Японская война 1904. Книга шестая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Мне кажется, тебе нужно его проверить, — заговорщицки предложила Тамара и сделала большие глаза.

— Я не буду играть с ревностью.

— А это и не понадобится. Тебе нужно не чтобы он сам понял свои чувства — а ревность только для того и подходит. Ты же хочешь разобраться, насколько для него важна, и, судя по тому, что я слышала о генерале, тебе надо будет победить только одну-единственную соперницу.

— Какую? — у Татьяны был свой ответ на этот вопрос, но она хотела узнать, что скажет Тамара.

— Россию. Если он выберет тебя, то это точно любовь. А поставит дело выше тебя — это все равно может быть она, но… Ты точно будешь знать, что в будущем так всегда и останешься на вторых ролях. И тут, конечно, тебе самой выбирать, нужен ли тебе такой муж и такая семья.

— Это лишнее.

— Тебе ничего не придется делать. И дела ваши не пострадают — сейчас же мир.

— Что ты задумала? — напряглась Татьяна.

— Просто встретила вчера одну девушку с печальной судьбой. Александра Беклемишева — она заболела оспой, и жених бросил ее из-за обезображенного лица. Она и рассказала, что если бы была возможность узнать это сразу, насколько бы ей оказалось легче… А я подумала про тебя, я ведь тоже знаю, что у вас все непросто.

— Тамара!

— Что Тамара? Я же сказала, ничего криминального. Просто пишем Макарову два письма: одно о бомбе в его штабе, второе о бомбе в твоей квартире. И смотрим, куда он пойдет!

— Еще и бомбы придумала! О боже, какая же это глупость! Я запрещаю! Категорически запрещаю тебе это делать…

Татьяна не договорила, когда по лицу Тамары поняла, что поздно. Та уже все сделала… Она ведь всегда умела подделывать почерки, а вчера вечером еще специально брала ее духи. Неужели, и она еще полгода назад была такой же: совсем не думала о последствиях?

— Срочно вызовите генерала! — княжна перешла на крик, чтобы помощницы услышали ее даже через дверь.

У них есть выделенная линия до штаба и квартиры Вячеслава, но… Прошло уже десять секунд, а ответа нет. Значит…

— Подать экипаж! Чтобы через минуту был готов выезжать! — новый крик, и Татьяна повернулась к вжавшейся в кресло Тамаре. Кажется, такой реакции она точно не ожидала. — Если… — голос княжны сорвался от гнева. — Если из-за этого мы поссоримся со Славой, я тебя не прощу. А если еще и хоть кто-то пострадает, то знай… Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы тебя уничтожить!

Повозку подали вовремя — с подвижным парком у госпиталя все было хорошо. А регулярные проверки и срочные выезды помогали держать лошадей и возниц в тонусе. Татьяна махнула двум казакам из охраны — для госпиталя хватит и половинного поста, а вот тут… Она не могла до конца понять, что именно ее так испугало в плане Тамары, но княжне очень хотелось как можно скорее увидеть Вячеслава.

— На Николаевскую! — крикнула она кучеру.

Куда бы ни отправился Макаров, получив подложные послания, мимо центральной улицы Инкоу ему не проехать. Значит, она его перехватит… Татьяна мяла в руках перчатки, и на каждом повороте даже высовывалась из окна, чтобы точно увидеть, если вдруг где покажется экипаж генерала. Его как раз должны были пересадить в новую машину, построенную на шасси одного из броневиков, так что подобное она точно не пропустит.

— Вот он! Гони! — Татьяна увидела цель. — Перед ним выезжаешь на встречную сторону дороги и перегораживаешь путь.

Сердце начало успокаиваться. Скоро всем этим глупостям будет положен конец, и она убедится, что успела не допустить страшного… Сердце Татьяны чуть не пропустило удар, когда серой тенью им наперерез бросился какой-то мужчина. Они чудом проскочили, не дав ему повиснуть на поводьях. И тут машина Вячеслава Григорьевича неожиданно замерла, жалобно заскрипела, а потом раскрылась словно цветок…

Татьяна даже не поняла, что на мгновение оглохла и не услышала взрыв.

