Комсомолец - Федин Андрей Анатольевич
Собачий лай мешал мне успокоиться – звучал, как та противоугонная сигнализация: больно бил по нервам и нисколько не услаждал слух. Я взглянул на разодранный локоть, отряхнул с него грязь. Рана на руке заживет быстро, а вот сумею ли залатать разодранный рукав на футболке – не факт.
Я поднялся с земли, отряхнул штаны. Убедился, что они не пострадали (пятна грязи не в счет). Поднял с земли лопату, замахнулся ею на пса. Обозвал того парочкой слов: неприличных, но очень точно передавших мое отношение к бросившемуся на меня (исподтишка!) зверю. Заставил себя успокоиться.
Сжал в руке черенок лопаты, но не как инструмент для работы – как оружие для самообороны. Грозный вид лопаты в моих руках не заставил пса умолкнуть. Напротив, тот захрипел, затрясся, раз за разом мощными рывками проверяя цепь на прочность. Я пренебрежительно сплюнул в его сторону…
Но не спешил отправиться к грядкам за домом – продолжал маячить в пяти шагах от голосистого зверя. Не для того, чтобы позлить четвероногого охранника, а потому что отметил странность: замок на той двери, которую я буквально наощупь нашел неподалеку от собачьей будки.
Зажатое между двумя сараями деревянное строение показалось мне похожим на крохотную кладовку, а то и вовсе на душевую кабину или уличный туалет «типа сортир». В примерно такое же строение я в колхозе ходил… читать на обрывках современной прессы статьи о трудовых подвигах советских граждан.
Но не наличие подобного сооружения вызвало мое удивление, а замок на его двери.
Ни одну хозяйственную постройку во дворе дома Рихарда Жидкова я не нашел запертой. Максимум – с плотно прикрытой дверью. Даже тот сарай, где отдыхал черный железный конь «Урал» (главная ценность, обнаруженная мною в этом дворе), не имел на своей двери ничего, кроме скромной деревянной щеколды.
Я толкнул замок черенком лопаты – действительно заперт, не висел лишь для вида. Мощный, громоздкий, не один из тех крохотных замочков, что в будущем будут вешать даже на почтовые ящики, а молодежь станет носить их на сумках и рюкзаках в качестве украшения.
«Серьезная вещица», – отметил я.
И только теперь заметил другую странность на двери. Ее края были обиты войлоком – хороший способ не выпустить наружу неприятные запахи, вполне пригодный для использования на двери того же туалета… домашнего, а не расположенного на улице.
– Все страньше и страньше, – пробормотал я.
Пес, чуть убавивший было громкость лая, от звуков моего голоса вновь добавил в свои истеричные вопли децибел. Но я уже убедился в прочности цепи и очертил в своем воображении безопасную зону вокруг шумного четвероногого стража, поэтому перестал обращать на мохнатого зверя внимание.
А вот странная запертая дверь будоражила мое любопытство все сильнее, потому что я никак не мог сообразить, что могло быть для хозяина дома столь ценным, что он упрятал это что-то под замок. Ведь если следовать понятной мне логике, от воришек стоило обезопасить в первую очередь велосипед и инструменты.
Но Рихард Жидков, похоже, рассуждал, не как я.
Или же я пока чего-то не знал.
Но сейчас обязательно узнаю.
Мне и в голову не пришло отправиться в дом на поиски ключа от загадочного помещения. Лай собаки намекал, что на вскрытие запора у меня в запасе не так уж много времени. Я вновь воровато огляделся по сторонам и направился в сарай, где стоял велосипед: собирался решить вопрос простым, варварским способом.
Все те ролики с инструкциями по открыванию замков подручными средствами, что я от нечего делать когда-то смотрел в интернете, не всплыли сейчас в моей памяти. Я не допустил и мысли, что стану ковырять в замочной скважине обломком канцелярской скрепки. Вернулся к запертой двери с топором.
Так и хотел поплевать на ладони перед тем, как приступить к делу. Но я не оставил на топорище лишних следов. Лихо размахнулся и ударил обухом по замку. Звон получился громкий (испугано шарахнулся к будке пес). И результат не заставил себя долго ждать: понадобилось нанести всего восемь ударов.
Замок ударился о землю в опасной близости от моей туфли. Звякнул о камни, замер. Я сжимал топорище, продолжал ощущать ладонями вибрацию. Подумал: «Нападение на хозяина дома, нанесение телесных повреждений… не тяжких, а теперь еще и взлом… Нормальный букет получился».
