Выпускник. Журналист (СИ) - Купцов Мэт

Кэгэбист нервно теребит полы пальто, глядя в нашу сторону.

И меня что–то торкает в грудину.

Что, если дамочка эта вовсе не горничная, как я решил, почему–то, а подосланная? Очередная Мата Хари или Маруся Климова?

— Подождите на улице, к вам выйдут, — сообщает мне дамочка, и спешит вслед за своей подругой.

Весь этот диалог происходит очень быстро, и занимает всего пару минут. Но я осознаю, что успеваю вспотеть. Ладони мокрые после разговора.

Вытираю их друг об друга.

Только в последнее мгновение вспоминаю, что в кармане хранится дорогой платок, купленный для того, чтобы стопроцентно сойти за советского человека.

Лезу в карман, и тут у зеленого кэгэбэшника сдают нервы. Он бросается ко мне со всех ног.

— В чем дело? Вы к кому? Не нравитесь вы мне, — говорит строго, буравя меня глазами-льдинками.

Говорить ему о том, что он мне тоже не нравится, я не собираюсь, мямлить также, поэтому заканчиваю действие — достаю платок — большой белый в клетку, вытираю руку.

— Испачкал, когда помогал девушке с пола подобрать сумку, — говорю четко и ясно.

— Понятно, — цедит тот.

— А чего здесь крутимся, — снова с головы до ног осматривает меня.

— Я студент журфака, внештатный корреспондент одного из московских изданий. Нам дали задание изучить иностранцев и написать работу на тему, чем отличается советский человек от буржуя.

— Хорошее задание. Не знал, что такие бывают.

— Бывают, — вру с таким яростным настроем, что кэгэбистпроникается ко мне доверием.

— Если уже изучил, то иди давай. Не хочу, чтобы на тебя пожаловались, что ты глазеешь тут на иностранцев, как на обезьян в цирке.

— Хорошо.

Делаю морду кирпичом, иду на выход, подталкиваемый плечом кэгэбиста.

Уже на улице, пристраиваюсь к монолитной стене здания, вдыхаю с облегчением.

Хотя еще рано. Зачем я мучился, полдня убивал — результата–то явно пока нет.

Нащупываю в кармане пятьдесят рублей. На джинсы явно не хватит, цена за одну пару за сотку зашкаливает, впрочем, они мне ни к чему. Главное, с валютчиком встретиться.

План у меня такой, как только начнется обмен, я ему ксиву ментовскую суну в рожу, и наеду:

— Сдавай мне имена звонаревских парней, а лучше сразу расскажи, с кем у него контры были. Ну и всё в таком духе.

Спустя пять минут рядом со мной возникает всё та же молодая женщина в форме горничной, которую я вижу из–под темного короткого пальто. На ногах у дамочки по–прежнему туфельки, и моя взгляд невольно поглаживает ее стройные щиколотки.

Хороша шельма!

Скольжу по миловидному личику, касаюсь взглядом алых полуоткрытых губ.

— Ну?

— Гриша приболел, завтра будет валюта. И джинсы завтра.

Гриша⁈

— Игнатов Григорий? — спрашиваю вслух.

Глава 18

— Вы его знаете?

— Я уже менял у него, — быстро вру.

— Приходите завтра в четыре, он будет здесь. И джинсы ваши.

— Спасибо, милая девушка, — улыбаюсь ей. Она сладко улыбается в ответ, а я думаю о сексе с ней.

Какого ляда? Она такая сексапильная, что мозги отключаются.

Ну точно советская Мата Хари.

Девушка исчезает в дверях гостиницы, а я топаю пешком к автобусной остановке. Правда, за раздумьями не замечаю, как прохожу мимо, и прямиком с Тверской дуляю к МГУ, не раздумывая, сколько часов смогу пройти.

Итак, что мы имеем?

Гриша каким–то образом вошел в банду Звонарева?

Или он сразу там был?

Запчастей у этой головоломки так много, и раньше мне казалось, что они — разные. Но теперь я осознаю, что всё больше совпадений в этой истории, и все ниточки ведут к Марине Ольховской.

Или мне так кажется, и она — тот самый элемент, присутствующий везде. Она как вода — текучая и как стрелка показывает мне какие элементы складывать в единую картину.

Что же получается?

