Глеб Дойников - «Пощады никто не желает!» АнтиЦУСИМА
— Товарищи, это же произвол! — попробовал разыграть последний козырь Рутенберг. — Мы, представители трудового народа, пришли требовать от…
По знаку Вадика стоящий рядом казак резко ударил провокатора под дых, не дав тому договорить. Еще до того, как рабочие поняли, что одного из их депутатов только что «оскорбили действием» — в просторечии избили, Вадик с казаком сноровисто обыскали упавшего Пихаса. Не успел еще под сводами Зимнего раздаться крик его напарника-эсера, ожидающего своей очереди на обыск — «наших бьют, товарищи», как Вадик вытряхнул из-за пазухи Рутенберга браунинг. Кричавшего на всякий случай сбили с ног и также обыскали. Перед глазами собравшихся появился изъятый, на этот раз из сапога крикуна, второй браунинг, близнец первого.
— Итак, с этими представителями «трудового» народа все ясно. Теперь вам, господа рабочие, понятно, ЗАЧЕМ была устроена вся эта история с вручением царю вашей петиции ЛИЧНО В РУКИ?
Неожиданно один из рабочих, старый мастеровой, явно не один год тянувший лямку на Путиловском и давно и прочно занявший свое место в рядах рабочей аристократии, рухнул на колени. Он стал истово креститься в сторону иконы, которую Вадик и установил-то, исключительно поддавшись на неоднократные просьбы Ольги. Отказывать своим женщинам он так и не научился. Сначала неуверенно, но потом все более искренне его примеру последовали и остальные члены депутации. Тем временем у остальных пяти, не прошедших «святой тест», был изъят еще один револьвер и куча разного металлического хлама. Отделив агнцев от козлищ, Вадик вернулся к обязанностям распорядителя бала.
— Господа! Товарищи рабочие, я вынужден перед вами извиниться, — далее последовало несколько сбивчивое и путаное объяснение, — обнаружение заговорщиков — заслуга не чудотворной иконы, а новейшего прибора — металлоискателя. Арка, через которую вы все вынуждены были пройти, его главная часть. А икона… Она нужна была более для отвлечения внимания злодеев. Просто объяви мы о металлоискателе — они выбросили бы пистолеты в толпе, а то вообще стали бы стрелять направо и налево. Да и мы тогда, не зная, кто именно из депутации хочет убить государя, вынуждены были бы завернуть вас всех. Или кого из вас бы застрелили эти гады, а потом еще винили бы в этом «царскую охранку». Но император хочет встретиться с истинными представителями народа (святая ложь…), и ничто не сможет его остановить в его стремлении!
— Чай, поди, не совсем идиоты, господин доктор, — раздался голос того самого старого мастера, — сам гальванером[36] на Путиловском работаю и догадался о вашей машинке, как только провода разглядел, что арку обвивают. Чудотворной иконе они ни к чему, это верно. Только молод ты еще, доктор, уж прости старика, но что есть, то есть, и в чем промысел Божий…
— Не нам, простым смертным, дано догадаться, — сказала пришедшая на помощь явно запутавшемуся в непривычных для него длинных словах работяге великая княжна. — Он действовать не только через гудящую и светящуюся икону способен. Он может, дабы не смущать умы чудом Божьим, и просто послать гениального изобретателя именно тогда и туда, куда нужно. Чтобы тот изобрел этот металлонаходитель именно перед покушением на помазанника Божьего. Это как в притче о набожной женщине, которая при наводнении три раза отказывалась садиться в лодку, все ждала, что ее Бог спасет. Когда же она, утонув, пришла к Господу и спросила: «Отчего же ты меня не спас?», что он ей ответил?
— А кто тебе, дура, три раза посылал лодку? — ответил тот самый старый мастер и сразу же поправился: — Простите, ваше высочество…
— Отчего же, за исключением «дуры», вы совершенно правы, — неожиданно весело ответила Ольга. — Ну да пройдемте, господа, а то мой брат уже заждался.
— Вы хотите сказать, что после всего, что тут было, после раскрытой попытки покушения Его Императорское Величество, — запинаясь, выговорил организатор шествия поп Гапон, — хочет встретиться с нами?
— С вами — не уверен, — отрезал Вадик, которому решительно не нравился поп-расстрига. — Вам я бы порекомендовал готовиться объясняться с вашим начальством в Третьем отделении. По поводу того, что вы фактически организовали шествие, под прикрытием которого к царю чуть не приблизились трое убийц.
Раскрыв истинного «работодателя» Гапона, Вадик окончательно зарубил его карьеру как «вождя народных масс». Конечно, рабочие его не прибьют, как сделали в нашей реальности эсеры, но и слушать полицейского провокатора больше не станут.
— А остальных выборных — прошу! Его Величество ждет вас, для беседы о ваших во многом справедливых требованиях.