— Слава! — выскочив из своего экипажа прямо на ходу, она бросилась вперед.

Словно назло успеху с радио следующий день начался ужасно.

Сперва пришла телеграмма от Анны Нератовой — как оказалось, еще месяц назад царь приказал им перевести Путиловский исключительно на выпуск моторов… Девушка попыталась хоть как-то сохранить линию с моими броневиками, но если деньги или ресурсы еще можно было найти, то вот знающих людей катастрофически не хватало.

По идее, моих поставок это не должно было особо коснуться — броневики же просто передали на другой завод. И те же Обуховский и Сестрорецкий были готовы продавать мне что-то помимо государственного заказа, вот только… Если Анна была со мной на связи, и ее инженеры понимали важность постоянного улучшения броневиков, то теперь… Новые линии профилировали исключительно под «уже показавшие себя машины». То есть под «Артуры», которые уже к лету начнут отставать от конкурентов, а к зиме и вовсе окончательно устареют.

Увы, Военное министерство, Финансы и управляющие заводов были настроены гораздо более оптимистично и не собирались тратить прибыль на какие-то постоянные доделки. О том, к чему это уже скоро приведет, они тоже не думали… Хотелось ругаться матом. А потом принесли то странное письмо. Внутри какая-то глупая записка от Татьяны, что она нашла у себя дома бомбу… Совсем не в ее стиле! Вот только вместе с первым в конверт был вложен еще один лист, после которого сразу стало понятно, что шутками тут и не пахнет.

Взгляд сразу зацепился за четкие ровные линии неуклюже выведенных букв.

Твоя женщина нашла приготовленную для тебя бомбу. Что ж, я умею действовать и грубее. Или ты приедешь сюда сам и один, или она умрет.

Для писавшего этот текст русский точно был не родным, однако сейчас это не имело никакого смысла. Татьяну захватили, если я не приду, ее убьют. Если приду, нас убьют вместе. И ждать, пытаясь что-то придумать, тоже нет времени.

— Прикажите готовить мою машину, — решился я. — Также усильте все посты вокруг медицинского квартала. Что бы ни случилось, оттуда никто не должен выбраться.

Я перебросил полученное письмо Огинскому. Тот побледнел, но все понял и прямо на ходу включился в мозговой штурм.

— Нужно вызывать солдат из 1-го Штурмового. Если потребуется врываться в дом, где будут вооруженные люди, они с этим лучше справятся.

— Не пойдет, — я покачал головой. — Их учили убивать всех при штурме. Совсем не те навыки, что будут нужны для спасения заложников.

— В любом случае вам нельзя идти самому! — Огинский попробовал меня удержать, но я вырвал руку.

— Надо.

— Если Татьяна погибнет — это проигранный бой. Если же погибнете вы — это поражение в войне.

Я на мгновение сбился с шага. Что для меня важнее? Спасти девушку, с которой мы стали так близки, с которой я поверил в то, что могу быть счастлив, что у меня может быть семья?.. Или дело, сохранение миллионов жизней, что должны сгореть в пламени наступающих на мою Родину мировых войн? Ужасный выбор! И опять я вспомнил, как когда-то мы спорили с Иноуэ про вагонетки.

Один человек, который тебе близок, или несколько, но чужих — кого ты выберешь?

— Я еду!

— Будете умирать? — голос Огинского зло сорвался.

— Будем ломать правила, — я говорил на ходу. — Помните ту девушку, которую к нам недавно так старательно подводили?

— Беклемишева? Мы проверили: никаких преступлений на ней нет.

— И тем не менее, — я говорил и мысленно строил план. — Эта операция, в которую мы вляпались, ее же не за один день подготовили. Значит, враг тут уже какое-то время, и высока вероятность, что эта девушка — тоже его рук дело. Точно выше, чем то, что против нас активно работают сразу две группы… Проверьте, нет ли ее где поблизости. По идее, мы должны были к ней привыкнуть, и тогда она смогла бы показаться нашим врагам неплохим информатором. Идеальная личность, которая примелькалась, от которой стараются держаться подальше и которая сможет заметить и передать все, что мы будем делать.

— Она здесь, — доложил Огинский буквально через минуту. — Якобы ждет вас.