Андрей Ерпылев - Имперский рубеж
«Я домой хочу… — пробулькал окровавленным ртом покойник. — А тут отрава… Душно мне…»
Вместо подушки, под головой покойника лежали все те же свертки и целлофановые пакеты с чем-то белым…
Саша подскочил на постели и долго не мог унять расходившееся сердце. Душная темнота стискивала его в своем кулаке, по лицу и спине ручейками катился пот, простыня оказалась скрученной в жгут и противно мокрой.
«Приснится же такое…»
Бежецкий поднялся, несколько раз присел, проделал десяток-другой гимнастических упражнений и, не зажигая света, прошлепал по старой, хрустящей под ногами и колющей босые пятки разлохматившимися стебельками («Давно пора заменить!») циновке к столу. В щелях оконной занавеси маячил серый предутренний свет, и до одури захотелось распахнуть окно и вдохнуть полной грудью прохладный воздух… Вместе с пулей какого-нибудь по-азиатски терпеливого снайпера. Поэтому поручик ограничился лишь стаканом тепловатой, сильно отдававшей хлоркой воды, которую кипяти не кипяти… Увы, «хорошая» бутилированная вода стоила дорого, а в дукане, скорее всего, купишь то же самое, а то и просто процеженную воду из арыка, кишащую бациллами всех мастей. Запах хлорки хорошо отбивали граммов пятьдесят местной араки, но пить с утра Саша так и не научился, как ни пытался.
«Слава богу, — зло подумал он, вытряхивая из помятой жестянки мятную конфетку-монпансье и размалывая крепкими молодыми зубами приторную, холодящую небо мякоть, — сегодня не на службу. И завтра… Когда там «клуб» открывается? Напьюсь…»
Ложиться на влажные простыни не хотелось, но не таскаться же потом целый день снулой мухой? Перевернув подушку относительно сухой стороной вверх, молодой человек рухнул на взвизгнувшие пружины и закрыл глаза…
Обливаясь потом и срывая ногти на пальцах, он выколупывал из бездонного чрева грузовика второй ящик, уже точно зная, что заключено под дощатой крышкой, а своей очереди молчаливо дожидались еще десятки…
* * *К вечеру желание напиться и забыть кошмар уже не казалось таким всепоглощающим. Да и сам ночной морок как-то потускнел, потерял краски и не казался чем-то бульшим той неизбежной «отдачи», которую вызывали в молодом, охочем до впечатлений мозгу все предыдущие боевые выходы. Правда, впечатления раз от разу постепенно стирались, словно разменные монетки, поскольку человек рано или поздно привыкает ко всему на свете. Даже к смерти, роящейся вокруг, прикидываясь до поры обычными пчелками-труженицами. Свинцовыми и стальными…
«Может, лучше закатиться к дамам-с? — размышлял поручик, неторопливо пыля английскими ботинками, которым и вправду износу не было, по хорошо известному маршруту, проделать который теперь мог и в полной темноте и мертвецки пьяным. — Говорят, недавно прибыло из Империи пополнение сестричек милосердия… Или просто лечь пораньше, прочитав наконец пару страниц давным-давно одолженного у Зебницкого романа?…»
Но отказаться от общения, по которому истосковался за неделю изматывающих «конопляных поисков», Саша не мог. Стоило вспомнить, что завтра или, в крайнем случае, послезавтра опять предстоит мотаться целыми днями по набившим оскомину ущельям в поисках клочков пыльно-зеленой, похожей цветом на германские шинели, еще не до конца изношенные «сарбозами», растительности, и ноги сами ускоряли замедлившийся было шаг.
«В конце концов, — пытался обмануть себя молодой человек, — можно и не напиваться. Посидеть где-нибудь в сторонке с бокалом пива, послушать споры, сыграть партию-другую на бильярде… Вернуть Зебницкому, наконец, старый долг…»
Александр вздохнул: вернуть одолженные два месяца назад десять рублей легкомысленному поляку означало попойку на ту же сумму, поскольку деньги в руках шляхтича держаться никак не желали, а желающих поучаствовать в истреблении «красненькой» всегда было хоть отбавляй. Тут уже не отделаешься бокалом местного «Моргенштерншаушлихтера», неведомо как укоренившегося на абсолютно неприспособленной к пивным экзерсисам почве. И что самое грустное — с десятки все веселье только и начнется…
* * *Увы, как и почти все благие намерения в нашей жизни, это тоже так и осталось намерением — не более того.
Не успел Саша пересечь порог «клуба», как сидел между друзьями на шатком табурете, прижавшись спиной к осыпающейся сухой глиняной крошкой при каждом движении стене, в стакане, зажатом у него в руке, плескалось что-то алкогольное, а нечто не менее алкогольное плескалось под черепом, вытесняя и благие намерения, и данные себе обещания.
