Инвестор. Железо войны (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"
Наконец, он прекратил изливать яд на шпаков:
— Не послезавтра, так в другое время, приглашение в силе. Дайте мне знать, когда вернетесь из Мадрида, сеньор Грандер.
Водитель увез генерала, я отдышался от густых волн одеколона и отправился собирать вещи — в министерствах не поймут, если я припрусь в своем обычном виде, придется и дальше страдать в галстуке.
«Белянка» изящно, даже с некоторым шиком оторвалась от земли и легко полезла вверх.
— Ишь ты, сучье вымя! — восхитился летчик, но тут же поперхнулся: — Прошу прощения, господин Грандер, привык, что меня никто не понимает.
— Ничего-ничего, мне не мешает, — так же по-русски ответил я. — Крепкое слово порой бывает весьма к месту.
Место нового пилота после рекомендации Воеводского и короткой проверки занял Всеволод Марченко, морской летчик с почти двадцатилетним опытом. Последние годы он работал инструктором (недавно ему даже предложили пост начальника аэродрома Барахас), но с охотой перешел ко мне — зарабатывали в гражданской авиации не слишком много, к тому же, ему претило однообразие и рутина.
— Они нам потребуются! — оскалился летун и ткнул большим пальцем за спину. — С моря гроза идет!
Техник на сиденье впереди и Ларри позади с недоумением следили за разговором и я счел нужным перейти на английский, который понимали все. Так-то Марченко полиглот — еще и французский, и немецкий, и, само собой, испанский.
— Вы можете от нее уйти, Всеволод Михайлович?
— Да зовите меня Севой, jefe! Уйти можем, если вы не боитесь болтанки, — и он потянул штурвал на себя.
Как мы с Ларри не проблевались, известно только богам воздушного океана, но Марченко вытянул самолет выше облаков и пошел с плавным снижением, набирая скорость. Когда стрелка перевалила за двести пятьдесят километров, забеспокоился техник:
— Мы почти на пределе!
— Сколько максимум? — рыкнул на него Сева.
— Двести семьдесят, но после самолет придется перебирать!
— Вот сучье вымя! — ругнулся пилот, но дальше держал не более двухсот шестидесяти.
Домчал за два часа. Все-таки русские — самые отчаянные ребята в мире, но, блин, еще хотелось пожить.
На аэродроме Куатро Вентос ждала арендованная машина и водитель за полчаса довез нас до отеля — за стеклом промелькнули все красоты и достопримечательности Мадрида: кафедральный собор Святой Марии, королевский дворец, Пуэрто-дель-Соль с белой фигурой Марии над фонтаном и часами на Доме Почты. Еще через час я вошел в арку дворца Буэнависта у парка Ретиро, которую охраняли статуи Эль Сида* и Гран Капитана, а затем попал в руки дежурного офицера.
Эль Сид Кампеадор — Родриго Диес де Вивар, воитель XI века, национальный герой Испании.
Утраченное величие Испанской империи лезло в глаза на каждом шагу: истертая мраморная лестница, весьма пожилая ковровая дорожка, потускневшие гобелены и пыльные люстры, скрипучие двери, следы поспешного и не слишком тщательного ремонта…
Офицер довел меня до кабинета министра, всем видом излучая неодобрение гражданскому во главе Военного министерства, и передал секретарю — как я понял, в чине майора. Радостью он тоже не лучился, но свалившееся на головы военных горе переносил стоически.
Минут через пять кабинет покинули три генерала. Судя по тому, как они стискивали зубы и раздували ноздри, они тоже были не в восторге.
— Сеньор Грандер, министр ждет, — взялся за дверную ручку секретарь.
Вот и «Чудовище», как его обзывали правые газеты. Одутловатое лицо, нос-картоха, губы-пельмени, брови домиком, две бородавки — ну да, не красавец, но и не урод.
Консерваторы ненавидели Асанью за широкие реформы, которые он безоглядно проводил в жизнь. Обычная беда интеллектуалов во власти — примат отвлеченных принципов над целесообразностью. Когда после установления республики начались погромы церквей, он послал на защиту войска, но стрелять запретил. Решение верное, но зачем это сопровождать сентенцией '«все церкви Испании не стоят и одного республиканца»?
