Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович
Сосны по-прежнему шуршали лапами, нагоняя хвойный дух, а дача, рубленная еще до войны, как будто стягивала пространство на себя – деревья, аллеи, беседки и даже мальчишеские вопли, слабо доносившиеся с того берега Москвы-реки.
Первым меня вышел встречать Револий Михайлович, всё такой же вальяжный и улыбчивый, с выражением строгой брутальности, присущей советским офицерам.
- О-о, Миша! – с трубной радостью взревел он. – Ну, наконец-то!
- Будем считать, что соскучился, - попал я в тон.
Хохотнув, Суслов-младший крепко стиснул мою пятерню, и повел в дом.
- Ты очень вовремя, - оживленно болтал он, ступая по гулким ступеням крыльца, - Нина столько всего наготовила, а кормить некого! Женщины со внуками в городе. Может, завтра наведаются, а пока что мы тут одни с отцом. Кстати, он уже о тебе спрашивал…
- А разве… - я удивленно оглянулся на пустой двор. Черная «Волга» Револия Михайловича скромно жалась в сторонке, а вот огромного «ЗиЛа» не видать.
- Машину отогнали на техосмотр, - догадливо мотнув головой, «генерал от кибернетики» отворил дверь. – Прошу!
Войдя, я вопросительно глянул на него, указывая пальцем наверх.
- Там! – приглушенно заверил меня Револий Михайлович.
Кивнув, я поднялся по лестнице на второй этаж, и постучался в знакомую дверь, отделанную светлым орехом.
- Да-да! – отозвался знакомый голос. – Ворвитесь!
Улыбаясь, я «ворвался». Суслов, эта костлявая громадина, щеголял в советских джинсах «Аврора», заправив в них рубашку армейского образца. Получилось «стилёво», как говаривал Гайдай.
- Ну, наконец-то, - ворчливо повторил за сыном Михаил Андреевич, но не выдержал, улыбнулся. – Рад тебя видеть, тёзка, очень рад!
- Взаимно, - нацепил я ухмылочку.
Суслов живо развернулся, и подхватил пухлую пачку листов со стола.
- Вот! – воскликнул он, потрясая бумагами. – Закончил свой «эпохальный» труд! Название не шибко оригинальное – «Путь к коммунизму», но о том и речь! Тяжко пришлось, ох, и тяжко… Отринуть догмы – это сказать легко, а на деле снять шоры очень и очень трудно. Приросли! Бывало, что и бунтовала натура, но совладал вроде, унял выбрыки… А иначе как расти над собой?
- Небось, кощуном себя ощущали? – улыбнулся я понимающе.
- Так, еще бы! Критиковать Маркса! Каково? А что делать, если учение противоречит действительности? Вот Владимир Ильич и правил Карла Генриховича…
- …А Михаил Андреевич внес коррективы в ленинские идеи, - подхватил я. – Все правильно, так и надо. Нельзя капитану атомохода прокладывать курс по карте Меркатора!
- Да! – с жаром вырвалось у Суслова. – Да! Иначе заведем корабль в такое болото… - он махнул рукой. – Увязнет во лжи и полуправде по самые мачты. Ну, вот же! – костистая рука отделила от кипы исписанных листков верхнюю стопку. – Маркс пророчествовал, что чем дальше, тем хуже будет жить пролетариям. Не сбылось! Помню, наезжали мы как-то в Англию, и меня пригласили в гости к обычному электрику. Неплохо жилось простому рабочему! Большая трехкомнатная квартира, машина… А мы всё языками цокаем, да печалимся: ах, бедняжки! Ах, невинные жертвы империализма! И в упор не видим, что пролетарии только в Африке остались, да в Азии, а на Западе они давно переродились в таких же мещан, что и их хозяева. Вот что страшно! Они сыты, всем довольны, а слова «Интернационала» давно забыты. Вот на что надо делать упор! На мещанский разгул! Кто развязал Гражданскую войну? Белые генералы? Нет, крестьянские сынки, что дезертировали с фронта, прихватывая с собой и винтовки, и пулеметы, и даже пушки! Чтобы сподручнее было землю делить. Правильно их в колхозы загоняли! Иначе с этими мелкими буржуйчиками не сладить. Воинствующее мещанство – страшная сила! Это мещане шли в каратели зондеркоманд, всё мечтали о поместьях-фольварках на наших черноземах, да о русских рабах… - он нахмурился, и заговорил, окая сильнее, чем обычно. – Всё понимаю, Миша. Горячо одобряю, хе-хе, и полностью поддерживаю политику партии. Народ-победитель не должен жить хуже побежденных! Но как бы не расплодить нам советских мещан… Ведь предадут – и Западу продадут!
