Выпускник. Журналист (СИ) - Купцов Мэт

К сожалению, не лекцию по античной литературе. Она меня сейчас абсолютно не интересует.

Я бы не отказался сейчас выслушать курс по методам ведения журналистского расследования, но кто–то из руководителей сверху решил, что мне важнее знать всё о произведениях Платона и Софокла. Им невдомек, что студенту нужна не теория, а то, что можно применить на практике уже сейчас.

Мысли снова перескакивают на мое собственное расследование. Целью которого является желание достичь определенного результата — выявить факты.

Что я имею на эту минуту?

Что у меня действительно уже есть в кармане?

Наблюдения за Никой и странностями ее поведения. Девушка явно злоупотребляет своим положением. Непонятно одно, неужели Мартынов не видит этого? Или надо брать выше — у Ники есть любовник где-то в ЦК? Вряд ли. Какой адекватный коммунист свяжется с журналисткой. Это тоже самое, что удава повесить себе на шею, в какой-то момент он просто задушит.

Ладно, топаем дальше.

Интервью с журналисткой Олей Борисовой, которая рассказала мне об однокурснике Игнатове Грише, влюбленного в Марину Ольховскую. Мальчик бегал за девочкой, а она его динамила, смеялась над ним. Возможно, он разозлился, выждал и отомстил? На убийцу не похож.

Перехожу кВесниной Анне, третьей подруге, которая знала о сыне Ольховской. Значит, отношения были у них близкие, и пропавшая женщина могла доверить Анне тайну.

Из интервью я еще выяснил, что парочка Аня — Витя слишком заточена на коммунистические лозунги, и даже успела подать заявления на вступление в партию. Только пока заминка вышла, не нашли третьего рекомендующего.

В целом, Веснина и Карбышев меня напрягли. После общения с ними я остался встревожен. Эти не против оставить себе мальчишку, если мать не найдется.

А зачем? Они любят друг друга и партию, скоро поженятся, родят своих детей. Для чего им нужен пятилетний сирота? Чтобы сделать из него еще одного коммуниста? Похоже на то.

В таком случае даже мне хочется, чтобы Марина нашлась!

А еще Анна сообщила, что за ней следят, а Ника — их однокурсница, вовсе им не подруга.

Ника Королева — богатая по советским меркам и успешная, с блатом и полученными в наследство связями устроила на работу Ольховскую. Не верю в благотворительность.

Какие у меня есть доказательства?

Документов — никаких, фотографий также нет.

Это брешь в моем расследовании.

Выводы делать рано, но очень хочется.

Рисую на бумаге по центру имя Марина, обвожу его в круг, вокруг нее рисую другие круги — четырех однокурсников с журфака — Нику, Олю, Аню, Гришу.

Над Никой ставлю вопрос.

От Марины к этим четырем провожу жирные стрелки, подписываю:

Ника — хочет забрать ребенка для сестры Вики.

Аня — хочет забрать ребенка, чтобы вырастить из него ярого коммуняку.

Оля — ни черта не хочет, и это странно, но объяснимо.

Гриша — внезапное проявление безразличия к объекту любви.

Из всей этой истории делаю вывод, что стоит проследить за Гришей и Никой. Они самые непонятные личности в моей схеме.

Пока я примериваюсь, с чего начать или продолжить расследование, заканчиваются пары, и ребята уходят в общежитие.

Я выхожу на улицу, глубоко втягиваю морозный воздух.

Мысли возвращают меня к Звонарю. Зачем кому–то было его убивать?

Версий ни одной. Фарцовщик. Ну кто он такой? Кому мог насолить из народа? Ублажал богатых дамочек, которым хотелось хорошо одеваться. Ему даже не приходилось в последнее время искать себе клиентуру. Он не шастал по гостиницам, не мозолил глаза кэгэбэшникам.

Как работали фарцовщики в стране Советов?

Ходили в гостиницы для интуристов, потому что там было всё для хорошей жизни — бары, рестораны. Войти в гостиницу было сложно. Но для фарцовщика — советского спекулянта не было ничего невозможного. Они могли Луну с неба достать, если бы поступил подобный заказ.

Внезапно приходит умная мысль, посетить места скопления фарцовщиков, чтобы выведать, вдруг кто знает Звонаря, мало ли. Земля круглая, столица для спекулянтов — не город, а одна большая деревня.

