Журналист: Назад в СССР (СИ) - "товарищ Морозов"
— Якушев? Александр? — с видом казенного курьера осведомился он, слегка приспуская очки с переносицы.
— Он самый, — ответил я.
— Вот и отлично, — кивнул парень. И сходу засветил мне в лоб. Кулак у него был как свинцовый, и я отлетел вглубь прихожей, где и тяжело осел, как мешок, на пол.
Парень уверенно шагнул в прихожую, а вслед за ним в квартиру вошел еще кто-то. Но лица его я не разглядел: перед глазами у мня всё плыло, как в тумане, хотя крови не было. Парень бил умело: у меня не было никакого желания подняться и самостоятельно на ноги. Поэтому непрошеный гость крепко ухватил меня за шиворот и как большого щенка, поволок по полу в комнату. Там он прислонил меня к дивану, а сам уселся на стул спинкой вперед и слегка похлопал меня по щеке.
— Живой? — равнодушно осведомился он.
Я медленно повёл головой, что могло означать как утвердительный, так и отрицательный ответ.
— Это хорошо, — сказал парень. — Значит, слышишь меня. Не придется вбивать в тебя силой.
Он встряхнул меня так, что у меня чуть не оторвалась голова; я вдруг впервые почувствовал, какой все-таки тонкий, хрупкий и ненадёжный орган у человека шея.
— Я буду спрашивать, ты будешь отвечать. И не вздумай увиливать, я это сразу пойму, — предупредил меня «крепыш».
Я молчал. Что говорить, когда нечего говорить?
Этой фразе меня в свое время научил один известный звукорежиссер, когда я делал интервью с ним в канун приезда в город одного не менее известного оркестра. Когда необходимо создать звуковой хаос, перед микрофоном собирается несколько людей, после чего они начинают нестройно и на все лады без конца повторять одну и ту же фразу — именно эту, про «что говорить». Потом запись пропускается через глубочайшую реверберацию, с эхом как в огромной пещере, и в результате на записи мы слышим звуковой хаос из человеческих голосов, наподобие рабочего фона на каком-нибудь многолюдном собрании или в зрительском зале перед началом концерта.
Вот такой звуковой фон сейчас стоял и у меня в голове — полнейший хаос. Но при этом, как ни странно, я слышал, что в прихожей стоит еще кто-то. Этот, второй, зашел вслед за «крепышом», но в комнату не входил, остался в прихожей. Почему? Не хотел, чтобы я видел его лицо?
Об этом тоже стоило подумать, но как-нибудь потом, если мне удастся выпутаться из этой катавасии живым и невредимым.
Между тем «крепыш» уже приступил к допросу. Он вперил в меня недобрый взгляд и медленно, чуть ли не по слогам, процедил:
— Как ты здесь оказался? Что ты здесь делаешь?
И для верности снова встряхнул меня как тряпичную куклу.
Я с трудом разлепил разом пересохшие губы.
— Это… моя… квартира… Я… здесь… живу…
— Вот дубина, — с досадой посетовал мой мучитель. — Я спрашиваю, как ты оказался вот тут!
И он почему-то указал пальцем на стену. Будто я только что вышел прямо из стены!
— Повторяю вопрос, — злобно проговорил «крепыш». — как ты оказался вот тут!
И он вновь кивнул на стену моей квартиры. Тяжело проследив за его взглядом, я понял, что он имел в виду. Там, на стене, висел отрывной календарь.
Ого! Что же он имеет в виду? Неужели…
— Из какого ты года, дурень?
Я осоловело глянул на него и — черт меня дернул! — пьяным голосом протянул:
Милый, ты с какого года?
Ты с какого па-ро-хо-да?
Положительно, Сотников прав: склонность к цитированию у меня живет в крови и не всегда доводит до хорошего, вот как сейчас. «Качок» тут же двинул меня в бок.
— Нет, вы только подумайте! Он еще и издевается над нами! — возмущенно проговорил «крепыш», оглядываясь в сторону прихожей.
Это с его стороны было неосмотрительно. Теперь я точно знал, что там кто-то есть, и этот «кто-то» очень не хочет демонстрировать мне свою физиономию. Мы, что ли, знакомы?
— Я тебя про год спрашиваю, чепушила!
