Наследник из прошлого (СИ) - Чайка Дмитрий

— Сражайся, трус проклятый! — заревел хан и повел коня быстрым шагом. Вот и все. Начал уставать…

— Знаешь, пастух, как гетайры Александра победили персидских катафрактов? — крикнул я. — А как арабы разбили непобедимых ромеев? Не знаешь? А вот я знаю! Догоняй!

И мой конь снова рванул с места, зайдя Омуртагу в тыл. Я мог ранить ханского жеребца, ударив его в ногу, но рука не поднималась. Конь был красоты неописуемой, и явно весь поход шел налегке, питаясь отборным зерном. Я достал булаву, притороченную к поясу, и продел руку в кожаную петлю. Я моложе, я легче, на мне кольчуга из плоских колец. И мой конь еще дышит ровно. Осталось недолго. Враг замешкается, и я не растеряюсь.

Я подъезжал ближе и убегал, имитировал атаку и уходил, когда ханский жеребец набирал разбег. Я налетал то справа, то слева, заставляя закованного в железа всадника крутиться волчком. Ханский конь дышал с хриплым свистом, из его пасти летели хлопья пены, а красивые, почти человеческие глаза затянула усталая мука. И наконец он встал, отказываясь подчиняться узде. И это промедление стоило Омуртагу жизни. Я незатейливо врезал ему по башке булавой, а когда он упал, гремя железом, воткнул нож прямо в горло.

Да, я знаю, что не прав. Я должен был произнести пафосную речь, красиво воздеть руки и застыть, омываемый лучами закатного солнца. Вместо этого я отпилил башку поверженного врага и поднял ее над головой. Конь был теперь мой, доспех тоже мой, а башка поедет в Братиславу, где ее уже ждет придворный ювелир.

Войско болгар загудело зло, но никто не выстрелил в мою сторону, и даже кулаком не погрозил. Я вызвал хана на поединок, и я победил. Боги высказали свою волю, а значит, болгары вернутся домой.

Степняки уйдут в свои кочевья, а вот я двину войско на Брячиславль. Мне очень нужно поговорить с одним генералом, причем в присутствии палача.

Глава 19

Стены Братиславы показались на горизонте, и я облегченно выдохнул. Всю дорогу от Торуньского замка я проскакал, переодетый в одежду обычного всадника, смешавшись с воинами. Если и выцеливали меня по дороге, то ничего у них не получилось. Не сыскать меня в пыльной серой змее из тысяч степняков. А вот тут-то я призадумался… Войти в столицу придется торжественным маршем, и никак иначе. Империя так давно не знала побед, что такой повод ни за что не упустят.

— Сулак! — толкнул я локтем в бок потомка аварских ханов. — Пошли-ка гонца во дворец. Вдруг нам торжественную встречу готовят. Из округа телеграфом давно уже сообщение отправили.

Я не ошибся, отправили… И подготовили… А из дворца прилетел гонец, который почтительно попросил меня войти в город завтра в полдень, ибо его царственность приказала в честь возвращения моей светлости с победой подготовить настоящий триумф. М-да… на редкость дерьмовая ситуация. Из этого легкого затруднения меня вывел Деян, который вытянулся столбом и ударил кулаком в грудь.

— Разрешите обратиться, ваше сиятельство! — преданно поедал он меня глазами.

— Говори, — бросил я, с легким неудовольствием разглядывая дыру на своем сапоге. Оборвались мы в этом походе знатно, конечно. Да и с магазинами одежды в Карпатах плохо. Их там почти нет.

— Дозвольте в вашем доспехе и шлеме в столицу въехать? — негромко спросил он. — Шлем закрытый, лица никто не увидит. А по сложению мы с вами схожи.

— Ты знаешь то, чего не знаю я? — сапог меня интересовал теперь куда меньше, чем этот отчаянный парень.

— Могу только догадываться, — пожал тот плечами и белозубо усмехнулся. — Я был в цирке, когда вы боярина Любимова того… Великие семьи такого не прощают. Мой род и сам от Любимовых натерпелся. Думаю, не зря точное время назначили.

— Сколько, говоришь, у тебя сестер? — поднял я на него глаза.

