Физрук-10: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Я так понимаю, Переведенский на этом не успокоился?

— Нет. Вот теперь-то я подхожу к самому главному.

От автора: Вышел 4-й том цикла «Гридень»: XII век, Русь, князья воюют меж собой, сдабривая Землю-матушку русской кровью. Не гоже Русь изнутри терзать! Не зря меня судьба сюда забросила — мне и наряд держать.

На 1-й том хорошая скидка:

https://author.today/work/380161

Глава 21

— Давай, переходи, а то время тикает, а у меня завтра ребята самбисты выступают.

— После своего фиаско с «Гнездовьем», членкор Переведенский пригласил меня к себе. Оказалось, что у него недалеко от города целая резиденция, причем, неплохо охраняемая. На этот раз он тоже решил показать мне кино, только более интересное. Мы уселись перед экраном и на нем появилась общая панорама, изображающая чуть всхолмленную степную равнину, над которой колыхались сухие стебли ковыля. Судя по ним, снято это было ранней осенью. У степного горизонта виднелись крыши шахтерского городка, копры и поросшие травой терриконы. Потом панорама сменилась. На экране появились белые домики под шиферными крышами. За ними коптили небо трубы электростанции. А дальше… Помнится, я даже вскочил, потому что увидел… Башню! Кинооператор, видимо, нарочно сосредоточился именно на ней, и я смог разглядеть это строение в деталях.

Башня начиналась с бетонного постамента, усиленного металлическими конструкциями. А вот дальше возвышалось нечто, ни на что не похожее. Раньше, думая о Башне, о которой вычитал в украденном у профессора документе, я представлял нечто решетчатое, железное, утыканное антеннами или, на худой конец, раструбами, как на аппарате Рюмина. Однако то, что я увидел на экране, скорее напоминало исполинскую черную свечу. Она словно утончалась от основания к вершине, исчезая в тучах, медленно вращавшихся вокруг Башни. Как будто та была черной эбонитовой палочкой, которой помешивают в химическом растворе.

— Перед вами, коллега, агрегат, которые работает на принципе, противоположном тому, что заложен в излучателе Рюмина, — принялся комментировать Переведенский. — По замыслу изобретателя его аппарат посылает радиоволны определенной частоты прямиком в мозг подопытных… гм… существ. В идеале, аппарат Рюмина должен закладывать в них новые стереотипы поведения, но, увы, этого не происходит. Особенно — если речь идет о людях. Башня же наоборот, улавливает мозговые волны всех, доступных ее воздействию существ, кодирует их заново и переизлучает обратно. Причем, излучение подается несколькими волнами, так сказать — послойно, тем самым влияя на мозг не одного или нескольких подопытных, а любого числа оных, к тому же — свободно перемещающихся в пространстве.

Он махнул рукой и изображение задергалось, сменилось титрами и погасло. Зажегся свет.

— Ну вот, Евграф Евграфович, вы получили возможность наглядно убедиться, что мы довольно далеко продвинулись в реализации проекта «Башня», даже не смотря на то, что по приказу, впоследствии разоблаченного, врага народа Берии наш «НИИ-300» был закрыт.

Хмыкнув, я с откровенным любопытством посмотрел на членкора, которому, похоже, все было как с гуся вода.

