Богдан Сушинский - Восточный вал
— Так истребите его! — посоветовал тогда фон Риттер, — истребите, черт возьми!
И был поражен, когда, услышав этот совет, комендант испуганно заслонился от него рукой, словно прикрывался от яркой вспышки молнии.
— Что вы, что вы, барон?! Не пытайтесь делать этого, не пытайтесь враждовать с Фризским Чудовищем. Человек он, в общем-то, неконфликтный, с ним нетрудно ладить, но лишь до тех пор, пока он не почувствует, что вы брезгуете общаться с ним, слишком внимательно рассматриваете его или же пытаетесь выжить из подземелий «СС-Франконии». Это мы с вами здесь люди временные, а он избрал подземелья «дождевого червя» навсегда.
Одна из загадок «Регенвурмлагеря» в том и заключалась, что всесильный комендант Овербек боялся Фризского Чудовища каким-то совершенно неестественным, мистическим страхом. Это проявлялось буквально во всем: как штандартенфюрер общался с Фридрихом Крайзом, как всячески избегал его, с каким трепетом произносил его имя…
Однако самая большая тайна отношений этих двух людей заключалась в другом. Несмотря на прорывавшееся кое-когда из его уст брюзжание, Овербек все же считал, что Фризское Чудовище является милостиво послушным и преданным ему. Это ж как нужно было бояться Крайза и как заискивать перед ним, чтобы это, никакому влиянию и никакому устрашению не поддающееся, чудовище считать образцом покорности и послушания! И при этом упорно добиваться возведения его в чин унтерштурмфюрера СС.
— О чем же фюрер говорил с вами там, в Черном Каньоне?
Фриз смотрел куда-то мимо коменданта, словно не слышал его вопроса. Барон даже интуитивно оглянулся, пытаясь понять, что там, за его спиной, так заинтересовало фризского шамана.
— Вы что, не слышите меня Крайз?
— Слышу.
— Тогда почему вы позволяете себе не отвечать? — почувствовал фон Риттер, как в душе его накапливается раздражение. — Почему вы, унтерштурмфюрер, позволяете себе игнорировать вопросы, которые вам задает генерал-майор войск СС?
— На какой именно вопрос вы хотели бы услышать мой ответ? — слишком спокойно для данной ситуации, даже флегматично, поинтересовался Крайз.
— Хочу знать, о чем, провались вы в преисподнюю, фюрер говорил с вами — вот что я хочу знать! — все же не сдержался фон Риттер и попытался изо всей силы ударить кулаком по столу.
Каково же было потрясение барона, когда он вдруг ощутил, что пальцы почти не слушаются его. Какое-то время фон Риттер все еще силился сжать их в кулак, но силы покинули его, и рука стала какой-то ватной. В конце концов кулак как бы завис в двух-трех сантиметрах от поверхности стола.
Осознав всю опасность происходящего, бригаденфюрер затравленно взглянул на Крайза. Гигант-фриз сидел напротив него, упираясь кулаками в колени, и насмешливо глядел прямо в глаза, словно спрашивал: «Ну, и что ты теперь намерен делать? И вообще, на кого ты кулак поднимаешь, ничтожество?!»
— Не знал я, что вы и таким вот образом способны повелевать, — удивленно повел подбородком генерал СС.
— Кажется, способен, — пожал плечами, словно двумя валунами качнул, Фридрих Крайз.
— Но этим ваша власть над миром не ограничивается. Правильно я понимаю?
— Это не власть над миром. Это характеризуется иначе. К власти над миром я не стремлюсь.
— Неважно, как вы это склонны называть, — поспешил комендант прервать его признания, словно опасался хоть в какой-то степени разочароваться в таинственных связях Крайза с Учителями, дарящими власть над всяким, кто с ним соприкасается. — Но замечу, что, обладая такой силой над людьми, какой обладаете вы, Крайз, грешно не попытаться стать диктатором.
— Та сила и та власть, которую вы только что ощутили, дается нам не для того, чтобы узурпировать мир. Если же такие люди находятся, Высшие Посвященные сразу же охлаждают их, лишают поддержки, а то и доводят до краха.
Услышав это, бригаденфюрер удивленно и в то же время вопросительно взглянул на Крайза. Лицо фриза уже не казалось ему таким уродливым, каким явилось в начале встречи. Он даже подумал, что, возможно, со временем будет выведена специальная порода людей с такими устрашающими лицами. Это могут быть зомби-уроды, сам вид которых приводил бы врага в ужас. Зомби-полицейские с такими рожами шокировали бы любое уличное сборище. Нужно бы как-нибудь поделикатнее навязать эту идею самому Крайзу как начальнику «Лаборатории призраков».
