Аксум (СИ) - Птица Алексей

— М-да, а ты ведь ещё и всех лечишь, и откуда у тебя такие навыки, и женщин в команду лекарей зачем-то набрал?

Я поморщился, с женщинами не всё так хорошо оказалось, появились определённые проблемы, которые отвлекали. К тому же, их и не так много, так что, пришлось параллельно обучить десяток лекарей-мужчин, которые мало-мальски справлялись с поставленной задачей и спасали раненых воинов. Конечно, во многих вопросах они оказывались бессильны, ведь на войне встречаются подчас такие ужасные раны, что даже опытному лекарю тяжело с ними справиться. Так что, проблем с оказанием медицинской помощи у меня выше крыши, на самом деле. Воевать-то нужно умением!

— Лечить воинов — это насущная необходимость и мой долг, как полководца и лекаря. Здесь я всегда буду непреклонен!

Фобос хмыкнул, как мне показалось, с превеликим удивлением. Ну да, разве греки своих раненых не лечат⁈ Как раз и они, и римляне этим всегда и занимались, но видимо, услышать такие слова от дикаря, каким он меня считал, казалось ему неуместным.

Не став продолжать разговор дальше на эту тему, я резко его переменил.

— Завтра мы должны переправиться на тот берег.

— А чего сразу не пошёл по правому берегу?

— Чтобы разведать обстановку и помешать прийти подкреплениям с этой стороны. Мы же здесь все гарнизоны повыбили, да пограбили, да местных кочевников отогнали далеко и надолго, теперь, кроме наёмников, что сидят на правом берегу, никто и не придёт.

— Египтяне могут прийти.

— Могут, а кто там сейчас правит?

— Птолемей Первый.

— Птолемей Первый!!!

— Да, соратник Александра Македонского, сейчас сатрап Египта.

— Вот те номер! — пробормотал я вслух, — кажется, я погорячился с захватом царства Куш.

Фобос ничего особо не понял, но насторожился.

— А что?

— Он грек?

— Да, он сын племенного вождя из Эордеи, что в Македонии, он диодох Александра.

— Понятно, то есть, армия у него всё больше греческая?

— Нет, армия в Египте состоит из разных народов, но почти вся тяжёлая пехота — это греческие гоплиты.

— Понятно. Поторопился я с походом, надо было ещё подготовиться.

Фобос заинтересовано посмотрел на меня.

— Отступать уже поздно!

— Поздно, — вздохнул я, — и уже не нужно, поэтому мне крайне важно сохранить как можно больше своих воинов, ведь, не ровен час, вмешаются египтяне и тогда нам придётся очень плохо. Моя армия ещё не закалена десятками битв, она ещё слишком рыхлая, у меня мало бывалых и старых воинов, и сама армия ещё слишком малочисленная.

— Рад, что ты это понимаешь, и поэтому я готов выступить послом от твоей стороны, чтобы замириться с Египтом.

— Так я на них и не нападал.

— Ну и что? Связи нужно заранее создавать. Глядишь, Птолемей и пойдёт тебе навстречу, тем более, ты официально женат на дочке прежнего царя Аксума, а ещё и не убил его, оставив дальше править, то есть, ты надёжен и совсем не дикарь, каким все тебя представляют.

— Мало ли кто и что думает обо мне⁈ Мне на то глубоко и сильно наплевать, а вот договориться с Египтом точно стоит, вот только посылать тебя туда я не стану.

— Почему, я доеду до Египта сам, с небольшой охраной.

— Я боюсь не того, что ты можешь не доехать, а того, что ты можешь слишком многое обо мне рассказать. Тебя могут схватить и под пытками выудить из тебя всё, что ты знаешь, а потом склонить на свою сторону или вовсе заточить в темницу. Ты этого разве не предполагаешь?

— Всё может случиться, но кроме меня всё равно некого послать.

— Значит, и посылать не будем. Вот возьму Мероэ, захвачу царя в плен и тогда пошлю его визиря в Египет с нашим предложением.

Фобос, услышав мои слова, откровенно заржал и смеялся весьма долго, у меня даже возникло желание дать ему под дых, чтобы он захлебнулся этим смехом, но жаль стало старика, а то умрёт ещё, а мне и поговорить будет не с кем. Беда, беда, огорчение.

— Посмеялся… а теперь дело говори, не хрюкай тут смехом, старый уже, а всё туда же.

