Под редакцией А. Г. Маньков - Иностранные известия о восстание Степана Разина
Э. КЕМПФЕР. ЗАПИСКИ О ПЕРСИДСКОМ ПОХОДЕ С. РАЗИНА ИЗ РУКОПИСИ КЕМПФЕРА, НАХОДЯЩЕЙСЯ ВО ВЛАДЕНИИ СЭРА ГАНСА СЛОУНА, ПЕРЕВЕДЕННОЙ И ПОДГОТОВЛЕННОЙ К ИЗДАНИЮ ДОКТОРОМ МОРТИМЕРОМ
Верхненемецкий
Сравни Кемпфера из «Амонитатус екзотикарум…» (с. 58) ((Биографические сведения о Кемпфере наиболее подробно даны в немецком словаре «Allgemeine deutsche Biographie» (Leipzig, 1882, статья Фалькмана)Имеется также монография Meier-Lemgo «Engelbert Kaempfer» (1937). Приводим некоторые данные о Кемпфере, имеющие отношение к нашей теме. Э. Кемпфер был уроженцем г. Лемго (графство Липпе в Вестфалии); он вернулся сюда в 1694 г. после странствий и находился при графском дворе в должности лейб-медика. Произведения его написаны частью на родном для него верхненемецком диалекте, в большинстве же по-латыни, которой в литературном отношении он владел лучше. Ряд сочинений, в том числе известное «Amoenitatum exoticarum…», издан при его жизни. После его смерти в 1716 г. в Лемго приезжал знаменитый коллекционер Ганс Слоун и купил почти все его рукописи, которых было свыше 36. Заслугой Слоуна был перевод на английский язык и издание «History of Japan» (Лондон, 1727). Видимо, публикуемые нами записки также были подготовлены к печати, но по каким-то причинам не изданы. В настоящее время произведения Кемпфера находятся в Британском музее и продолжают издаваться и переводиться на другие языки. В заголовке записок дается ссылка на одно из наиболее известных сочинений Кемпфера – «Amoenitatum exoticarum Poetico-Politico-Phisico-Medicarum Fasciculi V, quibus continentur variae relationes, observationes et descriptiones rerum Persicarum et ulterioris Asiae, multa attentione in peregrinationibus per universum orientem collectae ab autore Engelberto Kaempfero. D. Lemgoviae» (1711). Ha c. 57 – 58 имеются строки, относящиеся к движению Разина. В них дается самая общая характеристика восстания, и их содержание не имеет ничего общего с публикуемыми записками. Однако ссылка, сделанная на этот отрывок в начале текста записок, ввела в заблуждение архивистов XIX в., принявших записки за выдержку из «Amoenitatum…» и давших им соответственный заголовок. В результате этого документ до последнего времени не привлекал к себе внимания.)).
Я должен здесь заметить, что народ, называемый казаками, совершенно отличен от настоящих казаков, которые являются народом турецкого происхождения и магометанского вероисповедания и населяют страну поблизости Туркестана; хотя верно и то, что оба эти народа вначале имели общее происхождение, так же как и название. Казаки, которые чинили беспорядки в Шелковых странах на Каспийском море, были подданными России, населяли территорию в районе Дона, были христианами по религии, говорили и писали на русском языке и управлялись начальником, которого они называли боярином, и чье имя было Стенька Разин, и который – мне неизвестно, из-за какого недовольству русским правительством, – покинул свою страну и поднял мятеж (Кемпфер пытается разъяснить разницу между казаками – вольными людьми, селившимися на окраинах русского государства и служившими ему для охраны границ, и казахами (казаками) – народом тюркской языковой группы, по вероисповеданию суннитами. Относительно их общего происхождения он заблуждается, хотя название «казаки» заимствовано с тюркского и означает «вольный», «гулящий» человек. Во второй части записок Кемпфер сообщает, что С. Разин вышел в море с 1200 человеками на 29 или 30 судах. Шарден называет другое количество казаков – 6000, прибывших на 40 больших барках; однако он, видимо, основывается на приведенном им заявлении казацких послов в Исфагане (см. с. 176, комм. 4-й), которое никак нельзя принять за достоверное. Русские документы того времени довольно последовательно определяют численность отряда Разина в момент его выхода в Каспийское море в 1000 или 1200 человек на 24-30 судах (Кр. война, т. I, с 140 и др.).). С отрядом в 800 человек он спустился одним из рукавов Волги до Астрахани, вышел под парусами в Каспийское море и потом высадился между реками Араксом (Aras) и Кизилагатом в области Махан (Начало персидского