Воин-Врач III (СИ) - Дмитриев Олег
Поняв, что связист-кавалерист летит к нашему терему, а не к тем, где спали Глеб и Ромка, я решил «прийти в себя». Раньше времени не хотелось — Всеслав с Дарёной очень ценили эти часы и минуты, когда меня не было рядом. Как живые. Я же потом возвращался в тело взрослого мужчины, что искренне любил свою жену и наслаждался ею, пока сроки позволяли. Поэтому на богатые формы, румяные щёки, лукавые глазки и прочие коленки не отвлекались ни князь, ни я. Кто бы что ни говорил в пользу молитв, поста и прочих медитаций, а нормальный гормональный фон — великая вещь, важный, возможно, даже важнейший компонент для счастья и покоя.
Были шансы, что помчит дежурный направо, ко Глебову терему, с вестями торговыми. Или поворотит налево к Роминому, с письмецом от Аксулу. Но тот, оскальзываясь на подтаявшем вчера и подмёрзшем за ночь утоптанном снегу, мчал никак не мимо лестницы-всхода в великокняжеский терем.
Всеслав нежно, бережно поглаживал пока не очень сильно, но вполне заметно округлившийся живот жены. Та только что не мурлыкала, прижавшись щекой к его плечу, зажмурив глаза. Я изо всех сил старался ничем не обозначать своё появление «за спиной» князя, но услышал, как изменилось дыхание Дарёны и чуть дрогнули брови. Как они чуют то, о чём и подумать-то странно? Не иначе — колдовство. Женская магия.
— Что там, Всеславушка? — тихо спросила она, приоткрыв один глаз.
— Вести примчали, сейчас Гнатка ломиться начнёт. Пойду я, радость моя, досыпайте пока. Солнце только вышло, — еле слышно ответил на ухо жене Чародей, поцеловал её в щёку и в макушку, и поднялся неслышно с ложа, поправив на Дарёне покрывало. Не то, чтобы по княжьему терему гуляли сквозняки. Просто он так привык.
Когда одетый и опоясанный великий князь потянул на себя дверь, следом за ней едва не ввалился Рысь, что в это самое время одной рукой держал перед глазами белую ленточку «телеграммы», читая на ходу, а второй пытался не глядя нашарить дверную ручку. И очень удивился, когда та, негодяйка, надумала от него убежать, повинуясь Всеславовой руке, что тянула с другой стороны.
— Тьфу ты, колдун проклятый, напугал! — прошипел неслышно Гнат.
— И тебе утра доброго. Пойдём, пока моих не перебудили, — князь притворил за собой створку, в который раз удивившись негромкому, но всё-таки скрипу. Как Гнатовы умудряются в любые двери беззвучно проникать? Не иначе, слово тайное знают. Всеслав пробовал открывать и быстрее, и медленнее, и приподнимая полотно, и надавливая на него ближе к косяку — всё бестолку, пусть едва различимый, но звук сохранялся.
«А это Немой скрипит. Или сигнализацию они специально так настроили», — в шутку предположил я.
«Надо с Гнаткой да Кондратом не забыть насчёт этого поговорить», — хмыкнув вслух, подумал в ответ князь. Вождь не упускал ни единой задумки, что могла оказаться полезной. Идея того, как можно было защитить от проникновения жильё, была одной из них. Очередной.
— К добру ли, к худу? — спросил он воеводу, когда, повинуясь традиции, съели сравнительно неспешно по пирожку и отпили горячего взвара со смородиной, корицей, бадьяном и мёдом.
Я уже почти не вспоминал об огромной кружке дочерна крепкого чаю, без которой раньше не мог и представить себе своего утра. Но пока не было случая ни самому полакомиться, ни князя угостить. В этом времени что в Китае, что на Цейлоне, что на Луне — вроде, знаешь, и видел даже, а поди дотянись.
— От ляхов посольство идёт. Ведёт его воевода новый, Стахом кличут, говорят, откуда-то из-под Берестья сам родом. Старый воин, ещё при Казимире службу начинал, дело знает, — начал доклад Рысь, отставив кружку.
— Как идут? — отхлебнув ещё из своей, спросил Всеслав.
— Хорошо идут. На постой лагерем возле селищ встают, в города не заходят, люд не пугают, не бьют. Вроде, даже покупали что-то из нужного.
— Обучаемые, — хмыкнул князь.
