Алексей Кулаков - Наследник (СИ)
— Сколько?..
Вновь начали медленно сжиматься детские пальцы.
— Скажу!!! Все скажу.
Откашлявшись и пару раз глубоко вздохнув, сбросивший маску «простого кашевара» воровской главарь мерзко ухмыльнулся, блестя разом оживившимся глазом:
— Мно–ого! Болото не привередничало, всех принимало. Мужиков лапотных, купчин толстобрюхих, баб да девок. Ох и сладкие они были! Да и ты ничего, смазливый. Я бы и тебя напоследок–то, хе–хе, употребихкх!..
Все ожидали крика, но его не было. Побелевшие от невероятной муки глаза, мелкая дрожь по всему телу, едва слышный хрип — и поверх всего этого тихие слова десятилетнего мальчика:
— Пока я рядом, тебе не ускользнуть даже в смерть. Говори, скольких убили по твоему приказу?
— А-ахх! Две сотни… и еще семь десятков… может, кого и запамятовал.
— Женщины?
— Да.
— Дети?
— Не отпускать же их, сиротинушек, было, на поживу дикому зверью? Кх–ха, кхе–хе–хе!..
Тонкие пальцы сжались в кулаки, но атаман продолжил кашлять–смеяться, ничуть не ощущая какой–либо боли.
«Что со мной? Зрение плывет, во рту металлический привкус, тошнит. И откуда у меня такая ненависть? Она как будто моя, и не моя одновременно. Не стоило мне все это начинать…».
Вытерев отчего–то влажные губы, Дмитрий поднес руку ближе к глазам, недоуменно разглядывая мазки собственной крови. Все так же мерно и тяжело пульсировало средоточие, незаметно для хозяина вбирая в себя из воздуха и стен застарелую боль…
— Твоя душа черна, и ей нет места ни в Свете, ни в Тьме.
Правая рука царственного отрока поднялась, и в два движения начертала на лбу разбойника крест. Затем он отвернулся, и успел отойти на несколько шагов — а за его спиной начертанное вспухло багровым рубцом, а страшно хрипящая нелюдь выгнулась так, что затрещала кожа и кости. Затем резко дернулась, с неимоверной легкостью разбив колодки на несколько кусков, еще раз выгнулась, и издав короткий рев, мягко осела навзничь.
— Батюшка.
Всем, кто находился в застенках Разбойного приказа, от катов в кожаных фартуках и до самих притихших «постояльцев», было отчетливо видно, сколь сильно мутит десятилетнего мальчика.
— Мне бы в собор, помолиться. Надо. Очень.
— Да–да, идем сыно.
Немало впечатленный отец едва удержался от желания подхватить своего первенца на руки, и поскорее вынести из душного подзмелья на солнечный свет — но несмотря на крайнюю бледность и явную тошноту, его наследник сам поднялся по стертым ступенькам узкой лестницы. Сделал несколько шагов, глубоко вздохнул. И склонился в жесточайшем приступе рвоты.
— Ну–ну–ну! Все будет хорошо, сынок, все будет славно. Легче тебе? В первые разы от таких страстей всегда тяжко, по себе знаю.
Правитель царства Московского и всея Руси, прижал к себе свою гордость, надежду и благословление, своего сына — а затем дошел с ним до Успенского собора, где они почти час бок о бок предавались тихой молитве. На выходе же из храма Иоанн Васильевич внимательно вгляделся в первенца, отмечая легкие тени под его глазами, так и не прошедшую бледность и все остальное, и повелел отменить все занятия наследника — вплоть до того момента, когда ему станет лучше.
— Полежи немного, или поспи. Сон, он многое лечит, сынок.
— Да, отец.
Медленно шагая в свои покои, Дмитрий пытался понять, что такое с ним творится. Средоточие послушно как никогда, скованное стальным барьером воли. Все, что он задумывал, получилось — так отчего же его гложет ощущение допущенной ошибки? Что он не предусмотрел, что не рассчитал?
«Не стоило мне затевать это представление».
Совсем было согласившись с таким выводом, он вспомнил ради чего все это сделал — ради брата Федора. Теперь он сможет начать изменение его Узора, не опасаясь смертельных последствий, и сонные глаза пятилетнего мальчика наконец–то засветятся жизнью и интересом к окружающему миру…
«Нет, это того определенно стоило!».
* * *
— Может сбитню батюшке нашему Димитрию Ивановичу?
— Благодарствую, но позже.
Не дожидаясь просьбы, боярыня Захарьина величавой павой прошествовала к ложу, на ходу едва заметно поправляя свой убрус . Легла, и терпеливо молчала, пока царственный отрок медленно вел свою ладонь вдоль ее тела — а вслед за ладонью по ногам поднималось приятное тепло. Колени, бедра, живот… Стрельнуло чуть горячим в груди и наполнило блаженной легкостью голову.