— Пятеро, ваша светлость, — невесело ответил тот. — И все не просватаны. Бесприданницы ведь, хоть и хорошего рода…

Я, кажется, начал понимать причину такой отчаянной смелости.Только вот смелость его порой идет впереди ума. Э-эх… Он не смог арестовать Лешко Радича. Генерал понял все и сразу, а потому дал моим людям настоящий бой. Он убил двоих, пока они пытались взять его живьем, и воины озверели, изрубив его в капусту. Вот так я и остался без важного свидетеля.

Полдень следующего дня наступил так быстро, что я и оглянуться не успел. По крайней мере, нам привезли кипы нарядной одежды, которую всадники напялили на себя, чуть не визжа от восторга и радуясь, как дети. Ведь эту одежду им подарили. А я вспоминал: гусары, легкая конница на мелких лошадках. Они одевались невероятно ярко и броско. Не дураки были предки. Надо учесть. Если удастся сделать пистоли, то гусарский полк соберу из этих парней. Сабля и пара стволов в седельных кобурах. И, наверное, лук пока придется оставить. Они без него себя мужчинами не чувствуют. Ведь гусары как род войск возникли именно здесь, на территории Венгрии. И основой их стали бывшие кочевники. Да, форма, это очень важно. Все эти ментики, эполеты, золоченые шнуры… Непременно, чтобы кровь, капающая из глаз соседей, и ошпаренные девичьи коленки прилагались ко всему этому. Иначе не поймут.

Большое заблуждение думать, что в Средневековье все носят только серое и черное. Строго наоборот! Тут даже простой лавочник порой одевается так, словно хочет посрамить радугу. А даны с их необъятными шароварами, татуировками, браслетами на запястьях и цветными плащами? Люди Средневековья, они как дети, любят все яркое и нарядное. Потому как жизнь тяжелая и, порой, весьма мрачная и недолгая. Вот они и добавляют в нее красок как могут.

Да… полк гусар и полк улан с пиками. Тоже приличная сила была в свое время. Что тут у нас с селитрой? Коста должен был ее мне в Измаил привезти прямо на базу Ордена. Надеюсь, они там еще все с целыми пальцами. Как же не ко времени праздники эти. Неделя, не больше, и уезжаю отсюда. У меня ведь товарищи в Ольвии воюют.

Огромный город высыпал на улицы весь. Людское море шумело, перекатываясь волнами восторженных криков. Сегодня закрылись лавки и мануфактуры, и несметные толпы жались к домам, чтобы не пропустить ни секунды из зрелища, о котором будут рассказывать детям. Простолюдины лезли чуть ли не под копыта коней, а люди побогаче махали руками и платками из окон домов, которые ради такого случая были распахнуты настежь. Малых детей поднимали вверх, а молодые девчонки визжали как полоумные, протягивая руки к воинам, которые то и дело свешивались с седла, чтобы жадно ухватить податливое девичье тело. Сегодня им это дозволялось. И поить их сегодня будут бесплатно в любой харчевне, и за великую честь это посчитают. Вот так вот народ по победам истосковался.

Речь степняков понемногу растворялась в словенском диалекте, привнеся в него множество новых слов. Как иначе служить в армии, где у приказов один язык? И лишь в дальних кочевьях еще говорили на своем, исконном наречии, которое пока умирать не спешило. Потомков авар, которыми пугали детей, теперь считали обычными людьми, только живущими по-своему. Как римлян Далмации или словен-лесовиков в ляшском приграничье. Ну вот такой народ, и все. Без какой-либо злобы и отторжения. Я удивился даже, сколько усилий потрачено на это было. Вон лавочник бросает чернявому обрину свежайший калач, а тот ловит его на лету и прикладывает руку к сердцу. Крепкий клей сварили мои потомки и собрали из дикой мешанины племен почти что единый народ. Впрок пошла им моя тетрадь.

— Приходи после заката, воин, — вцепилась в стремя пышная молодка. — Вот мой дом. Приходи! И накормлю, и приголублю! Одна я…

Я слегка ошалел от такого внимания и поехал дальше. Сейчас поважнее дела есть, чем вдовушек ублажать. В десяти шагах впереди меня ехал Деян, который вполне вжился в свою роль и даже малость переигрывал. Он, одетый в пурпурный плащ и вызолоченный шлем, вертелся из стороны в сторону, махал окружающим людям, касался протянутых к нему рук и благословлял детей. Наверное, он правильно делал, я бы не додумался. Новый город уже заканчивается. Когда?.. Ну же!..