Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

И тут на встречке показался обшарпанный грузовик, чей дощатый кузов доверху забивали тюки, а на шатком верху устроился пулеметчик. Китайский ДШК загоготал, плюясь ярким пламенем – недаром это орудие убийства прозывали «сваркой».

Крупнокалиберные пули рвали и корежили джип, расчленяя бойцов САВАК. Пять ударов сердца – и всё было кончено.

- Видели? – счастливо воскликнул Раджеви.

- Видели, - слабо улыбнулся Виноградов. – Трогай, Костя.

Невозмутимый водитель, лейтенант КГБ, лихо развернулся и помчал, набирая скорость. Представление окончено.

Советское посольство в Тегеране недаром второе в мире по величине – раскинулось оно широко и привольно, не стесненное квадратными метрами. Больше всего дипломатическое представительство напоминало добротный санаторий где-нибудь на юге – в Абхазии или под Геленджиком. Обширный тенистый парк… Тихо журчит вода и поют заливисто птахи… Высятся многоэтажки, шумит на переменках школа…

Посол поднялся по ступеням Исторического корпуса, и легонько взялся за балахонистый рукав Раджеви:

- Поговорим здесь – из моей любви к символам.

Масуд с любопытством поглядел на Владимира Михайловича, и кивнул. В огромном зале, заполненном приятным полумраком и остывшим воздухом, неслышной струной дрожала тишина.

Пол укрывали драгоценные персидские ковры, удобные кресла и диванчики стояли вразброс, поближе к зашторенным окнам.

- Тридцать пять лет назад здесь решали судьбы мира товарищ Сталин, Рузвельт и Черчилль, - с ноткой торжественности выговорил Виноградов. – А в ваших руках, Масуд, судьба Ирана… Хотя, обойдемся без пафоса! Дел много, а времени мало. Кстати, позвольте, Масуд, я, на правах старшего, устрою вам вежливую выволочку. Не стоило вовлекать меня, делая то ли зрителем, то ли свидетелем. В Москве и без того с пониманием относятся к вашей революционной деятельности. Ликвидация аятолл и худжат-аль-исламов просто необходима, и мы всецело поддерживаем этот курс – религиозным фанатикам не место у руководства страной. Оружие, деньги, подготовку боевиков мы обеспечим, а израильтяне поделятся с вами разведданными… Кстати, а почему вы переключились на генерала? Он даже не шиит, а закоренелый атеист!

Раджеви хищно улыбнулся.

- А мы решили сыграть сразу на нескольких досках! Сживаем со свету аятолл – и виним сторонников шаха! Истребляем шахских силовиков, а вина ложится на исламистов. Тут стоило только начать! Шахская охранка САВАК уже сама неистовствует, насылая карателей на особ духовного звания, а те буквально вчера науськали муджахидов, расстрелявших генералов Хайзера и Фардуста. Но вот младших офицеров и солдат мы не трогаем, зато распропагандировали их во множестве!

- Ну, и чему мне вас учить? – заулыбался Виноградов. – Сами, кого угодно научите! Могу только посодействовать в решении кадровой проблемы, так сказать. Мне думается, что союз с Туде и Фидаине хальк пойдет на пользу борьбе за счастье простого народа, ведь ваши партийные линии параллельны!

Раджеви поднялся, и задумчиво прошелся по ковру, глушившему шаги.

- Пожалуй… - затянул он. – Пожалуй, в этом есть смысл. Но при одном условии: решать буду я.

Посол шутливо поднял руки.

- Согласен! Знаете, Масуд… - построжел он. – Я представляю здесь первое в мире государство рабочих и крестьян. И порой забываю о том, что строить Мир Справедливости – цель не для всех. Вот, вспомнилось сейчас… Мы как-то высаживались в порту Бендер-Аббаса. Было уже темно, и нас сопровождали люди губернатора. Проходили через парк – и буквально спотыкались о спящих людей! Прямо на траве ночевали смертельно уставшие докеры. Губернаторская челядь небрежно переступала через них, а меня подобный уровень нищеты потрясал! У работяг не то, что дома, даже рваного одеяла не было!

- Будет! – стиснул кулаки Раджеви. – И одеяло, и дом, и еда каждый день!

- Верю, Масуд, что выиграете, - по губам Виноградова скользнула улыбка, - и поставите шаху мат!

