «Будь храброй, моя Кэти».
Спазм перехватил горло, и Торн не мог произнести ни звука.
– Это же был ты, правда ведь? Мы были с тобой на чердаке и готовились сбежать из того места.
Он смог лишь кивнуть.
– Ты взял меня за руку и отворил дверь, потом мы быстро спустились по лестнице. Больше мы туда не возвращались. Это ты отвез меня в Маргит.
Спазм отпустил, и Торн хрипло проговорил:
– Таково было желание твоей матери. Перед смертью она рассказала об этом. Ты была умненькая, в этом мог всякий убедиться. Она узнала из какого-то журнала о школе в Маргите и о том, что туда принимают подкидышей, и очень хотела, чтобы тебя туда отправили.
– Но меня не отправили?
Он покачал головой.
– Позже, когда Элли Роуз умерла…
– Почему я не могу ее вспомнить? – огорченно перебила его Кейт. – Я вспомнила про тебя все – по крохам, по кусочкам, – но сколько бы ни старалась, про нее ничего не могу откопать в памяти.
– Возможно, со временем что-нибудь и вспомнится. В этом нет твоей вины. Да и не видели мы почти наших матерей: если бы болтались у них под ногами, нас вышвырнули бы на улицу. Лишние проблемы никому не нужны. Как бы там ни было, после смерти Элли Роуз прошло несколько недель, потом месяцев. Я знал, что они никогда не отправят тебя в ту школу. Они вообще не собирались тебя отпускать. Держали бы при себе до поры до времени, а потом превратили бы в такую же, как они. Уже и той песне тебя научили. – Его замутило от воспоминания.
– Это они меня научили?
– То место… – Торн перевел дыхание. Ему страшно не хотелось делиться с ней отвратительными подробностями, но они уже далеко зашли и ей нужно было узнать все до конца. – Это было что-то вроде музыкального театра: с музыкой, песнями и девушками, скакавшими по сцене. Они называли это «Оранжерея», а танцовщицы носили имена цветов.
– Например, Элли Роуз, – догадалась Кейт. – Вместо Элинор Хаверфорд.
Он поморщился.
– Ту песню, что ты запомнила… ее пели джентльменам перед началом каждого представления.
– Значит, они учили меня…
– Чтобы ты стала одной из них. Одевали тебя как куколку и выталкивали на сцену. Поначалу кроха просто пела и веселила толпу. Только дьяволу было известно, как долго это могло продолжаться.
Ее лицо скривилось, когда до нее дошел смысл сказанного.
– Это же ужасно!
– Конечно, ужасно, поэтому я и увел тебя оттуда. Именно поэтому мне не хотелось, чтобы ты узнала подробности. – Он нервно провел рукой по волосам. – Кэти, больше никогда не спрашивай меня об этом.
– Согласна. Давай поговорим о другом. Как твоя рука?
– Лучше. Пока плоховато слушается, но уже не болит. Если я, по твоим словам, когда-то спас тебе жизнь, то в тот вечер ты мне отплатила тем же. Теперь мы квиты.
– Сомневаюсь. – Ее пальцы добрались до его распахнутого ворота и раздвинули полы еще шире, выставив на обозрение мускулистую грудь.
Кончиками пальцев Кейт провела по рельефным татуировкам, и он затаил дыхание, борясь с возбуждением от ее прикосновения. Поздно! В паху стало тесно до боли. Отвратительно! Это неправильно, что он испытывает к ней вожделение, после того как все ей рассказал.
– Меня разбирает любопытство, где ты их сделал.
– В разных местах, – неохотно ответил Торн. – Ни одна из них не стоит твоего внимания.
– Но мне хочется узнать.
Кейт выскользнула из его объятий, неожиданно схватилась за край сорочки и задрала ее вверх, обнажив ему живот.
Мускулы его брюшного пресса тут же напряглись.
– Что ты делаешь?
– Тебе не трудно будет называть меня Кэти? Мне нравится, как ты это произносишь. Голос звучит низко, как опасное рычание. – Взявшись двумя руками за сорочку, она потянула ее вверх.
– Кэти… – простонал Торн.
Она улыбнулась.
– Да. Именно так. Меня сразу обдает жаром, а по всему телу бегут мурашки. Теперь подними руки.
