Комсомолец - Федин Андрей Анатольевич

Взглядом отыскал на стене выключатель. Шагнул к нему, коснулся грязной кнопки рукой. Помещение погреба вмиг перестало казаться пугающим и наполненным загадками, когда справа от меня под потолком вспыхнул свет. Грозные великаны превратились в стеллажи. Высокие сталагмиты – в стопки деревянных ящиков с овощами. Хитросплетения паутины оказались грязными разводами на стенах. А гигантские крысы стали обычными, раздутыми от содержимого холщовыми мешками.

«И никаких человечески тел, висящих на вбитых в стену металлических крюках».

Я закусил губу – всегда так поступал, когда понимал, что допустил ошибку. Рассматривал валявшиеся на полу подгнившие яблоки. Пытался сообразить: обрадовался тому, что не нашел в подвале трупы и гирлянды из человеческих костей, или огорчился этому факту. Подумал, что напрасно сломал замок. Что если еще и в огороде ничего не отрою… А может, и вся эта возня с охотой на Каннибала – пустая затея? Может, и нет никаких костей? И вся та история о Зареченском каннибале – выдумка охочих до сенсаций журналистов?

Вздрогнул. Потому что снова услышал звон. Звук раздался не наверху, во дворе – здесь, в подвале, за рядами стеллажей и грудой мешков. Или среди ящиков? Я присмотрелся, но не увидел ни на полу, ни на полках никакого движения. Если и пробежала крыса, то я ее не заметил. Носком туфли отбросил с дороги яблоко, прошел к шкафам, обогнул мешки и ящики. Увидел между стеллажами пустое пространство, будто дверной проем. Я сжал в руке кастет, шагнул в этот проем, всматриваясь в царивший за стеллажами полумрак.

Первым делом я увидел на стене почти у самого пола широкую длинную полку, покрытую светлой тканью. Не заставленную ящиками, банками, бочками или ведрами – пустую… если не считать стоявшего на ней в самом углу мешка. Желтый свет лампы в этот закуток почти не проникал, а моя фигура почти полностью перекрывала доступ тому, что добирался сюда через проход между шкафами. Я сделал маленький шажок вперед, вглядываясь себе под ноги. Различил на полу очертания то ли корзины, то ли таза…

Звякнула цепь. Рядом со мной.

Я поднял голову, взглянул на источник звука – на тот самый мешок, что стоял на краю полки.

– Не надо, – плаксивым женским голосом произнес мешок. – Пожалуйста, не надо!

Глава 14

– Твою ж!.. – выдохнул я в прижатый к лицу платок.

Отшатнулся, врезался в угол стеллажа плечом. Моего веса не хватило, чтобы опрокинуть шкаф, но с полок что-то свалилось на пол. Судя по глухим звукам, посыпались не стеклянные банки (овощи?). Мне на голову упал клок смешанной с пылью паутины. Я стряхнул его с волос платком – впустил в легкие запах фекалий, гнили и немытого человеческого тела. Выругался красочно, но беззвучно: чтобы не испугать обитательницу погреба.

– Не надо! – повторила та, кого я поначалу принял за мешок.

«Давно я так не пугался», – промелькнула в голове мысль.

Смотрел на… похожее на мешок темное нечто. Попытался выровнять дыхание, успокоить сердцебиение (истерично заметавшееся в груди сердце едва не пробило себе путь наружу).

«Вот и напомнила о себе боязнь подземелий и замкнутых пространств. Не оставила меня в покое даже в новом теле», – подумал я. И удивился собственным неуместным мыслям.

Опустил взметнувшийся для упреждающего удара кулак со свинцовым кастетом на костяшках пальцев (моя обычная реакция на неожиданности). Шагнул в комнатушку за шкафами. Но не к «мешку», в противоположную сторону. Освободил проход, через который в маленькую комнатку (не с полкой на стене, а с узкой деревянной кроватью) ворвался тусклый желтоватый свет.

– Твою ж… – повторил я. Потому что разглядел свою находку – укутанную в покрывало (или одеяло?) женщину.

Та сидела на узкой койке, жалась в угол. Обнимала руками прижатые к груди ноги. И следила за мной из-под копны темных, давно нечесаных волос. Губы женщины тряслись (заметил на них пятна ран). Блестящие глаза пугливо смотрели поверх голых коленок. Но не мне в лицо, а чуть выше – туда, где на буденовке красовалась красная пятиконечная звезда.

– Ты кто? – спросил я.