— Чего? — переспросил Гнат. Это слово, как и многие другие, появилось здесь вместе со мной. И если старый друг хоть спрашивать не стеснялся, что означает тот или иной термин, то многие просто лепили понравившиеся незнакомые слова и фразы к месту, а чаще вовсе невпопад. Попугайничали.
— Быстро урок усвоили, научились, — пояснил, задумавшись, Чародей.
— Такой урок грех не усвоить, — пробурчал воевода. — Три раза в ладоши хлопнул, и две тыщи рыл под лёд спустил. Конно и оружно. Лошадок жалко до слёз было. Алесь, как Черныша того, что из полыньи вынул, до конюшни догнал да обтёр, говорят, прикинул, сколько там ещё коней пропадало — так насилу удержали! Хотел вертаться да нырять за каждым.
— Лес рубят — щепки летят, — оставаясь погружённым в свои мысли, ответил князь.
— Это да. Крепко, видать, приложило Болеслава щепочкой, раз посольство его по одной половице идёт, вежливо так, — согласился Гнат.
— Да уж, объяснили вполне наглядно ляхам. Ты мне скажи, на кой пёс ты Изяславичей-то вырыл? Да по колам всех пристроил? — вспомнил давешний свой, забытый в очередных хлопотах, вопрос Всеслав.
— А то скажи плохо вышло? — взвился тут же воевода. — Про то, что земля наша дерьма всякого терпеть не станет, ни поверх, ни внутре́, очень уж удачные слова придумались. Вот и это, — он развёл руками, будто оправдываясь.
— А колья?
— Ты дороги там видал? Правильно, потому что нет их там и сроду не было. Болтались они, как дерьмо в проруби. Мы, как третий раз сорвавшегося с перекладины перевешивать остановились, сразу поняли: на кишках не довезём. Да и отмываться снегом каджый раз надоело. А тут дел-то всех: крестовины сколотили, враспор поставили, в середину кол, да этих голубей поверх, — с детской искренностью в глазах поведал друг.
— Убедил, не спорю, — поднял ладони князь. — Когда вернутся твои, дай знать. Каждому подарок найду, да народу надо будет у Софии рассказать. Как войска русские до Сандомира и обратно прогулялись. Когда ждёшь их, кстати?
— Да через пару дней, думаю. От Ставра письмецо-то из Пинска когда ещё пришло. Напомню, не переживай.
— Добро. С отъездом что?
— Как лёд снесёт по Днепру — так и двинемся. С лодейщиками сговорено, да, думаю, через новоявленного братца твоего меньшого можно будет быстро ещё с десяток судёнышек найти. Но о том отдельно с ним поговорим, или с душегубами его, когда второй раз перевидимся-перезнакомимся.
— Кто бы говорил про душегубов. Супротив твоих умельцев они, что цыплята против коршуна. Кошели резать да баб щипать по углам — много ли ума надо? — польстил другу Всеслав. Но тот шутки не принял, хоть и видно было, что похвалу оценил:
— Не скажи. У них тоже путные бойцы есть, и поучиться не стыдно у некоторых. Мы с Лютом и Федоткой думали. В городах они на диво хороши, звонята эти: ходят скрытно, видят-знают многое, а доведись рубиться — Ждановых некоторых за пояс заткнут. Наши-то в поле ратиться приучены, в лесах да сёлах. Города большие — дело другое.
Мне вспомнились рассказы «каскадёра»-полковника, почти теми же словами говорившего об отличиях городского боя или зачистки от работы в «зелёнке» или на караванных тропах. Я и подумать не мог, что в военной работе «спецов» столько тайн, нюансов и сложностей. Что, конечно, не было удивительным — моя работа всегда заключалась совершенно в обратном.
— Решим при встрече, как вам обмен опытом устроить, хорошее дело, полезное, — согласился Всеслав, глянув в моих воспоминаниях кадры с работой какого-то спецподразделения, занимавшего захваченное здание. И профессионально восхитившись быстротой и слаженностью действий вооружённых чёрных теней, лиц которых было не разглядеть за забралами штурмовых шлемов.
— Там ещё боярин один второй день к тебе попасть хочет, да всё никак, — вспомнил Гнат.
— Это который?
— Да этот, Микола Чудин. С которым до того, как на рыбалку к Вышгороду идти, разговаривал ты, — пояснил он. — Говорил, мол, беспокойство в городе зреет, дескать, отчалит по весне князь наш батюшка в свой далёкий Полоцк, бросит нас на произвол, наплевав на клятву — и всё. Налетят половцы толпой, придут Ярославичи опять, и будет всё, как прошлым летом, — нахмурился воевода.
