Картограф (СИ) - Москаленко Юрий "Мюн"

– А киломертов на десять – это куда? – встрял в разговор Алексейка. – И далеко ли?

Вот ведь блин! Всё забываю, куда я попал:

– Я имел ввиду вёрст на десять… да хоть бы и на семь-восемь. Мы же их видеть-то уже не будем, значит, и думать про них не станем. А это притупление бдительности… А оно добром не кончается…

– Как планируешь обострять бдительность? По всей околице караульных наставить? Или ещё какие мысли имеешь?

Етишкин пистолет! Пора завязывать умничать, а то, я смотрю, мой новый друг Старинов уже наловчился на меня же всё обратно и сваливать. Надо, надо прекращать это дело…

А вот прям щас нужно отвечать ему, а то авторитет пропадёт:

– Караульных мы везде поставить не сможем, это и так понятно, а патруль человек из трёх-четырёх нам очень даже по силам. Именно так и предлагаю поступить, – а теперь самое время поручику его подначку возвернуть: – Кстати, ты, Рома, про патруль и сам вполне мог бы догадаться, решение не такое уж и мудрёное. Я бы даже сказал типовое…

– Я вот про патруль тоже подумал, – поспешил, на всякий случай, отмазаться Раков. – Ты просто опередил меня.

Ага! С языка снял.

За свою реплику Алексейка удостоился от поручика взгляда, содержащего в том числе и немаленькую долю презрения к кулацким подпевалам. Мне взгляд остался более нейтральной эмоциональной окраски. Можно сказать, равнодушный такой взгляд:

– Ну, что ж, Андрей, пойдём, пожалуй. Мы уже всё здесь с тобой посмотрели. А ты, Алексей, продолжай наблюдать. Если эти, – он ткнул пальцем в виднеющийся вдали караванчик. – Если они остановятся где-то не далеко… вёрст пять-семь, сообщи. Пошли, Андрей.

Не успели мы и пары шагов сделать, как сзади донеслась реплика Ракова:

– А не стоит ли господину прапорщику остаться здесь. Ему в свой бинокуль способнее за обстановкой наблюдать, нежели мне.

Пришлось оборачиваться и давать гневную отповедь, благо, словей вычурных и подходящих эпохе в позавчерашнем фильме поднахватался:

на действительной воинской службе Господин подпоручик, смею Вам заметить, что я в настоящий момент являюсь всего лишь вольнонаёмным. В то время как Вы, Алексей Николаевич – офицер кадровый, сиречь состоящий на действительной воинской службе, со всеми вытекающими из этого факта следствиями.

О, как завернул! Аж самому завидно!

Этим коротким спичем я заработал восхищённо-одобрительный взгляд поручика и, практически жалобную, просьбу ПОДпоручика:

– Андрей, ну, хоть бинукуль-то оставь. Как мне за этими смотреть-то?

Свой надо иметь. Не маленький уже. Но вслух я этого говорить, конечно же, не стал, и без того Алёшеньку изобидели.

Короче, мы с Елизарычем отбыли, оставив нашего младшего научного сотрудника в компании троих низших чинов. Так сказать, д’Артаньян и три мушкетёра. В смысле, драгуна… три драгуна, а не мушкетёра… Ну, вы поняли.

По прибытии в «штаб» Старинов послал за Данилычем. Когда заспанный сержант явился, командир довёл ему вводную про люлей и изложил идею на счёт патруля.

Данилыч, почесав затылок, выступил с некоторыми соображениями по организации несения патрульно-караульной службы в тёмное время суток. В частности, он предложил для усиления привлечь десятка полтора колхозников, и обратился за поддержкой ко мне. Сочтя все его задумки достойными одобрения, я многозначительно покивал и чуть не прыснул, вспомнив сегодняшнее: «Маршал Танькиных войск».

Поручик «милостиво» отпустил его воплощать всё задуманное в жизнь.

Ближе к ужину из полей вернулись последние «дозорные», не заметившие, само собой, никого желающего напасть на деревню. Само собой фуры с люлями в расчёт не были приняты никем. И то сказать, они мало того, что и ехали-то чёрте где, так ещё и мимо. Там всегда кто-то ездит. Вот прямо дня не проходит, чтобы кто-нито да не проехал. Да и как в такой дали разглядеть, кто там едет? И чего вообще на них глазеть, если они и не к нам вовсе?

Не могу не согласиться с подобными постановками вопросов. Тем более, что про бинокли, который здесь, кстати, только у меня одного, тут и слыхом не слыхивали. Стало быть что? Стало быть, на клошаров этих никто внимание обращать и не планировал. Один только Алёшенька Раков бдительность и проявил.

