Анатолий Спесивцев - Атаман из будущего. Огнем и мечом
Если опасно атаковать, то обычно разумно окружить и вынудить к капитуляции осадой. Вообще. А в частности попытка долговременной осады обернулась бы, скорее всего, поражением казаков. Да, во Львове запасов продовольствия надолго вряд ли хватило бы. Но месяца два-три они бы продержались, зерно урожая этого года уже и туда успело добраться. Зато осаждающим без теплых помещений, под дождем, потом снегом пришлось бы совсем кисло. Гетман это прекрасно понимал и искал способ превратить поражение хотя бы в видимость победы.
Кривонос попросил позволения обкатать в бою полки нового строя, и Богдан Зиновий разрешил ему штурмовать Высокий и Нижний замки, расположенные отдельно от львовской крепости. На вылазки поляки не решались, бросать людей на самоубийственный штурм мощных львовских стен не хотел уже Хмельницкий. Небольшие, но прекрасно укрепленные замки подходили для демонстрации силы и увеличения давления на психику осажденных.
Высокий замок занимал всю вершину каменного утеса более чем стометровой высоты. В реале до тысяча шестьсот сорок восьмого года он считался неприступным, что убедительно опроверг Максим Кривонос. Для повреждения его укреплений – которые-то и увидеть можно было, только задрав голову, – нужны были мощнейшие мортиры, которых на данный момент в войске повстанцев не было. Богдан уже отписал Москалю-чародею о необходимости их иметь к весне будущего года. Посылать на штурм пехоту не имело смысла, ее сверху и камнями можно было посшибать вниз. Да и не добрались бы они до вершины даже без помех.
К счастью, у казаков были пластуны. Именно им и пришлось решать эту задачу. Гетман уже убедился в больших организационных и военных талантах командира своего солдатского войска, ему он и дал себя проявить. Немаловажную роль здесь играло происхождение Кривоноса. Маловероятным было избрание гетманом шотландца, следовательно, он не был соперником Хмельницкому в борьбе за булаву, победы Максима были и победами самого Богдана. Неистовый шотландец и пластуны не подвели. Они лишили невинности неприступный замок в конце ночи. Забрались по неприступной – как считали защитники укрепления – скале (в темноте!) и вырезали часовых. После чего поднявшиеся по сброшенным сверху веревкам товарищи помогли им уничтожить весь гарнизон. Никогда ранее не бравшаяся врагом крепость пала меньше чем за час.
Рассчитывать еще на один такой фокус не приходилось. Нижний замок брали днем, штурмом. Расположено это укрепление было вплотную к городским стенам, их разделяла только речка Полтва. К великой досаде казаков, расстрелять защитников на стенах, как в Азове или Серале, было невозможно, здесь они были с зубцами, а на их разрушение не хватало времени и пороха. В сокращении потерь большую роль сыграл Срачкороб, привезший с собой по приказу гетмана много бочек со смесью мазута и асфальта.
Их немного прикопали следующей после взятия Высокого замка ночью в двух сотнях шагов от стен, а утром подожгли. Черный вонючий дым стелился над землей, и под его прикрытием полки Хмельницкого смогли подобраться вплотную к стенам. Казакам пришлось тащить с собой либо хворост для засыпки рвов, либо лестницы. Отбить атаку вдесятеро более многочисленного врага поляки не сумели, и после короткого ожесточенного боя и это укрепление перешло к восставшим. Очумевшие от вонючего и небезвредного для людей дыма казаки выместили злость на защитниках, в плен их не брали. Да и отходили надышавшиеся гадостью бойцы немалый срок.
Впрочем, пленные таки после штурма появились. В одной из башен была тюрьма для шляхтичей. Они охотно согласились заплатить выкуп за освобождение. Трофеи, прежде всего порох и свинец, – дело хорошее, возможность разместить под крышей заболевших и раненных – тем более, но ситуация гетмана по-прежнему не радовала. Будь у него тяжелая артиллерия, расстрелять львовские стены с двух сторон и захватить обескураженный таким поворотом дела город он мог бы легко. Но ни крупнокалиберных пушек, ни израсходованной полностью вонючей гадости, привезенной Срачкоробом, у него не было. Имевшееся тройное преимущество в численности перед осажденными успех штурма не гарантировало. Да и даже в случае взятия города потери обещали быть огромными, что было крайне нежелательным. Ведь к нему собрались все самые активные защитники православия и враги поляков (заодно и любители грабежа, но куда ж без них…). Их массовая гибель могла заметно изменить умонастроения среди селян Галиции. Хмельницкий все больше склонялся, как и в реальной истории, к получению выкупа с горожан. А пока он разрешил Срачкоробу пошалить.
