Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

А работы стало много! Помимо основных бумаг, которыми меня загрузили по самое не могу, довольный Мартынов притащил копии протоколов допроса Лжеминаева, заявив, что "…подумай, на что, с твоей точки зрения, нужно обратить особое внимание наших специалистов…" Если честно, то было очень интересно читать про человека, как и я, сменившего тело. "Попаданцем" оказался Андрей Викторович Максимов, 1960 года рождения, русский. Он оказался интересным типом. Инженер по холодильному оборудованию, последние годы работавший в ЦНТИ (центре научно-технической информации) на Урале, в Екатеринбурге. По убеждениям – яростный демократ и антикоммунист. Первые две страницы были заполнены откровенным бредом, который так любят писать прозападно настроенные демократические издания (самое смешное, что других и нет среди демократических изданий, вернее не было в девяностых и двухтысячных) а потом, потом пошла вменяемая речь, а не лозунги о "кровавых палачах и душителях свободы". Видимо Соколову надоело всё это слушать и он объяснил Максимову "политику партии". Подействовало! Дальше пошла серьёзная беседа, давшая много пищи для размышлений. Первое, что мне бросилось в глаза – схожесть ситуации, благодаря которой он попал в это время – автомобильная катастрофа. И, как ни странно, произошла она тоже в Сибири, только не у Енисея а на Байкале, куда Максимов приехал отдыхать. Второе, и, пожалуй, главное, это "начинка" Максимова, его знания. А вот с этим было очень хорошо! Несмотря на то, что работал не по специальности, знания у него были очень немаленькими. Это касалось и техники и истории. Работая со справочниками и брошюрами, которые выпускает ЦНТИ, Максимов должен быть настоящим кладом для "мозговедов"! Не менее интересно было узнать о планах Максимова. Оказывается, что когда он понял, что именно с ним произошло, то в первый момент запаниковал и этим спас себя. Его поведение было очень похожим на поведение Минаева до "вселения" Максимова, а успокоившись и всё осознав, стал спокойно изучать обстановку, планируя свои дальнейшие действия. Мы должны быть очень благодарны Кабанову, проявившему бдительность, потому что на 20 мая, Максимов назначил своё исчезновение из госпиталя. В дальнейших его планах было выбраться из СССР в США. Объясняя свои планы, Максимов заметил, что "…Советский Союз и так победит в этой войне, а он хочет просто нормально пожить, заработав на своих знаниях. Америку он выбрал тоже не из особой любви. Просто он посчитал, что послевоенная Англия, не то место, где бы ему было комфортно, Штаты подходят гораздо лучше. То, что своими знаниями он мог принести огромную пользу своей Родине, его не волновало. Как и не волновало то, что его знания могли сохранить немало жизней наших граждан. Читая обо всём этом, я испытывал чувство лёгкой брезгливости. Я никогда не испытывал особого пиетета к КПСС, особенно к той, в какую она превратилась в конце восьмидесятых годов. Но оказавшись в этом времени, у меня и мысли не возникло, поступить не так, как я действовал. Помочь своей стране победить, спасти хоть немного наших людей, а не забиться подальше и жить в своё удовольствие, наслаждаясь новым, молодым телом, как собирался поступить Максимов. Если бы он решил действовать именно таким образом спонтанно, под влиянием каких-то эмоций – это одно дело. Я бы его понял. Но он действовал спокойно и обдуманно, поэтому я могу отнестись к нему только как к предателю. Может я, в чём-то, не прав, но по-другому отнестись к нему не могу.

Всё это я и сказал Мартынову, на его вопрос о Максимове. Хмыкнув, Александр Николаевич закурил, подвинул ко мне папиросы, немного помолчал и сказал.

— В чём-то ты прав, а в чём-то нет. Предатель, говоришь? С какой стороны поглядеть… Заметь, он ни слова не сказал о том, что перейдёт к немцам или начнёт помогать другим государствам в войне с нами. Неважно в реальной, информационной или ещё какой-либо. Он, пусть не сразу, но честно признал – хочу пожить для себя! И всё.

— Товарищ майор! Давайте все для себя жить и будем? — я даже задохнулся от возмущения. — Вы что говорите-то? Это же хуже, чем простое предательство! В том времени, откуда я "провалился", многие и стали жить – для себя! Да не многие даже, а большинство! Начинают что-то понимать, только когда беда к ним приходит уже на порог! А до этого момента их ничего не трогает! Бьют ребёнка? Так не моего же. Продают наркоту? Так не мне же. Спаивают, развращают детей? Так не моих же! Разворовывают страну? Так не моё же имущество тащат! А когда спохватываются – уже поздно! Уже ребёнок алкаш или наркоман, или его растлили и убили. Или выкинули из дома, который продали вместе с жителями, а новый хозяин решил в нём гостиницу сделать. И много, много чего ещё! А представьте, что было бы, если бы 22 июня погранцы для себя жить стали? И другие бойцы, насмерть стоявшие ушли, чтобы где-то для себя пожить?