— Да, благодаря твоим эликсирам и снадобьям я уже себя старым не чувствую, — отсмеявшись сказал грек, — впору молодым уроки давать. Тебе бы их продавать, богатым стал бы царём. Зачем тебе вообще царства захватывать, у тебя же всё есть: красавица жена, большое царство, преданное тебе лично войско, а за твоими эликсирами к тебе станут посылать целые караваны.

— Войска они будут посылать, а не караваны, чтобы это всё отобрать, — хмуро буркнул я.

— Мы далеко, не дотянутся.

— Если захотят, то дотянутся. Александр Македонский до Индии дошёл, а тут по Нилу всего ничего, за полгода доберутся, где водой, где посуху.

— Не доберутся.

— Это бесполезный спор, Фобос, я сейчас нахожусь перед Мероэ, а не перед Аксумом, и сегодня вечером мы вернёмся назад к броду и переберёмся на ту сторону.

— Как ты это сделаешь?

— Уже сделал. Ты же видел, что многие собирали и нарезали камыш целыми днями, чтобы связать его, а другие рубили тонкие деревья? Вот с их помощью я наведу переправу через Нил, чуть выше по течению, там, где посередине русла намыло песчаный остров. Верблюды поплывут, а ослы пройдут по мосту, когда уже по нему перейдёт вся пехота. Камыш в вязанках, плюс наполненные воздухом бурдюки не дадут ему утонуть, а вбитые в дно с лодок тонкие сваи удержат его над водой. На них мы и закрепим наплавной мост.

— Гм, если бы я тебя не знал, то подумал, что ты римлянин или грек, а ты человек, пришедший неизвестно откуда, но как ты смог это всё продумать?

— Ты уже сам ответил на этот вопрос: я человек другого мира.

— Ты меня обманываешь.

— Да, но если тебе это так удобно, то почему нет?

— Странный ты.

— Я не странный, я просто другой.

Фобос зло сплюнул и ушёл прочь, понимая, что я остался при своих мыслях и на меня повлиять никак не удастся. А ведь он и вправду очень хотел поехать в Египет, и я его понимал.

Да вот только предаст меня, и вся недолга. В том, что он предаст, я даже не сомневался, но не знал пока его истинных мотивов, только видел, что он колеблется. Да, другой бы на моем месте его уничтожил, подстроив смерть, но он учил Кассиопею, а кроме того, стал моим постоянным собеседником, вот и приходится его терпеть или ограничивать.

Мне вспомнилась Кассиопея, её глубокие, чарующие глаза, нежный овал смуглого лица, тонкая кожа на запястья, запах её тела, очертания форм. Как она там, скоро ей рожать, а я вдалеке. Впрочем, повитухи все проинструктированы, профпригодны и готовы оказать любую помощь молодой роженице, а не окажут, то знают, что я с ними сделаю тогда…

А с Египтом, однозначно, придётся договариваться, я не потяну войну с ними. Сражаться, конечно, буду, но не смогу победить и поэтому проще окажется отступить, но это дело будущего. А сейчас пора на переправу.

Добравшись до неё, я стал наблюдать, как переправляются на другой берег мои воины. Для пущего порядка, а без порядка мы не сможем нормально переправиться, я приказал расставить вдоль наплавного моста самых мудрых и самых жёстких воинов. Переправа должна пройти быстро и чётко, а кто станет мешать или упорно не понимать, чего от него надо, того — в воду, и в подтверждение моих слов пара человек действительно искупалась в мутной воде на радость крокодилам.

Довольно быстро пехотинцы поняли, что от них требуется, и чем всё это грозит наиболее бестолковым, и принялись быстро перебегать по наплавному мосту сначала на остров, а потом, уже с него, на другой берег. Верблюды же пошли вплавь. Крокодилов на самом деле уже давно разогнали, но не все уплыли добровольно, самые любопытные остались следить за перемещающейся массой людей, отчего и пострадали; так что, их огромные «кожаные и гребнистые шнурки» пойдут на изготовление ножен и сёдел.

Пока мы штурмовали реку, постепенно сгустился сумрак, и на землю опустилась ночь, но это не помешало и не остановило переправу, наоборот, в это время она оказалась в самом разгаре. Колонны войск подходили к берегу и поочерёдно переходили мост. Я сидел на верблюде в боевом облачении и молча наблюдал за процессом. Мой редкий шлем весь переливался яркими всполохами и блестел в свете луны, и воины часто на меня оглядывались.