Из общения с Аней и Олей я вывел один знаменатель — они обе недолюбливают Нику, но вынуждены общаться с ней. Потому что однокурсницы, потому что так принято в советском обществе — все равны, ровнее никого нет.

Девушки закрывают глаза на социальное неравенство, которое не принято выпячивать при социализме, делают вид, что они с Никой равны.

Но Нике не удается сохранить хорошую мину при плохой игре. Она всем своим видом выпячивает принадлежность к другому слою. К тому, куда нет входа у таких как мы — у пролетариата.

Если Аня, пропитанная насквозь коммунизмом и стремящаяся к тому самому дню, когда всё будет принадлежать всем, и Оля, которой безразлично на регалии и выбравшая работу попроще, лишь бы не поддаваться тлетворному влиянию нехороших веяний больших возможностей и денег, выстояли, то Марина Ольховская приняла приглашение сокурсницы, и устроилась на работу в «Правду».

Похоже, она сто раз пожалела об этом позже, но дело было сделано, а Ника кукловодила такими как Маринка, заставляя делать то, что ей нужно.

Чужими руками разгребала жар, а потом присваивала лучшие статьи себе.

Нормально так устроилась барышня.

Но в этот раз что–то пошло не по обычному сценарию. Ольховскую отправили на специальное задание — она должна была прикупить пару сумок, пару югославских сапог с ценным мехом кролика, и представила ее Звонареву знакомая Ники, жена какого–то партийного начальника.

Снова эта Ника. Хочу стереть ее из своей памяти, она прям мешает мне, почему–то встревая в каждую логическую цепочку, выстроенную мною.

Что мы имеем?

Маринка вышла на Звонарева, чтобы написать разгромную статью о фарцовщиках — врагах народа. Так она познакомилась с будущим любовником. Интересно, сама влюбилась или он ее соблазнил?

Эта история напоминает мне другую, где главным фигурантом дела выступает Маруся Климова, та самая чекистка, влюбившаяся в блатного уркагана в двадцатых годах двадцатого века.

История любит повторения. А девчонки любят плохих парней, ничего тут не попишешь.

Возвращаюсь к Игнатову Грише, однокурснику Марины.

Как так вышло, что влюбленный в нее по уши парень — журналист, внезапно оказывается уголовником — валютчиком?

Может, он ведет журналистское расследование? Хочет сделать карьеру? Он же работает в типографии, карьера журналиста как–то не заладилась у него.

Вспоминаю невзрачную внешность парня, бегающие глазки. Не похож он на амбициозного. И всё тут. Рост по карьерной лестнице — это не про него.

Тогда остается одно предположение — парень пошел во все тяжкие, занялся валютой, чтобы подняться материально. Зачем?

Тут же отвечаю на свой вопрос — чтобы стать достойной кандидатурой в мужья для Марины.

А из этого следует, что Игнат меня надул — чувства его не угасли, а только набрали обороты.

Остается выяснить входит ли он в банду Звонаря или я вышел на него случайно?

Мысленный поток иссякает, и я возвращаюсь в реальность.

Твою ж мать!

На улице темным–темно. Смотрю на наручные часы «Стрела», подаренные мне дядей на восемнадцатилетие. Кое–как разглядываю стрелки в темноте. Время десять ноль–ноль вечера. Через час общага закроется, и я останусь ночевать на улице.

Выхожу на дорогу, поднимаю руку, возле меня останавливает автомобиль копейка.

Открываю дверь и едва открываю рот, чтобы спросить, не подкинут ли меня до МГУ, как вижу за рулем Костю.

— Спасибо, нет, — захлопываю дверцу со стороны улицы. Делаю два шага в сторону.

— Садись, подвезу. Не показывай характер, иначе на улице заночуешь! — рявкает он, открыв водительскую дверцу.

— Я лучше на скамейке заночую, чем с тобой сяду в одну машину! — огрызаюсь я.

— Чего такой дерзкий? Думаешь, тебя там сегодня только кэгэбэшники «сфотографировали»? Да тобой уже валютчики интересуются. Зинка донесла на тебя. Не понравился ты ей!

— Курва крашенная, — руки непроизвольно складываются в кулаки.

Ну почему так несправедливо жизнь устроена? Как только встретишь красивую бабу, губу раскатаешь, подумаешь, что ангела увидел, так тут же узнаешь, что баба эта дьявол в юбке, поднявшийся из Преисподней, чтобы нагадить именно тебе?