— Успокойся, Андрей! — Мартынов аж по столу стукнул. — Я просто хотел убедиться, что ты сам всё это понимаешь!

— Знаете, Александр Николаевич, — я снова закурил папиросу. — Сейчас тяжело и люди разные, хватает и порядочных и сволочей, вроде всё как в том времени… А мне лучше здесь! Дышать легче, несмотря ни на что, люди сейчас, — я замялся, не в силах подобрать правильные слова, — честнее, что ли? Или правильнее? Не знаю как объяснить свои чувства. — Я поднял глаза на Мартынова и удивился. Он смотрел на меня понимающе и… с жалостью?!

— Эх, Андрей, Андрей, — Мартынов встал, подошёл к сейфу в углу кабинета и достав из него бутылку коньяка со стаканами, вернулся к столу. Налив полстакана, он протянул его мне и продолжил. — Я только сейчас окончательно понял и поверил твоим рассказам о твоём будущем, которое, я надеюсь, теперь не случится! Это в каком моральном дерьме нужно находиться, чтобы вполне благополучная жизнь (ведь ты не бедствовал, верно?) казалась хуже, чем война. Давай выпьем, чтобы то будущее, которое ты знаешь, никогда не наступило! — потом командир убрал всё назад, в сейф и подытожил.

— Всё! Расслабились и хватит. Иди, Андрей, занимайся дальше бумагами, вдруг ещё кто найдётся…

— Значит номер два оказался очень важной находкой? Более ценным, чем номер первый? Я правильно тебя понял? — Сталин, отвернувшись от окна, около которого стоял, посмотрел на Берию.

— В целом да, товарищ Сталин, — Лаврентий Павлович покосился на свои бумаги, — наши специалисты просто пищат от радости, читая отчёты и составляя список интересующих тем. Но есть огромная разница, между Стасовым и этим, Максимовым. Он…

— Я понимаю, Лаврэнтий, о чём ты, — Сталин махнул трубкой, прерывая наркома, — Стасов НАШ. Он это доказал своими поступками, самого первого дня доказал! А этот, — Сталин поморщился, — приспособленец, но нужный приспособленец. Хорошо Лаврэнтий, работай. С этим, вторым, проблем не возникнет?

— Никаких, товарищ Сталин. Он трус. И ради своей шкуры сделает всё, что ему скажут. Но мы создали ему нормальные условия, чтобы ничто не помешало работе.

— Хорошо, ещё один момент, Лаврэнтий. — Сталин сел за свой стол и подал Берии листок бумаги. — Вот список пэсен, которые твои спецы вытянули из Стасова и которые можно выпускать в жизнь уже сейчас. Подбери людей, которые будут числиться авторами. Ладно. Пока всё, иди Лаврэнтий, иди…

— …Хайнц, первого июня шеф прилетит из Праги. Он очень, очень недоволен операцией в Москве. Ты понимаешь, чем это грозит и тебе и мне? Вижу, что понимаешь. Ты подготовил полный отчёт по операции?

— Да, Эрвин. Не нервничай так. Ситуация неприятна, но не фатальна. Самое главное, что русские не вышли на нашего человека, а это даёт возможность, при необходимости, провести более удачную акцию. Тем более, что мы, теперь, убедились в возможности проведения акций в Москве.

— Это так, дружище… Но меня беспокоит реакция шефа. Слишком спокойно он разговаривал, узнав о провале операции. Слишком спокойно…

Утро началось с сюрприза. Нужно признать, что сюрприз был приятным. Не успел я открыть свой кабинет, как появился Мартынов и заявил.

— Замыкай и поехали в госпиталь. Врачи разрешили парней навещать!

До меня не сразу дошло, что речь идёт о Яшке и Орлове. Но поняв, о каких парнях говорит командир, я стартанул так, что он догнал меня только у автомашины и через полчаса мы были уже в палате ребят. Если Юра выглядел нормально, для человека из которого достали три пули (одна прошла навылет), то Зильберман… Именно про такой внешний вид людей и говорят, что краше в гроб кладут. Врач, который зашёл с нами в палату, шёпотом сказал, что у нас всего минута и что Яше нельзя разговаривать. Мы не успели ничего рассказать ребятам, как снова оказались в коридоре. Попроведали, мля! Уже в коридоре, врач объяснил, что состояние ребят стабилизировалось, но всё ещё неустойчивое, что запуская нас, даже на эту минуту они очень рисковали, не зная, как волнение скажется на раненых.

Похожие книги на "«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го", Виктор Побережных читать полностью, без сокращений.

Виктор Побережных -

Виктор Побережных -

Виктор Побережных -

Виктор Побережных -

Виктор Побережных -