Глава 14

Москва, проспект Вернадского

Среда, 14 июня. Полдень

Солнце сияло, будто по моему хотению – парк увеселял зеленым глянцем, небо пышело лазурью, не тронутой ни единым облачком, а вот липкая духота не обволакивала, сдуваемая ветерком. Ленивые порывы доносили то запах нагретой листвы, то влажный дух прудов – нос щекотали терпкие нотки болотистой ряски.

Благодушествуя, я гордо оглядел будущую стройплощадку. Шустрые студенты в «целинках» сколачивали из досок забор по периметру огромного пустыря – от террасы Дома студента и до самого проспекта. Через год здесь вырастет громадный параллелепипед из стекла, кирпича и бетона, а с краю крыши засветится розовым неоном: «НТТМ».

Часто рокоча, запыхтел компрессор, короткими очередями задолбили отбойные молотки. Залязгали, опуская отвалы, два мощных бульдозера. Взревели, срезая под ноль травянистые бугры и громоздя кучу глинистой почвы. На нее желтым носорогом набросился польский погрузчик – со скрежетом и гулом загреб полный ковш, и победно воздел его. Погромыхивая кузовом, сдал назад новенький «КамАЗ» - облупленный ковш, щеря надраенные зубья, плавно опрокинулся, выгружая первые кубометры грунта. Самосвал качнулся на рессорах, принимая вес.

- Етта… - послышалось довольное хмыканье. – Красота-то какая!

- Лепота! – поддержал я Вайткуса, улыбаясь.

Ромуальдыч встал рядом и подбоченился, гордо обозревая фронт земляных работ.

- А фундамент-то на глубину уйдет, - сделал он вывод. – Тридцать этажей – етто тебе не баран начихал!

- Тридцать пять. А вон!

С проспекта сворачивал «трал», влекомый «КрАЗом», а сам многоколесный прицеп за его кабиной попирал гусеницами экскаватор, утянувший под себя стрелу. Толстые гидроцилиндры блестели зеркальными штоками, рисуясь в воображении, как напруженные мышцы.

Взрыкивая движком, «КамАЗ» отъехал, грузно качаясь на колдобинах, и в широкие ворота стройки просунулся трейлер. Студенты в одних штанах и касках забегали вокруг тяжелой техники, как мураши у дохлой гусеницы. С коротким металлическим громыханьем упали подпружиненные сходни. Экскаваторщик ловко забрался в кабину ЭО-4123, и машина ожила. Зарокотала дизелем, плавно приподняла стрелу. Дрогнула, опасливо подвигаясь. Стройотрядовцы засуетились, наперебой подавая советы, да только машинист никого не слушал – подавшись вперед, он спустил экскаватор на землю, и развернулся.

Я до того загляделся на его ладную работу, что не заметил даже, как убыл трал, а его место заняла парочка «КамАЗов», церемонно ставших в очередь. По Кравченко подкатывал третий самосвал.

- Пошло дело! – воскликнул Ромуальдыч.

Да… Пошло. Вайткусу ли не знать! Мы с ним на пару обивали пороги высоких кабинетов, дневали в ведомствах – от Минстроя до Госбанка. Перевести миллионы в валюте с моего счета в Швейцарии помог гениальный советский банкир Карнаух, а вот дальше… СССР только-только ушел от двухконтурности и фондирования товарами, привыкая к денежному финансированию. Систему трясло от переналадки, хватало и ловкачей, и саботажников, но начальник Центроштаба НТТМ и его техдиректор, стиснув зубы и воинственно выпятив челюсти, сломили сопротивление номенклатуры.

Выбили. Согласовали. Договорились. Подписали и шваркнули Большую Круглую Печать.

Сощурившись, я поднял глаза к небу, словно созерцая будущие этажи. Кабинеты… Лаборатории… Мастерские… Толпы увлеченных людей в аккуратных спецовках или в халатах, не познавших утюга, с ворохами чертежей или расчетов…

У меня в голове закрутилась, зазвучала полузабытая мелодия: «От чистого истока в прекрасное далёко, в прекрасное далёко я начинаю путь…»

- А Марта меня на пенсию гонит! – гулко захохотал Ромуальдыч, обрывая мои романтические позывы. – Щаз-з! Ага… Тут, вон, работы – море!

- Да! – с чувством согласился я.

Тот же день, позже

Москва, улица Автозаводская