Г.Р.О.М. (СИ) - Киров Никита
Я подошёл к нему в упор, тот хотел отшатнуться, думая, что я собираюсь его ударить, но я собирался говорить тихо, чтобы никто не услышал. Тем более, в подвал сбегал кто-то ещё, и их тоже повязали омоновцы. Ещё услышат.
— Хочешь поучаствовать в разгроме той банды, из-за которых умер сын полковника Иванова? — спросил я. — Иванов — это комитетчик который, ты его знаешь.
Сигаретка выпала, но удивлённый Глеб её поймал. Он уставился на меня, ожидая продолжения.
— Я тебе всё объясню днём, — шепнул я и подтолкнул вперёд Юльку. — Посади её на такси, а меня крепи со всеми. И в обезьяннике посадите меня в одну камеру с братом и Беляшом, ты его знаешь, барыга это. Я хочу с ним побазарить.
— Да чё ты опять мутишь⁈ — возмутился он. — Это уже…
— С бандой на трассе удалось? Удалось. Вот и сейчас я вам всем подмогну. А ты ещё Беляша постращай утром, и он готовенький будет. И тогда — всех накроем, и барыг, и поставщиков, и организатора.
— Слушай, ты…
— Удалось же всё в тот раз?
— Ну, удалось, — нехотя согласился опер.
— Вот, — протянул я. — А если бы я вам не подсказал, те отморозки бы до сих пор на дальнобоев охотились, убили бы кого-нибудь. А мы их — разгромили, все вместе. Просто пока не могу говорить, — я начал озираться. — Брата подставить хотят…
— Так, — Глеб кивнул.
— А если ещё поймут, что меня убоповец отпустил по знакомству, они его сожрут. И конец Ярику, подумают, что он с вами связан. Поэтому вяжи меня со всеми, мне так даже удобнее будет. А кстати, а Ярик тебя вспоминал сегодня, — добавил я. — Сказал, что ты хоть и мент… но всё равно, как брата уважает.
— Ты мне на гнилуху не дави, Коршунов, — Глеб покачал головой. — Пьяный он всех любит и уважает. Ладно, гражданочка, — он посмотрел на Юлю, — подожди меня здесь, я как офицер, тебя в обиду не дам, отвечаю. И обещаю, что посажу на такси.
— Слушайся Глеба, — я протянул ей кошелёк и мобилу с пейджером, чтобы не «потеряли» при обыске. — Он меня сейчас задержит, но я утром вернусь, дам им объяснение, и отпустят. Вот, пусть у тебя полежит.
— Хорошо, — Юля, с тревогой посмотрела на меня, но убрала вещи в сумку. — Надеюсь ты знаешь, что делаешь.
Хорошо, что я дурь с собой не взял. А то бы взял, как вещдок, и так бы попал, что никто не смог бы отмазать.
— Ну, — я посмотрел на Глеба и усмехнулся, в шутку продолжил приблатнённых голосом: — Вот теперь вяжи меня, начальник! Эх, век воли не видать! Как там в фильме пелось? А на чёрной скамье, на скамье подсудимых, — вполголоса напел.
— Вот петь только не надо, — Глеб нахмурился. — Настроение хорошее? А ты с кем дрался-то?
— Со Шмелём. Посмотри на него, вся морда изукрашена.
— Так это ты его отделал. Ого! — он посмотрел на меня с уважением. — Молоток. Ладно, пошли. А ты жди, — он глянул на девушку.
— Жду, — Юля выдохнула, прижала к себе сумочку и помахала мне ручкой на прощание.
Я вытянул свою руку, Глеб мне её скрутил для вида и повёл меня назад, к остальным. Надеюсь, Ярик без ствола, тогда им придётся его отпустить утром вместе с остальными.
Но кто-то приехал с пушкой, его уже обыскали, браток лежал мордой в пол. Ещё у кого-то была дурь, у кого-то нож, а в эти дни ношение холодного оружия — уголовная статья, если ножик признают таковым. Можно даже влететь на срок, даже если таскаешь с собой обычный вентиль от крана. Если докажут, что ты хотел это использовать в качестве кастета, то статья обеспечена.
Это потом холодняк перенесут в разряд административных нарушений, а уголовка останется только за незаконную продажу и изготовление.
— Ещё одного взял, — Глеб подмигнул Некрасову, но как-то странно, пару раз подряд. Наверняка какой-то условный знак дал. — Через подвал чуть не убёг. А то бы свалил и всё, пишите письма.
