Валерий Большаков - Дорога войны
Лобанов досадливо поморщился и поехал. Гнедой, мерно покачивая головой, пошагал вокруг стада — помнил траекторию.
Поднялся ветер — и почти сразу унялся. Посыпал редкий снежок, тающий в воздухе, закололи иголочки нудной мороси.
Раньше всех поднялись бычки. Вечно голодные, они направились к берегу ручья, поросшему дубами и ореховыми деревьями, напились и пошли шуршать в куче опавшей листвы, выискивая орехи.
Дежурство промелькнуло незаметно. Небо на востоке посерело, пробилось розовым. Заря будто отогнала тучи — снег прекратился, и выглянуло солнце.
Стадо снялось при первых признаках рассвета. Сергий подождал, пока коровы скроются из вида, потом поднялся на холм и огляделся. Вокруг колыхалась трава, лес не стоял стеной, а занимал землю большими и малыми рощицами, оставляя широкие проходы. Влажная трава, прибитая копытами, поднималась не сразу. Роксолан отер мокрое лицо и решил, что снег с дождем — не так уж плохо. По крайней мере пыли нет.
Скорым шагом Лобанов стал нагонять стадо. Он поднимался на каждый склон и внимательно осматривался, прежде чем спуститься с возвышения, стараясь, насколько это было возможно, держаться низин.
Стадо вытянулось в колонну длиной в милю. Сергий с Эдиком стали подгонять отставших, собирая коров поплотнее. Животные постепенно втягивались в ритм перегона, и все меньше коров пытались вернуться домой. К вечеру, проделав почти двадцать миль, стадо расположилось на ночевку под прикрытием обрыва недалеко от реки Тизии.
Перекинув седло на мышастого жеребца, Роксолан подъехал к фургону-кухне.
— На первое рекомендую телятину, тушенную с бобами, — бойко заговорил Эдик, — а на второе — из-зумительное телячье жаркое с гарниром из бобов. В карте вин — дакийское неразбавленное, дакийское с водой и чистая вода безо всякого вредного алкоголя!
— Насыпай давай, — проворчал Гефестай. Поужинав, Сергий немного поспал, расстелив одеяло под необъятным дубом и сквозь сон прислушиваясь к ночным шорохам лагеря.
Искандер разбудил его рано. Тиндарид сидел рядом, натягивая сапоги.
— Вокруг все спокойно… — сказал он негромко. — Слишком спокойно. Заряжай свой арбалет.
Гефестай и Верзон сидели у костра. Они пили легионерскую поску, смешав разбавленное вино с уксусом и взболтанным яйцом. У дака под рукой лежал лук с натянутой тетивой и колчан, полный стрел.
Притопнув надетыми сапогами, Лобанов устроился рядом.
— Дать бульону? — спросил его Верзон. — Горячий!
— А сухари есть?
— Найдем!
— Лей.
Бульон был крепок и горяч. К огню подошел Эдик, протянул сухарь:
— Держи, босс! И помни мою доброту!
— Тише, — проворчал Гефестай.
— Мы с Мадием будем на откосе, — сказал Атей. Сергий молча кивнул. Схрумкал сухарь, запивая бульоном. В нескольких шагах от костра ночь сгустилась до черноты, потому что лагерь прикрывали с одной стороны откосы старого русла, а с другой — деревья.
— Начали? — спросил Верзон.
— Поехали! — дал отмашку бравый кентурион-гастат. Они выехали вчетвером и разъехались вокруг стада.
В такое время все шорохи ночи становятся отчетливыми, а знакомые звуки — странными и пугающими. Но слух человека, живущего на природе, свыкается с ночными шорохами и тресками и выделяет те, которые настораживают. Птица в листве, зверек в траве, шелестящие ветки, вздохи коров — все это привычно.
Пастухи сделали один круг, потом разбились на пары. Сергий ехал с Эдиком.
Стало очень тихо. Не слышались даже обычные звуки, и это встревожило Лобанова, потому что птицы и зверушки затихают, когда рядом кто-то чужой.
— Что ты думаешь, Эдикус?
— Они попытаются подкрасться поближе. К ним подъехали Искандер с Верзоном.
— Мы с Эдиком укроемся в деревьях у реки и встретим их там, — прошептал Роксолан, — прежде чем они нападут.
— Ладно, — сказал дак. — Знать бы, кто подбирается.
Сергий направил коня к деревьям у ручья. Но было поздно. Послышалось короткое сильное шуршание травы — и на них напали.
Неведомые враги набросились молча, на полном скаку. В тишине прозвучал выстрел из лука — щелкнула тетива. Роксолан вскинул арбалет и выстрелил в ответ, метя в сгущение тьмы. Спешно орудуя рычажком, взвел арбалет по новой, вложил короткую, тяжелую стрелу с густым оперением. Донеслось гудение выпущенных стрел. Сергий услышал, как кто-то упал, и чей-то крик. Показалась светлая тень — человек на пятнистой лошади — и Лобанов выстрелил снова.