Поставил топор у стены по соседству с лопатой. Цыкнул на пса – тот не умолк, а лишь прибавил громкости. Вынул из металлических проушин дужку замка, уронил ее себе под ноги (подавил желание метнуть ею в собаку). Приоткрыл дверь и тут же зажал рукой ноздри: в нос ударил запах гнили и фекалий. В крохотное помещение ворвался пока неяркий солнечный свет. Вот только осветил он не возвышение с дырой в полу вместо унитаза, а дыру побольше, от края которой вниз вела добротная деревянная лестница.
«Погреб?» – мелькнула в голове догадка. Я разочарованно выдохнул – через рот, потому что продолжал двумя пальцами зажимать нос. Пошарил взглядом по стене, отыскал выключатель. Нажал на него – над лестницей вспыхнул свет, но не внизу. Я неуверенно убрал руку от лица… но тут же убедился, что мерзкий запах мне не привиделся. Большой платок, заготовленный еще при прошлой прогулке к этому дому (на всякий случай), пригодился. Я вынул его из кармана, прижал к лицу. Нафталиновый запашок показался мне приятным ароматом.
Моя нога задела дужку замка, отфутболил ее к стене.
«Ну, не картошку же он здесь прятал», – подумал я.
Посчитал, что витавший в подвале душок отпугнул бы любого картофельного вора лучше любого замка. Потому что я и сам не горел желанием спускаться вниз. Хотя и чувствовал, что отыщу там именно то, ради чего и затеял хождение по сараям. Ведь тот, кто не переживает за сохранность инструментов и велосипеда, не станет прятать под замком бочонки с солеными огурцами, проросший картофель и свеклу (что еще хранят в погребе?).
Я убедился, что в калитку дома не ломились потревоженные собачьим лаем соседи и прочие нежданные гости, удостоверился, что они не застанут меня в погребе, как в ловушке. На всякий случай поднял с земли топор, взял его наизготовку (с детства побаивался подземелий). Потом взглянул на платок в другой руке. Понял, что вряд ли спущусь в подвал с двумя ношами невредимым. Колебался недолго. Брезгливость пересилила осторожность. Топор вновь занял место рядом с лопатой. Уж очень не понравился мне ароматный подвальный воздух!
Сердце, восстановившее было привычный ритм сокращений, вновь затрепетало, как после резкого ускорения при беге. Я повернулся лицом к безоблачному небу, сделал с полдюжины глубоких вздохов. Словно прощался с миром и свободой. Усмехнулся, представив, каким идиотом и слюнтяем выглядел сейчас со стороны.
«Ты бы еще веб-камеру туда спустил, чтобы разведать обстановку и отпугнуть картофельных монстров», – подумал я.
Вновь прижал к лицу платок и нащупал ногой первую ступень лестницы.
Спускался я неторопливо. То и дело посматривал через плечо вниз, на маленький пятачок пола, освещенного висевшей над ступенями лестницы лампой, вглядывался в очертания прятавшихся во мраке предметов, похожих на мешки и деревянные ящики. Прислушивался. Но если внизу и раздавался мышиный писк, да цоканье о камни крохотных коготков, то их полностью заглушал лай все еще бесновавшегося во дворе пса. Мышей и крыс я не боялся. Но совать ногу в капкан не желал. Потому не торопился, рассматривал ступени, оглядывался по сторонам.
Повезло: не загнал в ладонь при спуске занозы и не свернул при падении шею. Спрыгнул с лестницы на деревянный пол – тот заскрипел и затрещал под ногами, извещая крыс, мышей и картофельных монстров о моем появлении. Я торопливо сунул руку в карман, вставил пальцы в отверстия кастета. Вынул свинчатку, замер, прислушался. Потому что услышал знакомый звон. Почудилось, что ударились друг о друга звенья цепи. Но не там, наверху, рядом с собачьей будкой – здесь, в нескольких шагах от меня.
Возобновил дыхание: звук не повторился.
Я ухмыльнулся в платок. Вспомнил, как в начале девяностых вместе с тогдашней подружкой и ее приятелями-диггерами спускался в старую шахту. И как вернулся из того путешествия с сантиметровым слоем грязи на коже и в одежде, пропахший нечистотами и дымом с вывихнутой ключицей. Сомневаюсь, что ради прекрасных глаз и длинных стройных ног когда-либо пускался на большее безумство. Тот поход под землю не излечил мою фобию, как я втайне надеялся, лишь усугубил ее и поставил крест на моих отношениях с девчонкой-диггершей.