Женщина не ответила. Закрыла лицо руками. Содрогнулась всем телом. Заскулила, зазвенела звеньями свисавшей с ее горла цепочки (копии той цепи, что я видел наверху, на собаке). Увидел на шее обитательницы подвала темную полосу, похожую на ошейник. Цепь соединяла эту полоску с вбитой в стену примерно на уровне моих колен толстой металлической скобой.

– Все хорошо, – сказал я. – Не бойся.

Судорожно пытался сообразить, какие действия запланировал на подобный случай. Перебирал в голове варианты своего плана. И понимал, что ни один из них не годился. Я предполагал, что Каннибал нападет на меня. Допускал, что займусь раскопками в огороде. Надеялся увидеть в доме Каннибала железные доказательства причастности Жидкова к жутким преступлениям.

Но никак не рассчитывал обнаружить в его погребе пленницу.

Женщина меня словно не услышала. Она дрожала и повторяла одни и те же слова.

– Не надо, – говорила она. – Пожалуйста, не надо!..

Я спрятал кастет в карман. Пытался сообразить, что именно должен сейчас сделать. Давно привык быстро принимать решения – и за себя, и за других людей. Вот и теперь мысли и предположения постепенно кристаллизовались в конкретный план. Точнее, я спешно перекраивал один из прежних вариантов плана, с учетом вновь открывшихся обстоятельств.

– …Не надо. Пожалуйста, не надо! Пожалуйста…

Я знал несколько способов справиться с женской истерикой. Вот только понимал: в данном случае не годился ни один из них. Тут нужна была помощь специалистов, а не участие профана, мнившего себя в прошлом знатоком женских повадок. Шагнул было к женщине – та взвизгнула, вжалась в стену, взвыла, как раненый щенок. Спрятала под ладонями лицо. Тряслась (я различил, как цокали ее зубы).

– Каннибал, с-с-сука… – прошипел я и направился к выходу из погреба.

Я понял, что именно буду делать дальше, когда взбирался по лестнице навстречу солнечному свету. Сердце билось в груди размеренно и спокойно: я принял решение, оставалось лишь осуществить свои намерения.

Сощурился: на улице рассвело, поднявшееся над горизонтом солнце разогнало остатки ночного мрака. Бросил взгляд на неумолкавшего пса (тот неутомимо проверял свою цепь на прочность). Спрятал платок. По пути к крыльцу дома Зареченского каннибала вдохнул полной грудью свежий утренний воздух.

Рихард Жидков очнулся. И даже переместился к порогу комнаты. Мужчина услышал мои шаги, перестал натужно сопеть, повернул ко мне лицо. От кляпа он пока не избавился. Все так же лежал, согнутый в дугу. Грозно сверкал глазами – пока не испуганно… но это пока. Я с ходу пнул его ногой в живот – позволил себе проявить слабость. В голове не мелькнули мысли о том, что плохо бить лежачего и связанного человека. Потому что я считал: бить Каннибала можно, а мне еще и нужно, чтобы выплеснуть эмоции, настроиться на деловой лад.

– Вот такие пирожки с капустой, – сказал я. – Приплыл ты, мужик. Все.

Склонился над Жидковым, посмотрел в его выпученные глаза. Не увидел в них страха. Заметил, что из-под шарфа-кляпа вытекала слюна, капала на пол – точно, как с морды того пса, что продолжал надрывно лаять во дворе. Хмыкнул. Хозяин дома сверлил меня гневным взглядом. Рычал, будто сыпал угрозами. Дергался, вновь и вновь пытаясь освободиться от пут. Он явно пока не осознавал, что случилось. Наверняка считал меня либо юным грабителем, либо просто хулиганом.

– Грохнуть бы тебя, сучонок… – сказал я. Ухмыльнулся. – Да кто ж тогда поведает советским милиционерам о твоих приключениях?

Толкнул мужчину ногой, несильно.

– В прошлый раз так толком ничего и не выяснили. Не разобрались, где и как ты искал людей. Не опознали и половину тех, кого ты прикопал у себя на грядке за домом.

Рихард Жидков замолчал. Застыл, будто снова потерял сознание. Его мышцы расслабились, спрятались под бледной кожей еще мгновение назад выпиравшие на шее жилы. Но мужчина не прикрыл глаза. Он продолжал внимательно меня разглядывать. Мне показалось, взгляд его изменился. Да и сам Жидков будто успокоился, будто вдруг сменил личину. Лицо хозяина дома застыло, подобно восковой маске. Лишь капли слюны продолжали падать на коричневые доски пола.