Недолго думая, отправляюсь в Рашку, там круглый год пасутся утюжники, те самые, что утюжат тротуары туда–сюда рядом со входом.

Подхожу к гостинице «Россия», задираю голову, оцениваю, радуюсь ее величию.

Она настолько громоздка и величава, что затмевает собою московский Кремль, крупнейшую в Европе крепость. Гигантское здание гостиницы, созданное всего за несколько лет из стекла, железобетона и алюминия.

Громада!

Возведенное в опасной близости от Кремля и Красной площади на берегу Москвы–реки.

В той другой жизни я слышал разговоры о том, что снесли «Рашку» именно по этой причине — она топам солнце загораживала.

Главный фасад западного корпуса, обращенного в сторону Кремля, считался самым престижным, здесь находились номера повышенной комфортности. Поэтому я выбрал именно этот вход, и подошел к нему.

Мой взгляд моментально наткнулся на парня.

На голове ушанка, завязанная на веревочку под подбородком, с двумя кокардами на лбу. На груди висит фотоаппарат. Ходит туда–сюда с идиотской улыбкой.

Усмехаюсь — ну да, меховая шапка — красивая и практичная в условиях северного климата, царящего в столице зимой. Защищает голову, сохраняет мозги в тепле. Неизменный символ СССР. За такую модную ушанку советский человек две зарплаты бы отдал. А для иностранца это пустяк, сувенир, который он привезет с собой домой.

Столичные жители пробегают мимо парня, недовольно хмурятся. Какой русский будет улыбаться как дурак средь бела дня и носить шапку на идиотский манер?

Из гостиницы выходит иностранец, и фарцовщик тут же бросается к нему, что–то говорит по–английски. В этот момент я жалею, что плохо учил язык.

Едва «утюг» остается один, как я подхожу к нему. Достаю из кармана корочку, показываю, держа ее у себя в руках, и не раскрывая.

— Не пугай меня, я ничего плохого не делаю, гражданин — начальник.

Смотрю на «утюга», пытаюсь понять, добро он или зло?

Вроде законом он запрещен, а если поразмыслить, то делает добро? Дает иностранцам то, что они хотят, взамен от них получает иностранные вещи и купюры.

Про купюры отдельная тема — почти уголовная, и я не хочу сейчас размениваться на этот вопрос. Ведь Звонарев был фарцовщиком, не валютчиком.

— Что он хотел от тебя?

— Ничего такого.

— Ты ему солдатский ремень предлагал с пряжкой со звездой, я видел.

— Он отказался.

— Чего он хотел?

— Чего хотят все иностранцы в нашей стране? — усмехается «утюг», — сбежать от надсмотра кэгэбэшника, найти хорошее место с алкоголем, посидеть по–человечески.

— Понятно. Помогаешь нарушать законопорядок?

— Чего ты хочешь от меня, говори уже. Только в сторону отойдем.

Отходим, и я достаю из кармана фото Звонарева.

— Знаешь его?

Мужик нервно сглатывает. Вскидывается, смотрит перепуганным взглядом.

— Точно ведь знаешь!

— А еще я знаю, что его убили. Поэтому скажу одно — он здесь не появлялся давно.

— Давно — это сколько?

— Пару лет точно.

— Откуда помнишь?

— Случай тогда смешной произошел. Они с ребятами напоследок решили побурогозить.

— Как это?

— Раздели иностранцев.

— Совсем?

— С одного иностранца сапоги Lama сняли, его в кеды обули. У второго целый блок Marlboro отжали, у какого–то пастора, один из ребят Звонаря долго плакался, рассказывал, как туго в Рашке живется, тот и поверил, сжалился. А напоследок они целую делегацию американских ребят споили. Дня три те пили где–то, а потом вернулись в гостиницу, в шинелях и шапках ушанках. Самолет свой пропустил, скандал был грандиозный. Звонаревским что сделали? Да ничего. Им как всегда, море по колено. Они к этому моменту в другой бизнес уже намылились, последний день в «России» работали.

— Ты всё время говоришь о ребятах Звонарева. Сколько их было? Куда ушли?

— О–о! В это я не полезу. Не знаю.