Александр Афанасьев - Нет дороги назад
Движение тут было плотным, как кисель, машины двигались рывками – поэтому мне не составило никакого труда добраться до Пежо Кордавы и постучать в стекло со стороны пассажира. Кордава глянул на меня… на какой-то момент мелькнула мысль, что Кордава может просто выстрелить в меня через стекло. Но он – просто разблокировал центральный замок, и я сел в машину…
Первым делом – глянул на заднее сидение. После Афганистана – дуешь на воду.
– Куда? – спросил Кордава
– На ваш выбор. Хотя бы на Патриаршьи…
Патриаршьи пруды в качестве места беседы я выбрал не просто так. Для любого москвича, знающего и любящего этот город, Патриаршьи пруды – один из символов этого города, какого то русского и домашнего в отличие от холодного Петербурга. Второе – там в любое время и даже ночью немало отдыхающих… и устраивать стрельбу в таком месте мало кто осмелится. И я не собирался стрелять… мне надо было просто выяснить, что ко всем чертям происходит.
До Патриаршьих мы добрались нескоро. Припарковав машину в одном из переулков – пошли до парка пешком. Я буквально кожей чувствовал страх и неуверенность Кордавы – и не мог понять, что тому причиной. Если бы он меня ненавидел, хотел убить… хотя убить то он как раз и хотел, что есть то есть. Но откуда страх и неуверенность, именно это сочетание? Он что – не знает, что произошло в Кабуле?
Патриаршьи пруды были заложены патриархом Иоакимом как рыбные садки – для того, чтобы на патриаршьем столе всегда была свежая рыба. Раньше, до того, как сделали пруды – здесь вообще было болото. Потом – пруд остался только один, два спустили. Сейчас – это было престижнейшее место в центре Москвы, всегда многолюдное. Зимой – здесь был каток.
Людей было много и сейчас. Дамы бальзаковского возраста с собачками, неодобрительно посматривающие на целующиеся парочки, солидные господа с тростями, неспешно прогуливающиеся возле пруда и обсуждающие важные для них темы. Мест на скамейках для нас… конечно же не было, но так оно и лучше. Чем более комфортно мы расположимся, тем меньше мне удастся узнать.
Мы встроились в довольно плотный людской поток, текущий по пешеходным дорожкам. Я молчал… очень важно, чтобы первый начал противник. Это сразу дает психологическое преимущество при допросе…
– Я же говорил… – начал Кордава
– Вы мне ничего не говорили. Вы направили на меня пистолет, милейший – перебил Нестора Пантелеймоновича я – извольте говорить тише, здесь люди.
Молчание. Один ноль в мою пользу.
– Почему вы попытались меня убить? Вы понимаете, что проблему этим не решить?
– Я не хотел вас убивать – после недолгого молчания ответил Кордава
– Я это заметил.
– Черт, я всего лишь хотел, чтобы вы оставили меня в покое! Что вам еще нужно?! Я все сделал, все!!!
– Тише!
На нас уже оглядывались.
Проблема была вот в чем – я не мог в лоб спросить, что он сделал. Пока не мог… и возможно и не смогу. Мне приходилось выстраивать разговор таким образом, чтобы Кордава сам сказал мне, что он сделал – по "своей инициативе". Опытный полицейский – агентурист, которому каждый день приходится защищать свои источники в уголовной среде от разоблачения и жуткой смерти – и в то же время реализовывать добытую источниками информацию – справился бы с этим куда лучше меня. Но я не был полицейским, и кроме меня распутывать этот змеиный клубок было некому.
– Подумайте, почему я пришел к вам. Все ли вы сделали правильно?
– Я сделал все, как вы сказали! Все!
Рискнуть?
– Я сказал, Нестор Пантелеймонович? А вы уверены в этом?
– А кто кроме вас?
– Много кто.
Кордава резко рассмеялся
– Перестаньте… Всем известно про вас и Ксению Александровну.
Та-а-ак…
– Что известно?
– Слушайте, не разыгрывайте из меня идиота! – разозлился Кордава – всем известно, что вы состоите в партии Ксении Александровны! Что это ваша морганатическая супруга, а та, что живет в вашем поместье – прикрытие и не более того. И у вас с Ксенией Александровной общий ребенок! По-моему, этого достаточно!
Достаточно?
– Ксения Александровна и попросила меня кое-что выяснить. Есть… пробелы, их надо заполнить. Все пошло не совсем так, как мы предполагали. Кто приходил к вам от Ксении Александровны?
– Вам нужно имя? Вы его не знаете?
– Назовите его – потребовал я
Пятьдесят на пятьдесят. Здесь может все и закончиться – разом.
– Граф Толстой приходил. Как будто это для вас новость…
Два – ноль. Играй. Играй!!!