— Глубоко вздохнуть.
Абсолютно не стесняясь, малолетний царевич плавно провел рукой по левой груди боярыни, задержав ее напротив сердца. Скользнул ниже, опять остановив ладонь на животе, затем слегка сдвинул ее на другую сторону и почти сразу же довольно улыбнулся:
— Мне больше нечего целить.
Услышав такие новости, почти сорокалетняя (без двух годков) почтенная Анастасия Дмитриевна моментально подскочила, издав невнятный звук. Что–то такое среднее между восторженным визгом и сдержанным покашливанием… Надо сказать, к здоровью своей первой официальной пациентки Дмитрий подошел очень ответственно, убрав не только сильнейшую интоксикацию свинцом и ртутью, но и все ее последствия, а так же разные отложения и прочий накапливающийся с годами мусор. Результатом была изрядно посвежевшая кожа, заметно подтянувшиеся формы, легкость в движениях и неизменно хорошее настроение, дополненное натуральным румянцем. Кстати, своими формами боярыня Захарьина была немного недовольна, ведь в моде была приятная полнота. А у нее только зад и грудь подходили под эти строгие критерии!.. Впрочем, она готовилась над этим усиленно работать, планируя усердно налегать на мучное, жирное и прочую весьма полезную для женской фигуры снедь.
— Даже и не знаю, как мне тебя благодарить, батюшка–царевич Димитрий Иванович!.. Век за тебя молиться буду!!!
— Тсс!..
Мягко улыбнувшись, наследник убрал от губ указательный палец, переведя его на укутанный в рушничок кувшин со сбитнем — а понятливая хозяйка тут же самолично налила медового напитка дорогому гостю.
— Очень вкусно. С корицей?
Расцветшая от похвалы боярыня горделиво приосанилась:
— И не только. Такой только у нас, у Захарьиных есть!..
Допив ароматный сбитень и отставив небольшой серебряный кубок в сторону, царственный отрок внимательно поглядел на Анастасию Дмитриевну:
— Теперь о благодарности. Мне будет достаточно, если ты, боярыня, расскажешь всем своим подругам и знакомицам то, что узнала от меня про белила, свинцовые гребешки и лекарства иноземных лечцов.
Мгновенно посерьезневшая женщина без долгих размышлений согласно качнула головой, наливая в кубок еще сбитня:
— Исполню, царевич–батюшка.
— Тогда позволь я расскажу тебе одну небольшую историю. Как ты наверное знаешь, у католиков и протестантов есть инквизиция…
Слушая малолетнего рассказчика, боярыня почти машинально утянула с широкого блюда небольшой крученый медовый кренделек, тут же откусив крохотный кусочек.
— Обвинения могли быть любые: колдовство, сношения с нечистым, порча. Любая красивая женщина вызывала зависть, а вместе с ней и злобу своих некрасивых соседок. Этих как бы ведьм жгли на кострах.
Перекрестившись от таких страстей, хозяйка утянула с блюда еще один кренделек.
— Топили в воде, закапывали живьем в землю, пытали всяко, проявляя в сем деле дурное усердие. Как результат — в чужеземщине почти не осталось красавиц, одни страшилы да серые мыши, невзрачные обликом. На Руси же православной таких ужасов не было, оттого и красивые девы у нас не редкость, а обыденщина.
Наследник очень выразительно поглядел на Анастасию Дмитриевну, заставив ту немного покраснеть. От удовольствия.
— Не стоит скрывать за белилами Богом данный облик, и зубы чернить тоже есть грех. Ибо тело наше есть творение Его, и не след смертным тщиться изменить Его замысел!..
Хозяйку от таких речей явно пробрало. Нет, она успела уже привыкнуть к тому, что старший из сыновей великого государя Иоанна Васильевича смышлен необычайно, да и держит себя куда как серьезно (совсем не по возрасту) — но такие слова и интонации скорее приличествовали монаху–вероучителю, нежели десятилетнему отроку.
— Но как же?..
Дмитрий, несмотря на свой более чем юный вид, прекрасно понял, о чем речь — очень уж выразительно женщина коснулась бровей и подкрашенных виноградным соком губ. А так же понял, что она больше удивлена, нежели проникнулась его словами.
«Ну что же, тогда приведем более авторитетное мнение».
— Апостол Павел сказал: не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, которого имеете вы от Бога? Женщинам русским должно украшать себя и одежду свою, и держать тело свое в чистоте, ибо то есть угодные Господу нашему деяния. Басма, хна и виноград не несут в себе вреда.
Закрепив внушение долгим взглядом, гость улыбнулся:
— Прошу тебя и это донести до своих подруг. Наградой же будет…