Лошадь резко развернулась, и в этот момент началась настоящая схватка. Напавшие свернули и с криками поскакали к стаду, которое разом понеслось по долине в сторону от лагеря.
Приметив незнакомый силуэт на фоне неба, Сергий метнул нож. Предсмертный хрип сигнализировал о попадании. Затем, перезаряжая на скаку арбалет и проклиная неумелость в обращении со старым добрым луком, Роксолан бросился вдогон за скотокрадами. Но все кончилось так же быстро, как и началось. Бандиты исчезли вместе со стадом.
Из темноты выехал Эдик:
— Серый! Серый!
— Да здесь я. Кого-то из наших ранили.
Со стороны лагеря примчались всадники, и Верзон выкрикнул:
— Все живы?
Рядом отозвался Гефестай.
— По-моему, это Мадий… — сказал он.
Верзон запалил факел. Да, на траве лежал Мадий. Три стрелы торчали у него из груди, торрекад был мертв.
— Они за это заплатят, — прорычал декан, — клянусь Гибелейзисом, они за это заплатят!
Перегонщики осторожно обыскали местность в поисках убитых или раненых и нашли трупы двух нападавших. Это были даки. По крайней мере они были одеты как даки, а на волосатые, сроду не мытые головы были натянуты волчьи башлыки.
— Двое за одного, — сказал Гефестай.
— К воронам двоих! — взорвался Верзон. — Я бы не променял Мадия и на десяток этих ублюдков!
— Подождем до рассвета, — сказал Сергий, — и выйдем на охоту.
После короткой остановки путники направились на север, ориентируясь на далекую вершину. Путь их лежал по бездорожью.
Временами перегонщики ненадолго вступали под своды леса, но по большей части пологие склоны заросли кустарником и редкими рощицами буков, сменяясь обширными луговинами.
Солнце село, но след, оставленный стадом, был хорошо виден.
Несколько раз Сергий останавливался и прислушивался, не слышно ли мычания. Но тишину ночи нарушали лишь завывания ветра и шуршание сосен.
Пологий склон внезапно вывел их к неглубокому оврагу в форме подковы, почти сплошь поросшему дубняком. В центре его обнаружилась узкая расщелина — справа скала, а слева невысокий обрывчик.
Несмотря на то что всё вокруг отсырело от дождя, «охотникам» удалось набрать сухой коры и листьев из-под поваленного дерева.
Скила примостился на траве и вынул из сумки «огневые» принадлежности — палку, изогнутую луком, только вместо тетивы была кожаная полоска, длинная и провисающая. Обмотав ею деревянный колышек, сармат уткнул его острием в сухую дощечку, а другой конец придавил плоским камнем с выемкой.
— Атей, — позвал он негромко.
Атей бережно достал из мешочка на поясе орех, обляпанный воском, и вскрыл его. Вместо ядра орешек содержал сухой трут — торрекад бережно подложил его под колышек, и Скила принялся двигать «луком», раскручивая снасть. Эдик глядел за его манипуляциями, не отрываясь.
Скоро потянуло жженым — колышек, вращаясь то туда, то сюда, втирался в дощечку, поскрипывая и жужжа. Потянулась белесая струйка дыма. Атей осторожно склонился и нежно подул на затлевшую искорку. Вспыхнул огонек. Сармат скормил ему сухую былинку, и тот окреп, взялся за щепочку, лизнул кору. И разгорелся костерок.
Он был такой крошечный, что свободно уместился бы под колпаком, но приготовить на нем кальду, горячее разбавленное вино, было можно. А главное, огонь был укрыт со всех сторон, врагам не рассмотреть.
Отойдя от костра, Сергий направился на звук текущей воды. В кустах раздался громкий шорох, протяжное уханье. Лобанов поспешно схватился за меч, но тут же опустил руку и усмехнулся. Это всего-навсего взлетела вспугнутая им сова. Выйдя к ручью, он опустился на корточки и попробовал холодную свежую воду.
Ручей тонкой струйкой сочился из-под груды камней и впадал в небольшую заводь чуть ниже по склону.
Взошла яркая луна. Пухлые тучи, нависшие над холмами, поросшими соснами, придавали всей картине мрачную торжественность. Потом серая хмарь наплыла на луну и размыла синий свет.
Напившись вволю, Сергий вернулся к своим спутникам.
Блики огня плясали на влажных лошадиных боках, отражались от блестящих кожаных седел.
— Подождем до рассвета? — спросил Лобанов. — Или двинем потихоньку?
— Двинем! — решительно заявил Верзон. — Если бы мы одну корову искали. А тут их полторы тыщи! По такому-то следу можно и в темноте выйти.
