Андрей Ерпылев - Имперский рубеж
— Я не сумасшедший, господин полковник. И патрулирование влияет на меня ничуть не более, чем на остальных.
— Но это же самая натуральная идея фикс! Вы наслушались солдатских баек и вообразили себе невесть что…
— Увы, Иннокентий Порфирьевич, — стоял на своем Бежецкий. — Это не байки. В некоторых гробах с погибшими в Россию отправляются наркотики. Я вас не обвиняю ни в чем, но некие люди…
— Воспользовались моей простотой? — сощурил глаз врач. — Моей мягкостью?
— Я этого не утверждаю…
— За чем же дело стало! Обвините меня! В мягкотелости, в разгильдяйстве, в потворстве преступникам! Еще в чем-нибудь… А ну пойдемте! — взъярился вдруг полковник, выбираясь из-за стола. — Пойдемте!
— Куда? — тоже поднялся на ноги поручик.
— Увидите…
Иннокентий Порфирьевич цепко ухватил Сашу за рукав и повлек куда-то по коридорам, лестницам, в самые недра госпиталя, туда, где ему ранее никогда не приходилось бывать. Более того: молодой человек и не подозревал, что изнутри это не самое большое здание, которое ему приходилось видеть в своей жизни, так велико. По его мнению, они с провожатым уже были этажа на два ниже уровня земли, но врач все вел и вел куда-то, будто призрак Вергилия, сопровождающий в ад поэта…[32]
— Строили еще немцы, — ответил врач на невысказанный вопрос — даже будучи рассерженным, он оставался человеком вежливым и общительным. — В расчете на возможную ядерную войну. Даже если надземная часть госпиталя окажется уничтоженной, больные и персонал будут укрыты надежно. Тут даже своя автономная артезианская скважина и несколько генераторов имеются. Я, кстати, подумываю, чтобы перевести все свое хозяйство сюда, — очень уж досаждают ночные обстрелы. Только бы средства выцарапать в округе, а то за несколько лет аборигены умудрились загадить неиспользуемые этажи до ужаса.
— А впечатления не производит, — осторожно заметил Саша, озирая вымощенный плиткой коридор со сверкающими кафельными стенами: часть люминесцентных ламп, расположенных на потолке через каждые пять метров, не горела, но оставшихся вполне хватало.
— Что в коридоре взять? Только до освещения и добрались. А зайдите в любой бокс: разорение и хаос. Даже розетки из стен повывернуты и трубы отопления срезаны. Не говоря уже о прочих коммуникациях. Немцы — большие аккуратисты, но на такое обращение с плодами своих рук никак не рассчитывали… Кстати, мы пришли.
Спутники стояли перед мощной стальной дверью, напоминающей дверь в бомбоубежище. Аккуратно, по трафарету сделанная надпись не подразумевала иных толкований. «МОРГ».
— Вы покойников не боитесь? — спросил Иннокентий Порфирьевич, но тут же спохватился: — О чем это я? Боевой офицер… Пойдемте.
Настучав код на клавиатуре, врач взялся за массивную рукоять и с видимым трудом приоткрыл толстенную дверь. Изнутри пахнуло холодом и таким «ароматом», что у привыкшего с недавних пор ко многому Бежецкого перехватило горло.
— Формалин, — пояснил полковник. — Иных бедолаг привозят уже в таком состоянии, что одного охлаждения бывает маловато…
Парочка пересекла обширное помещение, заставленное металлическими столами, большая часть из которых пустовала. Лишь над самым дальним сиял многоламповый хирургический светильник, и виднелись две фигуры в зеленых балахонах, склонившиеся над третьей, до половины скрытой простыней. Не нужно было обладать чересчур большими познаниями в медицине, чтобы понять, чем заняты «зеленые человечки».
— Патологоанатом Марусевич с практикантом, — счел нужным пояснить Иннокентий Порфирьевич. — Вскрывают… Но это вам, думаю, без разницы. Так ведь?
Не отрываясь от своего занятия, один из «лекарей мертвых» отсалютовал начальнику зажатым в обтянутой резиной руке инструментом будто саблей и вернулся к своему неаппетитному занятию, а второй вообще не обратил на вошедших внимания, позвякивая чем-то на пододвинутой к самому прозекторскому столу каталке.
— Тут черновая, так сказать, работа, — заметил медик. — А готовят к встрече со святым Петром дальше.
— А… покойников сюда тем же путем, что мы прошли, доставляют? — не утерпел Саша.