Очень его католики возлюбили, особенно после того, как Асанья выслал из страны кардинала Сегуру, примаса Испании. Так что тут не только анархисты резкие, как понос, левоцентристы тоже дают прикурить. Особенно военным — ну зачем во всеуслышание заявлять, что намерен «растереть в порошок военную касту»? Понятно, что в армии бешеный переизбыток офицеров, их надо сокращать, но это можно сделать без нагнетания обстановки. Например, без расследования законности присвоения званий «африканцам», что дико озлобило самую боевую часть военных. В мятеж 1936 года они впишутся в первую голову — Санхурхо, Астрай, Мола, Ягуэ, Франко…
В общем, нынешний премьер — бескорыстный и принципиальный человек (этим и страшен), прекрасный оратор и публицист. Качества хорошие, но недостаточные для руководства страной.
— Сеньор Грандер, — премьер демократично встретил меня на полпути к столу и подал руку, — я думал, вы старше…
— Молодость это недостаток, который быстро проходит.
— Конечно, конечно… Чтобы не терять времени: военное министерство предлагает вам взять в управление Fabrica de Armas de Oviedo.
Блин! Это которая сидит в монастыре??? Нафиг-нафиг, у меня Фольмер, и мне этого достаточно! Глядя на мою реакцию, Асанья печально объяснил:
— Нам очень нужна современная армия, компактная, дешевая, технически оснащенная и аполитичная. Но испанцы ничего не хотят делать без принуждения, а у вас на заводе они прекрасно работают.
— План любопытный, но как говорят в Америке, я не вижу, где тут мой интерес. Мне и так хватает забот.
— Правительство готово пойти вам навстречу…
Асанья выложил сразу несколько козырей — налоговые льготы до конца строительства, заказы на закупки автомобилей и самолетов, помощь с заводскими школами. Последнее отлично ложилось в программу борьбы с неграмотностью (читать и писать не умела половина взрослых испанцев), и премьер очень меня хвалил, так что мне стоило больших усилий не поддаться на лесть.
Чего очень не хватало в министерском кабинете — так это калькулятора или хотя бы арифмометра, пришлось как первоклашке считать доходы и расходы в столбик. По всему, затея выходила убыточной, но не слишком — при чуть более благоприятной конъюнктуре можно выйти в ноль. Зато у меня появится доступ к массовому производству стрелковки и, что еще важнее, к нескольким тысячам рабочих. Так что пободавшись часик, я дал себя уговорить.
— Я слышал, у вас был генерал Франко, — сверкнул стеклами очков Асанья. — Какое у вас сложилось о нем впечатление?
Так, значит мои телодвижения отслеживают и сообщают в Мадрид. Ну что же, это неплохо, хуже, когда государство оставляет без контроля такую фигуру, как Джон Грандер-младший.
— Он весьма опечален закрытием академии.
— Это исключительно экономия! У нас и так на двести пятьдесят тысяч солдат двадцать шесть тысяч офицеров! А из них восемь тысяч одних полковников!
Н-да, похоже, Франко вовремя скакнул в чинах — при такой конкуренции выслужить генеральское звание ой как непросто.
— Он карьерист, как и положено военному.
— Положено? — густые брови Асаньи поднялись над дужками очков.
— Как говорил один русский генерал, карьеризм как член: должен быть у каждого офицера, но показывать его неприлично.
— Метко, метко…
Мы поговорили еще минут пять на отвлеченные темы, но под конец премьер меня просто убил:
— Ах да, чуть не забыл, Fabrica de Armas de Oviedo с прошлой недели объединена с Fabrica de Armas de Trubia.
Мать моя женщина!!!
Из министерства я вывалился в расстроенных чувствах — надо думать, что делать с насунутыми фабриками, как трансформировать свой военный консорциум, где взять спецов-управленцев, юристов и так далее. По дороге понял, что не хочу возвращаться в Овьедо.
А хочу в Барселону.
Правильно, а то голова лопнет, а Габи меня вообще забудет.
До аэродрома устроил небольшой шопинг, накупил всяких дамских штучек и шоколада. В Барселоне наверняка можно найти то же самое, но тут важно внимание, к тому же Габриэла вряд ли будет сама ходить по магазинам.