Где он, кстати?

Ах, да! Где он ещё может быть? За чавелами наблюдает. Интересно, их всё ещё видно без оптики, или как?

– Рома, – позвал я почти задремавшего Старинова. – Пошли к Лёшику сходим, посмотрим, как там у него. Чем там люлякебабы заняты, глянем.

Поручик потянулся:

– Эк ты их! Люлякебабы. Это, вроде как, люли и бабы ихние что ли?

– Навроде того…

– Ну, пошли. От чего ж не сходить?

И мы пошли.

Как оказалось, и люли, если это они, и бабы ихние, если были и такие, так вот все они примерно с полчаса назад скрылись из виду за холмом, формировавшим здесь своей вершиной линию горизонта. Ну, и ладно. Трам-пам-пам.

Я оглядел окрестности в оптику и, передав прибор подпоручику, обратился к командиру группы:

– Роман, скоро стемнеет. Назначь тут старшего, а Лёху, давай, с собой заберём. Что ему тут делать? А они и втроём справятся. У них всей заботы тревогу вовремя поднять. Я думаю, это они смогут. Пальнули в воздух, и всё.

Отвёл начальника геодезической партии в сторонку и, отбиваясь от комаров, шёпотом добавил:

– Только кажется мне, что и этого не понадобится, потому что никто на нас сегодня нападать не будет.

– Хорошо бы, конечно, да только почём наперёд знать, как выйдет? – судя по интонации, никакой жажды подвигов отважный предводитель картографов больше не испытывал.

Поручик приказал одному из солдат быть за главного, и мы втроём отбыли в расположение.

Елизарыч потрогал налившийся под глазом синяк и поморщился.

– Больно? – участливо спросил Алексейка.

– А как же?! – ответствовал Старинов.

– Терпи, коза, а то мамой будешь! – изрёк я любимую присказку нашего ротного.

– Чего? – чуть ли не хором удивились оба заурядника.

Вспомнил!!!

Вспомнил, где слышал это слово. Только не заурядник, а просто урядник. Было такое звание… или должность… чин, короче, какой-то такой был при царе.

И вот ещё что, были в те времена такие зауряд-прапорщики. Они, что характерно, по своему положению находились между прапорщиком и подпрапорщиком.

Понять бы теперь, как всё это устроено тут. У зауряд-офицеров…

– Андрей, ты чего сейчас такое сказал? – попытался вернуть меня в реальность поручик. – Коза какая-то… мама опять же… ничего не понятно. Говоришь вечно невразумительные вещи, догадывайся потом…

Ладно, сейчас просвещу:

– Казаки, когда выбирают себе нового командира, бьют его плёткой… нагайкой по-ихнему…

– Про то, что они плётку нагайкой зовут мы знаем, – безцеремонно перебил меня Старинов. – Ну, бьют они его, дальше-то чего?

– Вот бьют они его и приговаривают: «Терпи, казак – атаманом будешь!»

– Ишь ты! – воскликнул Раков. – А мне послышалось: «А то мамой будешь!» Представляете?!

– Мне тоже, – ухмыляясь, покивал поручик. – И ещё не казак, а коза. Вот ведь пропасть какая!

Алексейка растянул губы в улыбке и выдал:

– И мне про козу послышалось! Смешно, правда?

Старинов снова покивал.

– Да не послышалось вам, – заявил я. – Я вот именно так и сказал.

– А зачем? – изумился Раков. – Зачем про козу?

– Да чтоб смешнее было! Развеселить вас хотел, а то вы квёлые какие-то стали. Увидали ромалов вдали, и сразу затосковали по вольной цыганской жизни. Взбодрить вас хотел, – продекларировал я свои намерения. – Сейчас как? В табор к люлякебабам не тянет?

– К люлям – нет! – расхохотался поручик. – Только к бабам!

А я бы, конечно, и от люля-кебаба бы не отказался. На ужин. Где бы его ещё взять?

Ужин нас уже ждал.

От предложенной к ужину водки пришлось отказаться: когда ожидаешь ночного нападения, ни к чему заливать шары, даже если на самом деле ты его и не ожидаешь.

Раков попросил меня рассказать какую-нибудь историю из жизни пластунов. Что я ему мог рассказать? Как нас на вертушке в горы забрасывали, а потом мы там с автоматами и пулемётами носились? Или как со снайперками в тайге на китайцев… это тем более нельзя.