— Что вы! Имеется специальный лифт. Грузовой, вмещающий сразу две каталки. Нам, правда, слава богу, такая вместимость не нужна… Только вряд ли вам, Саша, понравилось бы путешествие сюда на этой ладье Харона, — улыбнулся полковник Седых. — Так что я вас провел по менее короткому, но более комфортному маршруту. Вы не против? А то обратно можно и лифтом возвратиться…
— Нет-нет! — запротестовал поручик, представив на миг замкнутое пространство, наполненное запахами, подобными витающим вокруг. — Благодарю покорно! Я уж лучше по лестнице…
— И то верно.
Офицеры миновали еще пару ничем не примечательных помещений и оказались в комнате, напоминавшей слесарную мастерскую: верстаки, сверлильный и еще какие-то станки (молодой человек не особенно разбирался в фабричных причиндалах, разве что видел нечто подобное во владениях прапорщика Деревянко), сложенные штабелями длинные ящики и предметы, напоминавшие металлические корыта. Откуда-то из-за этих пирамид доносилось резкое шипение, а голубые и красноватые отсветы, вспыхивающие то и дело, до неузнаваемости преображали полуосвещенное помещение, отбрасывая на стены и потолок причудливые цветные тени. Казалось, где-то работает цветомузыкальное устройство из дешевого танцзала, только звук отключен полностью.
— Пойдемте, — потянул за рукав озиравшегося по сторонам поручика Седых. — Ничего здесь интересного нет.
— А что это за корыта? — кивнул Саша на ближайший к нему штабель.
— Гробы, — буркнул Иннокентий Порфирьевич. — Гробы из оцинкованной жести. А в эти ящики, — указал он на штабель деревянной тары, — запаянные гробы устанавливаются для перевозки.
За штабелями, на бетонном полу стояли в ряд три металлических ящика. Крайний оказался уже запаян, на средний двое работяг в брезентовых робах как раз устанавливали плоскую крышку, а в крайнем… Бежецкий длинно сглотнул, увидев в гробу знакомое лицо.
Унтер Селейко казался спящим. Если бы не бескровное заострившееся лицо и глубокие тени под глазами, он вполне сошел бы за живого. Восковые ладони были аккуратно сложены на груди темно-зеленого с красной выпушкой парадного мундира, никогда ранее Сашей на нем не виденного, отсветы неисправной, нервно моргающей ртутной лампы на потолке отражались в голенищах сапог, надраенных до блеска. Лишь несколько секунд спустя юноша разглядел, что запястья мертвых рук связаны матерчатой ленточкой.
— Зачем это? — глухо спросил он.
— Что? А, руки… Понимаете, Саша, в дороге гроб будет трясти, а трупное окоченение уже проходит… Словом, так имеется шанс довезти покойного до дому в более-менее пристойном виде. Вы знакомы? — пристально глянул на собеседника врач.
— Да, это мой бывший подчиненный, унтер-офицер Селейко, — ответил Бежецкий, не в силах оторвать взгляд от стягивающих запястья и щиколотки мертвеца ленточек.
— Ага, — полковник перевернул бирку, прикрепленную к одной из ленточек, и близоруко сощурился. — Проникающее ранение в грудь и живот… Доставлен уже мертвым. Неудивительно, что мне он незнаком… Погодите заваривать! — одернул он сварщика, разжигающего газовую горелку над закрытым гробом. — Открывайте.
— Мы ж закрепили уже, — недовольно буркнул второй рабочий.
— Ничего, закрепите еще.
— Давай, Петро, открывай, — вздохнул сварщик и сердито крутанул вентиль горелки, гася пламя. — Коли господам приспичило полюбоваться, мы перечить не станем…
Работяги с жестяным скрипом сняли с гроба крышку, и у Саши подкатило к горлу: если Селейко выглядел совсем живым, то про лежащего сейчас в гробу офицера это сказать было трудно: развороченное, черно-багровое, на живую нитку, казалось, скрепленное месиво напоминало что угодно, только не человеческое лицо.
— Штабс-капитан Клейнмихель, — сообщил Иннокентий Порфирьевич, даже не прикасаясь к бирке. — Не поверите, мой друг, но его-то как раз доставили из Джелалабада живым. — Танкист, умудрился сам выбраться из горящего танка и вытащить двоих солдат. Одного, правда, мертвым. Ожог девяносто процентов поверхности тела. Был безнадежен, но как цеплялся за жизнь! Вы просто не представляете. Жаль, что доставили его ко мне слишком поздно. Можно было попытаться…
— А что это такое? — спросил поручик, дотрагиваясь пальцем до небольшого тканевого мешочка — одного из многих, заполняющих пространство между бортиком гроба и страшным лоснящимся куском мяса, бывшего когда-то человеческим лицом: на него как раз он смотреть избегал.
— А, это… — Медик осторожно извлек такой же из-за плеча покойного: блик света пробежал по четырем звездочкам на тканном золоте погона. — Посмотрите сами.
