Дебют четырех коней. 1946-1947 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

— Ну да, — пробормотал Дьюи. — Все это звучит не очень внушительно. Джон, что нам может дать конференция в Москве? Имеет смысл вообще в ней участвовать или может есть какие-нибудь другие варианты?

— Два дня назад я разговаривал с русским послом Громыко. Он передал, что советы готовы обсуждать прекращение поставок Японцам топлива и других военных грузов. Более того намекнул на возможное вступление СССР в войну.

— Нам это будет выгодно?

— О да! — Макартур уверенно кивнул, — на острова русские все равно не полезут, а если они отрежут от метрополии Маньчжурский промышленный район, Япония лишится большей части военного производства. Вероятно, на этом война будет закончена. Опять же вряд ли у них получится сделать это быстро. Японских войск в составе Квантунской армии сосредоточенно около миллиона штыков. Даже если они продержатся месяца два-три, отвлекая на себя советы, это развяжет нам руки в других местах.

— А сами мы не справимся?

— Справимся конечно. Еще полмиллиона убитых и покалеченных парней, а также год времени. Как раз успеем новую порцию Бомб изготовить.

— Год — это слишком долго, — министр финансов недовольно поерзал задницей на диване. — Боюсь года у нас просто нет.

— Тогда нужно договариваться, — подвел черту под обсуждением старший Даллес. — Вопрос только в условиях, на которые мы готовы пойти.

— А что советам вообще от нас нужно? — Подал голос, молчавший до этого вице-президент. — Складывается ощущение, что сейчас мы выступаем с гораздо слабейших позиций. Комми все свое уже взяли силой.

— Можно попытаться их припугнуть Бомбой, — пыхнул табачным дымом Макартур. — Они же не знают, что у нас осталось всего два заряда.

— Аллен, — президент повернулся к директору ЦРУ, — есть данные об атомной программе русских? Что мы знаем об этом.

— Только то, что она есть. Есть косвенные сведения, что русские начали активно искать уран на своей территории еще в 1942 году и вроде бы что-то нашли. Где-то на юге между Черным и Каспийскими морями, — географию СССР собравшиеся представляли себе достаточно смутно, поэтому название «Ставропольский край», им бы ни о чем не сказало. — Насколько далеко они продвинулись, сказать сложно. Наши яйцеголовые настаивают, что русские не смогут получить бомбу раньше 1950 года. Не позволит в первую очередь технологическая отсталость. Плюс война опять же тяжелая на своей территории, явно не увеличивает количество свободных ресурсов.

— То есть теоретически года 2-3 у нас есть…

— Вот только как мы дотянемся до собственных территорий русских, — старший Даллес представлял себе географию Европы луче всех просто по долгу службы. — Ближайшая точка откуда мы сможем поднять самолет — в Италии и оттуда даже по прямой тысяча миль до ближайших крупных городов советов. А учитывая, что нужно будет облетать воздушное пространство Балканской Антанты — в полтора-два раза больше. Про Москву и говорить нечего, и они это понимают.

— Хорошо оставим Бомбу в качестве запасного варианта, — кивнул президент, принимая точку зрения госсекретаря. — Есть конструктивные предложения?

— Есть, — кивнул тот. — Сейчас у нас, ну или у кузенов, сидят как бы законные правительства Франции, Бельгии, Нидерландов, Польши, Чехословакии и Италии. Если советы пойдут по жёсткому сценарию советизации Европы, то естественно мы их ставленников не признаем. Не то, чтобы Москву это сильно волновало, но тогда все эти страны — лишатся колоний, а это весьма солидная территория по любым меркам. Миллионы квадратных километров и десятки миллионов жителей. Можно попробовать обменять колонии Франции, Бельгии и Нидерландов, а также наше согласие отозвать признание правительств Бенеша и Миколайчика, на хотя бы частичный доступ на континент.

— Что это нам даст? — В глазах Дьюи в первый раз за время разговора мелькнула тень хоть какой-то надежды на приемлемый выход из ситуации. Президент хотел в 1948 году баллотироваться на второй срок, и падение во вторую великую депрессию никак бы не способствовало этим планам.