В Малой зале Зимнего дворца непривычно шкворчали три двухведерных самовара. Когда Вадик только планировал это чаепитие, он исходил из реалий своего времени. Не раз и не два он видел по телевизору, как президент принимает заслуженных учителей, шахтеров, военных и др. Он долго не мог понять, почему слуги не понимают, чего он от них хочет. Что для обывателя XXI века было совершенно естественным, для жителей начала XX столетия было совершенно невероятным и невозможным. Забежав проверить, все ли готово, Вадик был совершенно изумлен, не увидев привычных ему и расставленных буквой «П» столов и всего прочего антуража для чаепития. Он еще мог предположить, что чай и сладости подадут слуги во время беседы, но вот отсутствие столов его искренне возмутило. Скольких трудов ему стоило убедить Николая согласиться на это мероприятие, разжевывать все, как маленькому ребенку, да ладно ему, и Ольге тоже, без этой «тяжелой артиллерии» ему вряд ли бы это удалось. Что поделать, ну не понимают предки, даже такое чудо, как Оленька, всю важность пиар-кампании, да и информационной войны в целом. И вот, когда он с грехом пополам выдавил из царя согласие на чаепитие, этот балбес обер-церемониймейстер или гофмейстер (сам черт ногу сломит во всех этих: камергерах, обер-гофмейстерах, обер-шталмейстерах, просто шталмейстерах и др., лакей — он и в Африке лакей), завел свою «шарманку» — «ну гоже ли Его Императорскому Величеству сидеть за одним столом с простым мужичьем». Пришлось перейти на бас и «объяснить». И вот теперь, когда столы все расставлены, самовары растоплены и с минуты на минуту войдет Николай, обалдевшие от великолепия и красоты Малой залы мужики никак не решаются зайти внутрь и в нерешительности жмутся к стенам. Один так вообще учудил, увидев резной паркет, начал сапоги стягивать, еле остановили. С огромным трудом Вадик, матюгаясь про себя и вслух, причем на последнее мужики реагировали гораздо резвее, усадил-таки их за стол, куда они ни в какую не хотели садиться, даже подумать не смевшие о такой почести. Да и сели больше привыкшие к лавкам бывшие, а зачастую и нынешние крестьяне на самый краешек, чтобы «не дай Бог такую красоту не попортить». Все это благолепие разбилось за секунду, когда вошел царь. Мужики повскакивали, а большая часть даже рухнула на колени. Такое Вадик только в кино про Петра I видел.
Николай был бледен, буквально пять минут назад к нему в покои с возгласом «А ты нам не верил!» бушующим ураганом ворвалась Ольга. Она с торжествующим видом продемонстрировала ему маленький браунинг. Только увидев заряженный ЕГО пулей пистолет, Николай по-настоящему осознал, что ему грозило. «Господи, за что мне все это?» Еще только с утра они были на обедне, завтракали по-старому в круглой зале вместе со всеми. Потом он гулял со старшими детьми и Мама, в парке подстрелил трех ворон… И вот теперь эти карбонарии хотели его убить, так же, как дедушку и как они чуть было не убили Папа.
«Неужели Банщиков и здесь прав? Когда он рассказал про болезнь сына, я долго не мог поверить! А бедная Аликс долго плакала и рассказала, в конце концов, что это заболевание преследует мужчин ее семьи. Она так надеялась, что „маленькое сокровище“ эта участь минует… И поди же ты — первым принесший эту страшную весть Банщиков сейчас имеет на нее просто фантастическое влияние. Что неудивительно — когда у сына первый раз пошла кровь, доктор примчался буквально через 15 минут, наложил повязку и сделал переливание. Малыш был удивительно спокоен и весел. Теперь Аликс буквально боготворит Банщикова и всячески ему потворствует.»
Николай понял, что его пугает тот напор, с каким «доктор Вадик» доказывает свои решения. «Господи, как я устал от него!» Его язык и манеры, хотя здесь надо отдать должное Ольге, она постоянно с ним занимается. Но самое худшее — неужели он прав, и наше будущее настолько ужасно? Но ради детей и Аликс приходится терпеть. Теперь, после новости о готовившемся покушении, Николай бы вряд ли пошел на встречу с выборными, но Аликс и поддержавшая ее Ольга убедили, что «меня ждет мой народ и необходимо доказать всем и каждому, что Русский Царь всегда стоял на страже интересов России».
Занятый этими мыслями и терзаниями, вошедший в зал Николай был бледен, но решителен. Он поднял выборных с колен и попросил всех садиться, и на этот раз, к немалому удивлению Вадика, мужики повиновались безропотно. Немного подождав, Николай обратился к делегатам с речью. Для собравшихся же депутатов буря чувств на лице Николая и суровое, решительное выражение его лица означали несгибаемую решимость принять народную петицию, несмотря на происки «врагов народа» (Вадик не удержался и ввернул это выражение еще при обыске Рутенберга). Тихий одобрительный гул, пронесшийся среди почтительно поклонившихся депутатов, был услышан и Николаем. Приободрившись, он вдруг понял, что написанная совместно с Вадиком (опять он, досадливо поморщился Никки, но прогнал эту мысль подальше, пока подальше) речь вполне соответствует моменту.
