Спасти кавказского пленника (СИ) - "Greko"

Через неделю встречавшие меня ногайцы вернулись с прапорщиком Каймурзой Беймурзовым. Он, как и я, был не в мундире, а в щегольской белой черкеске.

— Джандетли болсун! Поедем к тахтамышевским ногаям на тот берег. Странный человек к ним прибежал. Голый. Сперва испугались, что шайтан. Но потом разобрались. Бормочет что-то про пленного русского офицера. Поговори с ним. Может, что и поймешь.

Добрались до нового аула без проблем с большим отрядом. Ногаи окружали меня со всех сторон. Берегли. Но к нам по дороге никто не полез ни с вопросами, ни с угрозами.

В юрте сидел изможденный русский, наряженный в хламиду с чужого плеча. Представился бежавшим из черкесского плена казаком Петром Петровым (наверняка, был из беглых крестьян, родства не помнивших). Рассказал мне такое, что мигом настроение взлетело до небес.

Голым его нашли потому, что он пытался переплыть реку, воспользовавшись деревом, чтобы выбраться на равнину. Сложил на него одежду. Но на середине реки дерево унесло. Вот он и выбрался к ногаям, тряся мудями. Нагой к ногаям — вот такой вышел каламбур.

До этого он шесть дней скитался по лесам. Шел, ориентируясь по солнцу на север. Прятался от черкесских разъездов. Питался одними грушами и ягодой, которую птицы не успели склевать.

— В ауле со мной сидел в запертом домике пленный русский офицер. Представился поручиком Федором Федоровичем Торнау…

«Есть! Ну, есть же! — возликовал я. — Нашелся!».

— … Его держат в цепях. Он уже дважды пытался бежать. Со мной не смог. Плох совсем стал. Болеет. Из всей одежды на нем лишь кошачья шуба без рукавов да подштанники. Он где-то раздобыл напильник. Помог мне от цепей избавиться. И наказал передать о себе весточку. Особо подчеркнул, чтобы не Зассу, а генералу Вельяминову.

— Объяснил, почему?

Казак подтвердил версию Карамурзина о последствиях нападения на абадзехские аулы.

— Сам-то где в плен попал? Не в том бою?

— Нет! Меня Тамбиев захватил, когда я в составе обоза ехал к Вознесенскому укреплению. На левом берегу.

— А что Тамбиев? Часто в набеги отъезжает?

— Редко. Все ждет, когда на него богатство свалится за барона. Он к нему с уважением относится, как к дворянину. Разговаривает вежливо.

— Ага! А цепи надел от большой любви…

— Боится его упустить.

— То есть он из аула почти не выезжает?

— Редко-редко. То арбу с просо привезет. То пленного татарина. Бедно живут. Земля плохо родит. Потому и промышляет воровством. Но больше соседей донимает. За Кубань идет лишь в составе больших отрядов, когда отказаться никак нельзя.

— Сможешь место на карте показать, где аул стоит?

— Извиняйте, господин офицер. В картах ничего не понимаю.

Попытался расспросить про аул, про приметы. Казак мало чем мог помочь. Сидел взаперти. Ничего не видел. Когда бежал, было не до примет. Лес, горы…

Стал обсуждать с Беймурзовым, как определить точку поиска. Каймурза пожал плечами. Он и сам в картах ничего не понимал.

— Нужно ехать к князю Тембулату! В аул Шахгирей.

— Не велено, — отмахнулся прапорщик.

— Князь мне не начальник! Сказал, едем — значит, едем!

Беймурзов удивился. Поколебался. Махнул рукой.

— Ну, поехали, раз настаиваешь.

Все тем же большим отрядом поскакали в Псебай.

Дорогой Каймурза все меня пытал:

— Объясните мне, господин прапорщик! На Святки — или какой там у русских праздник — затевают в станицах веселую игру. Девки встают в круг лицом наружу. Держат в руках жерди. Молодые казаки на конях должны внутрь пробиться. А девки их жердями отталкивают. Кто прорвался, может любую целовать, сколько захочет. А у меня никак не выходит, — прапорщик состроил жалобную мину.

— А у других получается?

— У русских, кто покрасивее, — признался Беймурзов.

Я оглядел скуластое лицо Каймурзы с исторически сложившимся разрезом глаз.

— Вот тебе и ответ!

— Почему так говоришь? — возмутился ногай. — Я красавчик, каких поискать!