Полковник РУБОП стоял, положив руки на пояс, и с видом победителя осматривал поверженную братву. Те не вырывались, уже наученные, что омоновцам только повод дай, сразу начнут бить прикладами или пинать тяжёлыми ботинками.
Меня Некрасов не узнал, вернее, сделал вид, что первый раз видит. Но он явно догадался, что раз меня привёл Глеб, то не просто так. Ну и хорошо, а то бы если узнал, у братвы сразу появялись бы вопросы.
— Это ещё кто? — недовольно спросил Некрасов.
— Брательник Коршуна, — отозвался Глеб, подводя меня к остальным. — Вон он, сидит, в третьем ряду. Семейную династию устроили. Пусть вместе и в обезьяннике сидят, — он снова странно заморгал и скривился.
— Надо же, — Некрасов цокнул языком три раза. — Ну, занимайся сам, Глебка, я на них всех уже смотреть не могу.
Так, что мне надо про это знать? РУБОП накрыл ресторан вместе с ОМОНом. Так называемый метод бредня — хватай всех, а потом в дежурной части разберутся, что делать дальше.
Но некоторые братки свалили, Наума я среди задержанных не видел. Нашли где-то проход, значит, или спрятались в здании. Не увидел и Левитана, надеюсь, он тоже смог свалить. Зато Шмель на месте, его рожа опухла ещё сильнее, кто-то из омоновцев ему наверняка добавил.
— Думал, ты свалишь, — шепнул Ярик, когда я сел рядом с ним.
— В подвале поймали, но Юльку отпустили. А он тебя знает, — я кивнул на Глеба, который о чём-то говорил по рации.
— Угу, вместе мы там были, — он зевнул, широко открывая рот. — Э-э-э, чё-то рубит меня. Увезли бы скорее, поспал бы. Адвокат только утром придёт.
Уснул он уже в автозаке, болтая головой, когда машину подбрасывало.
Если подумать, меня задержали впервые в жизни, даже в трезвляк не доставляли ни разу. Но я сам сюда напросился, потому что этот Шмель помешал разговору с другим человеком, а мне с ним обязательно надо поговорить как можно быстрее.
Это важно, чтобы завтра днём все шестерёнки начали вращаться. Так что поговорим прямо в камере, если будет возможность.
Опер Глеб Сибиряков слово сдержал, и в обезьянник нас с братом посадили вместе. Там было тесно, сидели все друг у друга чуть ли не на головах, даже лечь негде, набились, как селёдки в бочку.
Обезьянник в дежурной части представлял собой три камеры вдоль стены, закрытые решёткой с лицевой стороны. Когда нас привезли, во всех трёх камерах уже сидело много молодёжи, не иначе как накрыли дискотеку. Казалось, что мы не влезем, но менты умудрились запихать в камеры всех, как это ни странно. В основном здесь оказались посетители китайской кафешки и персонал, братвы мало, всех разделили по камерам, чтобы не сговорились, а кого-то даже уволокли в кабинеты для допросов, чтобы сразу колоть.
Ярик оказался здесь со мной, как и Александр Беляков, он же Беляш. С ним-то я и хотел сегодня поговорить после свидания с Юлькой. Но свидание испортили, так ещё и разговору помешали.
Брат протиснулся в угол между стеной и решёткой, там и уснул. Я сел рядом, справа от меня оставалось место, а чуть дальше спал алкаш, громко храпя. Он единственный, кто в камере лежал. Лицо разбито, значит, драчун, поэтому его привезли сюда, а не в вытрезвитель. Я сделал вид, что только заметил Беляша и позвал сесть, мол место есть. Он с опаской протиснулся туда и сел, смерив алкаша недовольным взглядом.
Вышло удобно, сможем поговорить по душам, и никто лишний не подслушает. Ярик спит, громко сопя носом, кто-то жаловался, кто-то знакомился с соседом, кто-то шутил, а кто-то пытался угрожать сотрудникам дежурки, чтобы его выпустили, но это бесполезно. После того как дежурный пообещал вломить люлей жалобщику, тот замолчал.
Беляш всё озирался по сторонам. Пиджак его, малиновый, кстати, разошёлся по швам по бокам, на спине виден след от ботинка, на холёном лице — фингал, а набриолиненные волосы торчали дыбом.
Правую руку он всегда держит козочкой, но не потому, что понтуется, как новые русские, а потому что несколько пальцев у него не разгибалось. Мне отсюда видно глубокий шрам на внутренней стороне у среднего и безымянного. Когда-то он кого-то бил ножом, и рука скользнула на лезвие, вот он и прорезал несколько пальцев до сухожилий, они перестали гнуться.