Я схватил Кордаву за плечо, развернул к себе лицом.
– Этот малолетний ублюдок?! Сукин сын! Что он вам сказал?! Что он вам сказал?!!!
Опять игра на грани фола – но иначе нельзя. Дело в том, что морганатический супруг Ксении Александровны ныне не я, а граф Николай Толстой, светский хлыщ на десять лет ее младше. Вполне нормальный выбор для Ксении, ее тяготила любая связь, в которой она не могла диктовать условия. Вот потому – она и выдрала графа Толстого, бездельника, жуира и пустозвона, возомнившего себя невесть кем.
Но я – получаю возможность сыграть ревнивца. На самом деле я не ревновал ни капельки… к Нико Ксения этого бездельника не подпускала, одной семьей с ним не жила, и этого достаточно. Но сыграть нужно…
Теперь уже Кордаве – пришлось успокаивать меня
– Тише… Тише, уберите руку, сударь.
Я отпустил пиджак Кордавы
– Что вам сказал этот мерзавец?
– То есть, он пришел не от вас?! – мгновенно перестроился Кордава
Два – один. Играй дальше
– От меня? Сударь, да вы бредите. С этим записным мерзавцем мне противно находиться в одном городе, не то, что в одном помещении. Вам известно, что он кокаинист?
Не так уж… Но кокаинистов немало, должно прокатить.
– Кокаинист? – настороженно спросил Кордава
– Вот именно. Кокаинист. И слишком много стал болтать. Ксения Александровна давно просила присмотреть за этим.
Последнюю фразу можно было трактовать как угодно. В разговоре двух офицеров спецслужб – она звучала зловеще.
– А я то тут при чем?
– Мне, возможно, потребуется помощь – вывернулся я
– Помощь. Нет, покорнейше прошу, увольте. Мне хватило. Я все сделал как надо, почему вы не можете оставить меня в покое? Что вы задумали?
– Вы полагаете, что из этой ситуации есть другой выход для вас? – в лоб спросил я, нагнетая ситуацию
Эта фраза подействовала – Кордава, чуть только встрепенувшийся снова чего-то испугался. Испугался сильно.
– Итак?
Нестор Пантелеймонович махнул рукой.
– Говорите. Черт бы вас побрал…
– Чертей здесь видел лишь Булгаков.[55] Давайте-ка пройдемся по тому, что наговорил вам этот ублюдок Толстой. Возможно, мне удастся не вмешивать в это дело вас.
Мы поднялись. Медленно пошли по тротуару, выводившему в город. Зимние сады… брусчатка, дорогие авто, много электромобилей. Это самые богатые районы Москвы.
– Итак. Что вам сказал Толстой?
– Что надо уничтожить все документы.
– Про деньги? – я решил с ходу идти ва-банк.
Кордава недоуменно посмотрел на меня.
– Они самые. Кстати, для чего вы воспользовались услугами хакеров? Могли бы прийти ко мне, я и так бы сделал все, что надо. Но если желаете…
– Желаю, сударь, желаю.
Думай, думай! Момент истины рядом, надо только его не спугнуть. Одно лишнее слово, одно неосторожное замечание – и все кончено.
Думай!
Всем известно, что вы состоите в партии Ксении Александровны.
В принципе – как нельзя логично. А в какой еще партии я могу состоять, как не в партии Ксении Александровны Романовой, моей бывшей (подчеркну) морганатической супруги и матери моего ребенка? Конечно, она та еще… но ее я знаю с пяти лет. Правда, с пяти. А когда ей было семь – я вдруг осознал свою к ней симпатию. У меня ведь не было отца. А у Его Величества Александра Пятого и его супруги не могло быть больше детей – у Александра Четвертого было аж семеро, а у Александра Пятого только двое – проклятый балет.[56] И теперь то я понимаю, что я, Володька Голицын – наверное, были для Императора такими же своими детьми, как Ксения и Николай. Летом – мы обедали за общим столом в Ливадии, и никто не делил нас на своих и чужих. И синематограф смотрели, и наказывали нас за проделки. Я это помню. И то, что между нами было – тоже помню. Предать не могу. В какой еще партии я могу состоять?
Партия? Да, партия. Она существует. Партия Ее Высочества Ксении Александровны Романовой, которая считает, что она должна стать не регентом Престола, а полноправной Императрицей, наподобие Екатерины Второй. Партия Павла, которому еще слишком мало лет, и который слишком рыцарь, чтобы быть настоящим Императором. Но это не мое дело, и я считаю, что нельзя – менять порядок ради каких-то сиюминутных выгод. Потеряем намного больше. К тому же я знаю – Ксения ненавидит трон, она устала от него, как от тяжелой и не слишком любимой работы. И я ее понимаю – совсем не женское это дело.