… У шахгирейцев Тембулата не было. На хозяйстве «сидел» его буйный братишка. Стали втроем гадать, где могут держать Торнау. Ничего путного не придумали. Бий Карамурзин к абадзехам ездил редко. Каймурза и вовсе у них не был. Но Тамбиева встречали.

— Не пойму я, — признался Карамурзин-младший, — чем этот кабардинец абадзехам угодил? Разбойник из него худой. Кичится своим древним происхождением. Абадзехи своих князей повыгоняли. На кой им сдался кабардинский?

Этого нам не смог объяснить и вернувшийся вечером Тембулат. Узнав о рассказе казака, он пришел в волнение, но не настолько, чтобы восхищаться или немедленно выдвигаться на поиски.

— Я Джансеида отыскал. Долго с ним говорили. Старый хаджи сам не рад, что влез в эту историю с Торнау. Умные люди ему объяснили, что больше позора нашел, чем славы. Вот он и думает, как все обратно отыграть. Попросил его передать Тамбиеву, что царское правительство от идеи выкупа отказалось. Но родственники готовы собрать двенадцать тысяч рублей серебром. Джансеид обещал содействовать.

— Быть может, он хочет с русскими замириться?

— Это вряд ли. Понимает, что мосты сожжены. Вы спрашиваете, почто Тамбиеву почет? Я еще больше удивляюсь, зачем Джансеид снова русским канлу объявил. Старый уже. И мудрый. Сказал мне: «если все объединятся, век пройдет, пока русские горы захватят». Не уверен лишь, что выйдет у черкесов сплотиться. Но оружие на стену вешать уже не хочет.

— Как он с такими мыслями может думать о возвращении нам русского? — удивились все присутствующие.

— А он и не думает возвращать, — хитро улыбнулся Тембулат. — Но и не станет возражать, если Федор сбежит с нашей помощью!

— Но ведь казак сказал, что Торнау у Тамбиева! — вскричал я.

— Пока — у Тамбиева, — согласился князь. — Но я договорился с Джансеидом, что он русского заберет к себе. Будет лечить. А то, не дай Аллах такому случиться, пропадет офицер. И останется Тамбиев без двенадцати тысяч. А еще он испугался, как услышал про смерть Аслан-бея. И теперь может думать, что опасно держать у себя русского.

— Тамбиев хитрый, — возразил Бий. — Не пойдет на такое.

— И не таких хитрецов вокруг пальца обводил, — спокойно возразил Тембулат. — Посоветовал я Джансеиду пообещать своему подельнику две тысячи целковых, если офицер умрет или исчезнет.

— И он согласится? — усомнился снова младший брат.

— Куда он денется⁈ — хмыкнул Карамурзин. — Но затаится рядом. Будет следить, чтобы ничего не случилось. Чтобы поднять абадзехов в погоню, если Джансеид предаст.

— Как же нам быть⁈ — в волнении спросил я.

— Тоже спрячемся поблизости. Не сможет Тамбиев вечно сидеть на одном месте и караулить. Как отъедет, так и начнем действовать.

— А нас не заметят?

— Чтобы меня, старого абрека, кто-то нашел в лесу, если сам того не захочу⁈ Не бывать такому никогда!

— Когда же устроим засаду?

— Джансеид пришлет гонца! — самодовольно ответил Карамурзин. У него все было просчитано наперед.

Гонец прибыл через три дня. Мы сразу выдвинулись в поход. С нами был переводчик Тембулата Кривой Али. Захватили с собой побольше войлочных подстилок и теплую одежду для Торнау. В горах в любое время прохладно, а сейчас, в конце октября, и вовсе можно было дать дуба от холодрыги и постоянного дождя. Сколько нам придется скрываться в лесу, никто предсказать не мог.

Не доезжая до аула Джасеида, спрятались в глубокой балке. Огонь не разжигали. Укрылись ветками. Карамурзин специально отъехал в сторону, чтобы проверить маскировку. Замечаний не сделал. Отправился вместе с гонцом и Кривым Али в аул.

Вернулся через несколько часов.

— Я виделся с Торнау!

Все пришли в возбуждение. Посыпались вопросы о пленнике.

— Притворяется сильно хворым. Сам не то чтобы здоров, но в седле усидит. Условился с ним о сигналах. Оставил в ауле Кривого Али, чтобы он подал тайный знак Федору, когда придет время.

— А когда оно придет?

— А это от Тембиева зависит. Он, как я и предсказывал, засел тут неподалеку.