А на огромном, составленном из нескольких обычных, столе посреди обширного помещения разыгрывалось никогда не виданное им ранее действо.
Бои скорпионов.
Сколько трудов стоило отловить такие вот устрашающие экземпляры — больше фаланги большого пальца, — как раз сейчас взахлеб рассказывал на ухо Александру поручик Мотя Зацкер, слывший в «сеттлменте» выдумщиком не хуже покойного Еланцева. Слава богу, все шутки Матвея Зиновьевича имели характер довольно безобидный и были действительно веселы и оригинальны. То он, воспользовавшись каким-то местным праздником, устраивал настоящий костюмированный бал, то — гонки на ишаках, то беспроигрышную лотерею. От начальства сей оригинал постоянно получал распеканции, зато с товарищами имел отличные отношения и был желанен в любой компании.
— Представляешь, Саша! — теребил за рукав поручика Зацкер — он со всеми был на «ты». — Вон того негра мой Ларионов вытряхнул из своего сапога. — Тощий палец с обкусанным ногтем указывал на литровую стеклянную банку, на дне которой притаился действительно необычной расцветки — почти черный — огромный скорпионище. — Хотел раздавить, увалень, да я спас это чудо природы. А потом, как-то сама собой, возникла мысль: а что, если попробовать… Понимаешь, тараканьи бега — банально. Петушиные бои… Интересно, но где добыть петухов? Знаешь ведь, что местные обожают этот варварский вид спорта. Бойцовый петух стоит таких денег!
Выдумщик прервался, глотнул, будто воды, добрых полстакана араки — местной водки, мало чем отличающейся по вкусовым качествам от шаропа, и затараторил, возбужденно блестя большими, навыкате, глазами:
— Смотрю я, как этот негр бегает по дну банки, трясет хвостом, и думаю: э-э-э-э!..
Половой Семен водрузил на стол огромную плоскую стеклянную банку вроде аквариума, осторожно вынул из его прозрачной тюрьмы темного скорпиона щипцами для сахара и опустил на дно ристалища.
— На арене боец номер один, — громко объявил Зебницкий, согласившийся быть рефери поединков и заодно крупье: не умея сохранить свои деньги, поляк тем не менее, раз «ожегшись на молоке», отличался щепетильной честностью, чем и пользовались отцы-командиры, непременно командируя его за казенными суммами, когда возникала такая необходимость. — По кличке «дядя Том»! Против него выступает… — Семен застыл с зажатым в щипцах извивающимся страшилищем песчано-рыжего колера, — боец номер два по кличке «Абр-р-рек»! Делайте ваши ставки, господа!
— Ставлю рубль на черного! — потянулись к серебряному блюду руки со ставками. — Полтинник серебром на рыжего!.. Три рубля на гнедого!..
Саша поддался общему ажиотажу, метнув на блюдо свернутую квадратиком рублевую купюру.
И схватка началась…
— Слушай, Зацкер, — спросил Александр поручика, когда страсти несколько улеглись, а вокруг стола с сосчитанными «бойцами» осталось лишь несколько самых азартных игроков. — Ты все про все на свете знаешь…
— Не без этого! — приосанился Матвей. — Спрашивай, о повелитель винтокрылого шайтана!
— Понимаешь, Мотя, — Бежецкий не знал, с чего начать: не будешь же рассказывать человеку, пусть и другу, свой ночной кошмар, — тут такое дело… У меня одного бойца подстрелили…
— Слышал, Саша, слышал, — мелко закивал изрядно подвыпивший офицер. — Такое горе… Сильно наседали в штабе?
— Да не в этом дело… — отмахнулся молодой человек. — В первый раз, что ли! Ты понимаешь, что меня гложет…
И он, как мог нейтрально, изложил внимательно слушающему товарищу все происшедшее в санитарной машине.
— Так вот, Мотя, что я хотел спросить… — начал он, но Зацкер перебил его, воровато оглянувшись и накрыв Сашину руку своей узкой ладошкой.
— Вот что я тебе скажу, друг Бежецкий…
* * *— Вы с ума сошли, Саша! — Иннокентий Порфирьевич по-бабьи всплеснул ладонями. — Какие еще наркотики? Право, вы сошли с ума! Постоянные дежурства действуют на ваш организм угнетающе. Давайте я положу вас на недельку в неврологию, попьете успокоительного, побеседуете со специалистами… Знаете, какой у нас есть замечательный психотерапевт?
— Я не сумасшедший, господин полковник. И патрулирование влияет на меня ничуть не более, чем на остальных.