— Однако, дорогой мой товарищ философ, я вынужден вам признаться в совершенной мною ошибке. — Переведенский выдержал эффектную паузу, наслаждаясь мои удивлением. — Да, для реализации проекта «Башня» было сделано все возможное. Я подобрал кадры, из лучших ученых страны, среди них несколько лауреатов государственных премий. По моей инициативе создан новый абсолютно секретный институт, штат которого укомплектован исключительно вольнонаемными сотрудниками. И они, смею вас уверить, обеспечены всем необходимым. Сделать это было нелегко, особенно в первые послевоенные годы. Отчасти на мои собственные средства было закуплено или создано заново уникальное оборудование. Я лично ходатайствовал перед самым высоким руководством за то, чтобы сотрудникам нашей Башни было предоставлено как можно больше творческой свободы. Похоже, в этом и состоял мой просчет. — На лице членкора появилось выражение глубочайшего раскаяния. — Неделю назад из Башни бежала военизированная охрана. На допросе и солдаты, и офицеры несли какую-то чушь и дружно просили отправить их на Целину или в Заполярье. Я связался по телефону со своим замом, которого сам же и назначил руководителем Башни. Этот наглец мне ответил: «Не лезьте не в свое дело! Не мешайте работать!» — и бросил трубку. С той поры телефон Башни не отвечает. Аэроразведка тоже ничего не дала. Я просил министерство обороны, чтобы наши славные космонавты сделали снимок с орбиты, но мне отказали. На всех же аэрофотографиях видно одно и тоже — густой туман, который накрывает Башню до полной невидимости. Одна специально подготовленная группа попыталась проникнуть на территорию проекта по земле, другая — с воздуха. Обе вскоре была выловлены в окрестностях Башни. Состояние этих крепких парней, оставляло желать лучшего. Вы видели, Третьяковский, бедолаг в киноролике, якобы обнаруженном в Германии? Ну тогда поверьте мне на слово, наши бойцы теперь выглядят не лучше. Не знаю, кто пронес в Башню излучатель Рюмина, но захватившие ее мятежники, применили оный не задумываясь. Иными словами контроль над проектом полностью утрачен, и, если в ближайшее время мне не удаться его восстановить, придется пойти на крайние и решительные меры.

Произнеся это, Переведенский воззрился на меня с такой надеждой, что я оторопел. Кто бы мог подумать, что взгляд этого толстого, красноречивого очкарика может оказаться таким пронзительным?

— Что это вы на меня так уставились, товарищ членкор? — спросил я как можно вежливее, подавив в себе желание дать ему по рылу.

— Потому, что вы, товарищ философ, наша единственная надежда! — сообщил тот. — Да, я знаю, что вы еще очень далеки от истинного понимания тех высоких целей и задач, которые я преследую в науке. К сожалению, наша научная интеллигенция воспитана на обветшавших идеалах Толстого, с его непротивлением злу насилием и прочим буржуазным гуманизмом. Нам, подлинно советским ученым, ведомо, сколько бед приносит неуправляемая человеческая природа. Увы, непредсказуемость поступков, неопределенность намерений, физическая и психическая неустойчивость человеческого материала не раз становились угрозой для самых смелых попыток достичь необходимого уровня общественного развития. Теперь, когда религиозные и иные проповеди показали свою практическую бесполезность, когда мы почти обрели орудие по усовершенствованию человеческой природы настолько же надежное, насколько крепка наша вера в победу коммунизма, какие-то прохиндеи пытаются его у нас отнять! Вы только представьте, товарищ Третьяковский, общество не знающее преступности, психических заболеваний, социальной напряженности. Общество, в котором каждому будет предоставлена возможность реализовать себя, разумеется — в рамках, отведенных ему эволюцией и созданной нами системой регуляции. Мы навсегда избавим наш народ, а потом и все человечество от таких прискорбных явлений, как наркомания, сексуальные извращения, терроризм. Все это станет невозможным в обществе, построенном на строго отмеренном для его членов уровне удовлетворения потребностей. Надеюсь, что вы, товарищ философ, теперь понимаете, насколько важен наш проект!

Речь товарища Переведенского произвела на меня впечатление. Оказалось, что — не только на меня. Я-то недоумевал, чего это членкор так передо мною распинается? Или он забыл, что уже однажды толкал аналогичные речи перед зэком, осужденным по пятьдесят восемь пункт семь? Все объяснялось проще — я был не единственным его слушателем. Вдруг, где-то за моей спиной, раздались громкие, точно в театре, аплодисменты. Стена позади раздвинулась, как складная китайская ширма, и за нею обнаружилась группа товарищей в дорогих, но плохо сидящих на них костюмах. Так вот, оказывается, перед кем каялся и распинался хозяин резиденции!