* * *Раскинувшуюся на огромной территории Калмыкию к Вольной Руси отнести было никак нельзя. Другой народ, другие обычаи, совершенно иной стиль управления. Осколок Великой некогда Монгольской державы. В первой половине семнадцатого века был последний всплеск активности монголов, после которого последовал быстрый закат их влияния на мир и события, в нем происходящие. Авторитет калмыков тогда был огромен, даже в далеком Юргенче (Узбекистан) правил их ставленник. Да и в момент союза с Доном на Яике калмыки пытались уничтожить местное казачество, о чем Татаринов и донская старшина узнали только зимой.
Вернувшись из похода на Польшу, тайша Хо-Урлюк неожиданно для казацкой старшины убыл на восток, прихватив с собой старших сыновей. То ли в Джунгарии, то ли в Монголии намечался последний всеобщий съезд монгольских властителей. Пока, правда, тайша намеревался прикрыть от удара с тыла, от казахов, Приволжские кочевья. На данный момент его интересы простирались от Джунгарии до Дона. На хозяйстве он оставил младших сыновей, из которых с донскими казаками чаще всего вел переговоры Лайзан. И это было не очень хорошо. Все же отцовского авторитета у него не было, а проблемы в отношениях между зарождающимися государствами появились нешуточные.
Главной опасностью, грозящей вылиться в непредсказуемое обострение отношений, стала кража скота на казацких землях калмыками. И реакция на нее казаков. Как у всяких кочевников, кража соседского скота была среди калмыков в порядке вещей, молодежь во время таких набегов оттачивала свое воинское мастерство. Немного освоившись в Прикубанских степях, калмыцкие удальцы стали совершать налеты и на стада казаков. Хотя их предупреждали, что на Дону действует простое и понятное законодательство: украл – будь добр прошествовать на виселицу. И ни для кого на своих землях казаки делать исключений не собирались. Пойманных на месте преступления там же и вешали. Успевших угнать добычу домой находили и вешали в родном кочевье.
Калмыкам такое обращение со своими юношами сильно не понравилось, однако пока большая часть мужчин была в походах, поделать остававшиеся в кочевьях ничего не могли. Когда воины вернулись, да еще с богатой добычей и великой гордостью победителей, напряжение на калмыцко-казацкой границе немедленно достигло критической черты. Лайзану пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы стычки не переросли в войну некоторых родов с казацкими городками. Он прекрасно понимал, что у казаков воевать будут не отдельные городки, а общее войско. А сам был крайне заинтересован в сохранении союзных отношений с казаками.
Именно эта его заинтересованность – он собирался в будущем году возглавить еще большее войско, чем отец в походе на Польшу, – в сочетании с желанием еще раз пограбить подавляющего большинства калмыцких воинов помогла погасить конфликт. Слишком воинственных и склонных к скотокрадству нойонов и зайсангов (калмыцкая знать) предупредили, что в случае их войны с казаками многие роды поддержат не их, а противников. Пришлось калмыцким молодцам привыкать к мысли, что на чужих землях приходится жить по чужим, а не своим законам. Только огромная добыча при смехотворно низких потерях предопределила победу миролюбия в данном случае. Проходя по казацким землям, калмыки видели, что на них грабить практически нечего, зато неприятностей можно огрести… с такими соседями лучше жить мирно и в союзе.
* * *Дожди прекратили войну в Кумыкии. Даже союз с кабардинцами, несколькими окотскими племенами и периодически наведывавшимися туда калмыками окончательной победы гребенцам не принес. Кумыки были храбрыми и умелыми воинами, крепости, выстроенные ими в горах, славились надежностью. Из-за непрерывности боевых действий в их селения пришли голод и болезни, однако они держались из последних сил. Еще хуже приходилось тем окотам, которые приняли ислам, – союзникам шамхальства. Их прессовали как враждебные соплеменники, отказавшиеся менять религию, так и гребенцы с кабардинцами. Перед ними встал уже вопрос о выживании. Часть мусульманизированных окотов, спасаясь от уничтожения, уже двинулась высоко в горы, выдавливая обитавших там немногочисленных вайнахов на историческую прародину – южную сторону Кавказского хребта.