33
Заметив все еще сидевшего у двери адъютанта, фон Риттер движением головы потребовал, чтобы тот вышел. А когда остался наедине с Крайзом, прямо, не прибегая ни к какой дипломатии, спросил:
— Фюрера эти ваши «посвященные» тоже лишили своей поддержки?
— Лишили, — так же просто, без обиняков, ответил Крайз. — И фюрер начинает понимать это. Однако мы никогда не будем возвращаться к этому разговору.
— Никогда, — клятвенно заверил его бригаденфюрер, понимая, насколько подобные разговоры опасны. Кто и каким бы образом ни лишал фюрера его астральной силы, он все еще остается фюрером, а значит, у него всегда будет хватать власти, чтобы расправиться с любым неугодным ему генералом.
— Так будет порядочно по отношению к фюреру.
— Полностью с вами согласен. С одним условием: как-нибудь мы сядем вместе, и вы посвятите меня во все свои возможности. С гарантией, что сведения эти я никому не передам.
— Молитвами всех святых, барон, — по-своему увел бригаденфюрера от этой темы Фризское Чудовище. — Кажется, вы хотели выйти вместе со мной на поверхность и пройтись по Черному Каньону?
— Именно эта мысль и посетила меня только что, — признался комендант. — Другое дело, что он не был уверен — его ли это мысль или же она навеяна была самим Крайзом.
— Фюреру захотелось того же, — воинственно рассмеялся-прокашлялся новообращенный эсэсовец, форму для которого еще не подыскали, поэтому он продолжал оставаться в каком-то странном френче, слегка напоминающем русскую гимнастерку. Очевидно, потому, что и сшита она была здесь, в «Регенвурмлагере» одним из бездарных портных-остарбайтеров.
— И все же, почему Гитлер заинтересовался этим Черным Каньоном? Кто посоветовал ему побывать там?
— Все просто: что это я нашел его для фюрера.
— Вы?!
— Точно так же, как нашел ему место под Смоленском, для ставки «Беренхалле», и на франко-бельгийской границе, у городка Прюэ-де-Пеш, для ставки «Вольфсшлюхт»[31]. Ну и, конечно же, место для главной фронтовой ставки фюрера — «Вервольф», что в Украине, под Винницей.
— Неужели и для «Вервольфа» — тоже?!
— Когда меня провезли по Украине, я обнаружил три таких места. Но «Вервольф» показался наиболее… «сатанинским» что ли. Во всяком случае, там фюрер мог вступать в связь с Высшими Силами, не выходя из своего бункера. Вторую ставку, названную «Тоннель» («Рере») фюрер приказал расположить в горах западноукраинской Галиции.
Фон Риттер застыл, неотрывно гладя на Крайза. Просматривались в этом взгляде и в этом молчании его — и первозданный, суеверный страх, и столь же первозданное, суеверное преклонение.
— Так это вас следует считать истинным творцом, или, по крайней мере, крестным отцом, «Вервольфа» и нескольких других ставок фюрера?!
— До меня подобные места пыталась определять небольшая группа прорицателей из известного вам института «Аненербе». Однако у них что-то не получалось, и тогда обратились ко мне. В том числе я должен был оценить пригодность и тех мест, которые в свое время были избраны без меня.
— А вам не грустно оттого, что Германия так никогда и не узнает о вашей роли в этом выборе и в сотворении «Вервольфа»?
— Весь порожденный человечеством мир — это всего лишь мир непогребенного природой скотомогильника.
— Смелое предположение, хотя и ничего в этом «скотомогильнике» не объясняющее.
— Истинными творцами «Вервольфа» являются те, кто является истинными владетелями нашей планеты.
— То есть фюрер и СС… — бездумно, как школьник зазубренный урок, пробубнил разочарованный комендант «Регенвурмлагеря».
— Что вы, барон! — покачал головой Фризское Чудовище. — Никакого отношения к фюреру это не имеет.
— В таком случае, яснее, яснее, унтерштурмфюрер! История во все времена требовала от воинов мужества и ясности. Почему вы отказываете себе в этих достоинствах даже в разговоре со мной?
— Мы — в мундиры и власть облаченные — всего лишь юродивые на паперти величественного, не нами возведенного и не нами освященного храма, именуемого в греховном простолюдин Землей.
— Вот как?! — решительно, словно бы подражая дуче Муссолини, поджал нижнюю губу барон фон Риттер. — «Юродивые на паперти», говорите?!
Определение решительно не нравилось ему, уже хотя бы потому, что претило его взглядам на свою собственную роль в обществе, как, впрочем, и его родовым аристократическим амбициям.