Вот терпеть не могу, когда на меня орут, да при этом еще и прямо в лицо. Поэтому я отвернулся и устало прошептал:
— Пошел к черту…
Ответочка не заставила себя ждать. Бил этот качок сильно, но умело, лица не трогал, все больше в корпус и по бокам.
— Хватит с него, — велел человек в прихожей. — Оставь ему «ЦэУ», и уходим.
— Ясно, — кивнул подручный этого «невидимки» и больно ухватил железными пальцами меня за подбородок. — Слушай сюда, дебил. Про нас никому не слова. Особенно твоему Сотникову. Лучше будет, если с сегодняшнего дня ты вообще станешь обходить его стороной, за километр. И вспоминай! Вспоминай, чепушила…
Напоследок этот урод пнул меня еще пару раз, а потом налетчики ушли. Я посидел еще немного, привалившись к стене, а затем, кряхтя и постанывая, доковылял до телефона.
Сотников оказался на рабочем месте, трубку взял сразу. Выслушал мой сбивчивый рассказ молча, ни разу не перебивая. И лишь когда мой рассказ иссяк, спросил:
— Что об этом думаешь?
— Думаю, что это те же самые, что один раз уже устроили у меня в квартире шмон.
— Что искали на этот раз? — спросил шеф, как будто знал, что они искали в предыдущий.
— Деньги конечно, что же еще?
— Нашли?
— Ага… Вместе с черной кошкой из темной комнаты… Откуда у меня деньги, шеф? Родители, наверное, уже прислали перевод, но я его ещё не получил на почте, извещения-то нет!
Я немного помолчал, сделав паузу, потому что даже сам на миг задохнулся от своего вдохновенного вранья. А затем веско добавил:
— Но ничто не гарантирует мне, что они не вернутся.
— Не вернутся, — пообещал шеф. — В свое время мы отыскали в городе матушку одного крупного местного бандюгана. Старушка страдала прогрессирующей старческой деменцией и однажды ушла из дома куда глаза глядят. Ее все искали трое суток, а мы нашли на пятые, когда уже не осталось никакой надежды. С тех пор ее сын периодически оказывает мне услуги. Я стараюсь не злоупотреблять его расположением, но за твоей квартирой приглядят, и грабителей отвадят. К тебе подойдет человек, и ты просто расскажешь, как выглядели эти грабители.
Вот это уж вряд ли, с досадой подумал я, уставившись на телефонную трубку. Так просто этих друзей, по-моему, не отвадить. По всему видать, моей персоной занялись те, кто знает, и что такое флешка, и что такое мобильный телефон, и даже, наверное, как попасть сюда, в 1980-й год, из другого времени. И при этом злобному качку и его незримому хозяину, не очень-то любящему открывать свою личину по всякому пустячном поводу, похоже, не очень-то нравится мое присутствие в этом городе и именно в этом году. Почему, интересно бы знать.
Я опять еле доковылял до большого платяного шкафа и глянул на свое отражение в зеркальной дверце. Вопреки ожиданиям видимых синяков не наблюдалось, даже на лбу, героически принявшему на себя первый удар противника. А вот тело ломило и ныло, и я не очень представлял, как буду в таком состоянии прогуливаться с милой Анной и при этом изобретательно пудрить ей мозги. Значит, вечернее свидание окончательно отменяется. А счастье было так возможно!
Чтобы залечить раны, как физические, так и душевные, я набрал прохладную ванну и с наслаждением погрузился в воду, как крокодил, по самые ноздри. В воде всегда лучше думается, а единственная мысль, которая меня сейчас снедала, была простой: а не сменить ли мне квартиру, подобру-поздорову, пока еще не поздно? Насколько я помнил молодость, в университете на вахте всегда лежала тетрадка, где были записаны адреса квартир или отдельных комнат, которые сдавались частниками для студентов и абитур. Если подсуетиться, уже завтра можно съехать отсюда, и тогда ищи-свищи абитуриента Якушева.
Не можно и не свистеть, а просто наведаться в приемную комиссию и там под благовидным предлогом узнать мои координаты. Или подождать меня в университетском скверике после моего первого вступительного экзамена — он, кстати, уже на носу — и тогда…
Об этом «тогда» мне сейчас даже думать не хотелось. В конце концов, раз Сотников обещал, пусть все организует. Местная братва пусть тогда разбирается с моими непрошеными гостями, а моя хата с краю. Глядишь, как-нибудь всё и устроится.