— Хорошо бы получить хотя бы часть заказов на послевоенное восстановление европейских городов и промышленных предприятий. Вряд ли русские обладают достаточными мощностями чтобы удовлетворить спрос. Тем более, что у них и самих весь запад страны разрушен, — принялся перечислять Даллес. — Это поможет нашей промышленности, а заодно даст нам рычаги влияния на внутренние дела той же Франции или Германии. Ну а дальше будем работать: искать недовольных коммунистами — таких будет много, это очевидно, — и тащить их наверх. Обычное в общем-то дело.

Ну и по Японии хорошо бы с красными договориться, тем более, что они первые выразили желание прийти к компромиссу по этому вопросу. А заодно может быть полюбовно разделит и другие сферы влияния.

— Это мне нравится, — кивнул Дьюи. — Это уже похоже на план. В таком случае думаю, что на этом можно закончить, жду от вас предложений по нашей позиции на переговорах в Москве. Дуг, задержись.

Все остальные встали и попрощавшись покинули кабинет. Дьюи подхватил бокал с виски обошел стол и тяжело плюхнулся в рабочее кресло.

— Да, господин президент?

— Что по Сардинии?

Макартур хищно оскалился и кивнул.

— Заканчиваем приготовления. Вопрос недели-двух.

— У вас есть неделя, — Томас Дьюи умел быть, когда нужно, достаточно жестким руководителем. — Хорошо бы подгадать нашу демонстрацию к конгрессу в Москве. Продемонстрировать силу.

— Да, господин президент, — такой подход министру обороны был куда более близким нежели финансы или дипломатия. Продемонстрировать силу генерал Макартур всегда был готов. — Сделаем в лучшем виде.

— Русские ничего не пронюхали, надеюсь?

— Вроде тихо, по крайней мере никакой суеты с их стороны заметно не было.

— Хорошо, сообщи, когда все будет готово, — президент коротко кивнул, отпуская министра обороны.

Когда Макартур вышел, Дьюи опрокинул в себя остатки виски и закрыв глаза откинулся на спинку кресла. Президент США чувствовал себя сапером на минном поле: одна ошибка и все рухнет.

Значит ошибок допускать нельзя.

Глава 15

Москва, СССР, 28 июля — 17 августа 1947 года

Московский мирный конгресс открылся 28 июля, спустя месяц после завершения основных боевых действий в Европе. Поскольку хозяином, организатором и идейным вдохновителем мероприятия — делегации из США и Великобритании и вовсе дали свое согласие на участие только в самый последний момент — была советская сторона, именно Москва решала, кого приглашать на данное мероприятие, а кого — нет.

Так «входной билет» получили ближневосточные мусульманские страны — Иран, Сирия, Иордания, Турция; страны Балканской Антанты — Греция, Румыния, Болгария и Югославия; сама Германия и ее бывшие союзники — Италия (и северное и южное правительства), Венгрия, восстановленная в прежних границах Чехословакия, Финляндия; страны, бывшие под немецкой оккупацией — Дания, Норвегия, Франция, Бельгия, Нидерланды; западные союзники — США, Канада, Великобритания, Австралия, Новая Зеландия, Австралия.

Всего 24 страны. При этом интересы вошедшей в состав СССР Польши, вернее ее огрызка, представляли сами хозяева конгресса. Не были приглашены представители от карликовых стран — Мальты, Люксембурга, Ватикана и других; та же участь постигла нейтралов типа Швеции или псевдонейтралов типа Испании, а также те государства, которые вступили в войну в самый последний момент, не приняв в ней никакого реального участия. Ну и кроме того отсутствовали представители Швейцарии, но уже было понятно, что такой страны на карте Европы больше не будет. Немцам их кусок уже был обещан, итальянцы тоже возвращать южные италоговорящие кантоны не торопились, а оставшийся огрызок очевидно должен был войти в состав Франции. При достижении консенсуса между договаривающимися сторонами, конечно.

Забавной особенностью конгресса было еще и то, что двойное представительство было не только у Италии, но и тех оккупированных ранее Германией государств, чьи правители успели сбежать в Англию, Канаду или собственные колонии. Например, Королевство Нидерланды было представлено одновременно формирующимся в Амстердаме «правительством национального единства» во главе с местными левыми естественно, и принцем Бернардом, супругом царствующей королевы Юлианы, со свитой. При этом королевская чета не торопилась возвращаться в Амстердам предпочитая пока оставаться в Канаде, а сам принц прибыл в Москву под личные гарантии советского правительства.