- Вывод, Михаил Андреевич, - тонко улыбнулся я. – Надо усилить идеологическую работу. Только грамотно, правдиво, с выдумкой! Плюс воспитание. Тотальное! Чтобы профессия учителя стала не просто уважаемой, а престижной. Чтобы конкурс в пединститут зашкаливал! Пусть принимают студентов с педагогическими талантами, а не так, как сейчас: «Не поступил в мед? Иди в пед…» И комсомол надо живой водой обрызгать, и пионерию! Кино подключить, телевидение задействовать по полной. «Мягкой силой» перебороть капитализм. А иначе – никак! В общем… Делов у вас – вагон и маленькая тележка, Михаил Андреевич!
Суслов весело рассмеялся, и в этот момент со двора засигналили.
- Ох, ты… Забыл совсем!
Из окна было видно, как в ворота заезжает целый кортеж. Лимузины осторожно, как причаливающие крейсера, парковались, высаживая гостей. Сверху я узнал Брежнева и Косыгина, но «членов делегации» было куда больше – их прятали разлапистые ветки, опушенные хвоей.
- По твою душу, тезка, – усмехнулся главный идеолог.
- Да я так и понял… Прорвемся!
«Малое Политбюро» в новой конфигурации», - посетила меня мысль. Перетряска, перезагрузка, перестройка…
Отведав угощений тети Нины, высокие гости расселись в просторной столовой и внимательно слушали мой незатейливый «доклад». Сидели тихо, не ерзая. Только и слышно было, что меня, да отрешенное качание маятника – стрелки часов замерли на половине первого.
Ближе всего устроился хозяин дачи – внимал, по-мужицки упираясь в мосластые колени. Рядом присел Леонид Ильич в ладно сшитом костюме. Перевод с нервной должности генсека на председателя партии долил здоровья Брежневу – и лицо у «бровеносца» подтянулось будто, и кожа вернула живой цвет. Избавился запущенный организм от наркоты, и зажил спокойно.
Прямо напротив меня вольно расселся Андропов, заняв весь диван. Впрочем, даже нацепив президентские регалии, Ю Вэ не изменял себе, оставаясь по-прежнему сдержанным и осторожным. Машеров по-свойски притулился на мягком подлокотнике – они с Юрием Владимировичем два сапога – пара. Вознесясь в Генеральные, Петр Миронович не растерял своей простоты и не утратил скромности. Зато чванливых функционеров прижал так, что ни вздохнуть, ни охнуть.
Я перевел взгляд на Громыко. «Мистер Нет» вообще не дал отдых ногам – неторопливо прохаживался у окна, время от времени бросая на меня цепкие взгляды.
Косыгин оседлал стул в сторонке, как будто подчеркивая: не политики мы, технари. Роковой поход на байдарках всё же состоялся, но на этот раз обошлось – никто Председателя Совета Министров не топил. И слава богу…
«Слава мне!» - решил я, и подвел черту:
- …Не до конца уверен в Ротшильде, но Барух нам точно будет полезен. А Рокфеллер сам, по собственной воле, решил вложиться в народное хозяйство СССР. Позавчера я наведался в филиал «Чейз Манхеттен банка», и подписал договор – помогу клану Рокфеллеров обогащаться. Чтобы они помогали богатеть Союзу ССР! Думаю, имена олигархов пока не предадут огласке, но сам тон западных газет и телеканалов должен измениться, иначе сотрудничество с «Советами» будет выглядеть, как минимум, странно. И весьма не комильфо. Можно предположить, что поток помоев, который льет на нас «независимая» пресса, ослабнет и разбавится струйками правды…
- Уже! – громко сказал Громыко, останавливая свое хождение. – В «Нью-Йорк таймс» намедни появилась статья под броским заголовком «Миру – мир», где нас осторожно хвалили. Мы-де и армию сокращаем, и террористов не поддерживаем… Good Russian guys! Хорошая, такая, емкая аналитика…
- Это не просто аналитика, – хмыкнул Брежнев, шаря по карманам в поисках сигарет. – Это разрядка! – развернувшись всем корпусом, он оглядел гостиную, и удивился: - А товарищ Устинов где? Он что, не приехал?
- Дмитрий Федорович в Калининграде, - сообщил Андропов, озабоченно сводя брови. – В Польше неспокойно после краковских событий…