похода в разных источниках освещается по-разному. Здесь Кемпфер начинает изложение похода Разина с его высадки на территории современного Азербайджана. Во второй части записок сообщается, что первое нападение казаков было «под Бухари, близ Карнгара», после чего казаки ушли вдоль берега к Астрабаду. У Шардена рассказ о персидском походе Разина начинается прямо с Решта (Шарден, с. 112-119, 135-140). В «Трех путешествиях» Стрейс, ссылаясь на показания самих казаков, пишет, что они захватили много «приморских городов в Персии», таких как «Низа-бад (Низовая), Шаберан, Мордов, Такуз, расположенных неподалеку от высокой и всемирно известной горы Бармаи»; «отсюда они пошли на Астрабад и Баку, в котором на них, пьяных, напало персидское войско» (Стрейс, с. 199). В дошедших до нас русских документах сведения о начале персидского похода крайне скудны, неопределенны и противоречивы. Известия о казаках начинают поступать не ранее 18 июня 1668 г., большей же частью осенью, и представляют собой записи слухов, в которых факты мешаются с вымыслом. Наиболее ранним было известие с Терков от 18 июня 1668 г. о том, что Разин пришел на западный берег Каспийского моря в апреле 1668 г., имея 24 струга и примерно 1000 человек (Кр. война, т. I, с. 140). Казаки остановились напротив устья Терека на Чеченье-острове и отправили в Терки к кн. К. М. Черкасскому грамоту с просьбой прислать пороха, запасов и вина (Кр. война, т. I, с. 140). Однако этому выглядевшему вполне правдоподобно сообщению противоречит отписка с Терков, в которой сообщается, что до 20 июля 1668 г. туда не приходило никаких известий о казаках (Кр. война, т. I, с. 114). Согласно другому сообщению – расспросным речам вернувшихся из Шемахи астраханцев, – Степан Разин с казаками пришел «безвестно» в Персидскую землю в апреле 1668 г. и «разорили меж Дербени и Шемахи деревню Мордову», причем одного из разинцев задержали и привезли в Шемаху, где он рассказал о пребывании казаков на Жилом острове и об их намерении напасть на Баку (Кр. война, т. I, с. 141). Не исключено, что пленный намеренно давал ложные показания с целью ввести в заблуждение царских воевод. В это же время тарковский шамхал сообщил, что казаки перед тем как уйти под Решт между Дербентом и Баку погромили деревни (Кр. война, т. I, с. 141). О нападении на Баку ходило много слухов. 19 июня 1668 г. сын боярский А. Третьяков сказал в Терках, что он слышал в Шемахе, будто казаки были в Низовой (Низбаде) и в Баку, «а живут в Куре-реке и по морю разъезжают» (Кр. война, т. I, с. 119); по сведениям посланного «для вестей» терча-нина, Разин, соединясь под Терками с Сергеем Кривым, «пошли под Дербепь и под Шевран и Шевран погромили… да те ж казаки в Баке посады погромили, взяли ясырь и живот многой» (Кр. война, т. I, с. 143). По слухам, исходившим из Персии, казаки «приходили на Ряж (Решт) и на Баку город изгоном», т. е. набегом (Кр. война, т. I, с. 143). Все эти данные еще не подвергались историками фактической проверке. Также пока недостаточно известны названия населенных пунктов, имевшихся в то время на берегах Каспийского моря; поэтому нельзя с достоверностью говорить о маршруте и действиях Разина. Для разработки этих вопросов окажутся особенно ценными исследования азербайджанских и дагестанских ученых. Сейчас же можно сказать, что Разин был вблизи Баку и, возможно, даже «погромил» его посады; взятие же им такой первоклассной крепости, как Баку, – факт, явно неправдоподобный.),)где в начале 1667 г. он обратился к шаху (the King), прося даровать ему немного земли, причем давал самые решительные заверения, что его люди будут вести себя как настоящие шахсивен, что на местном (Turkish (По-английски означает не только турецкий, но и арабский, сарацинский и проч. Здесь – персидский).) языке значит быть верными монаршему величеству или быть верными слугами государя и верноподданными, и что они всегда будут готовы защищать его и служить ему (Вопрос о предложении разницами своего подданства персидскому шаху сложен и не выяснен до конца, хотя самый факт, видимо, несомненен, так как подтверждается различными независимыми друг от друга источниками. При объяснении этого факта следует иметь в виду, что казаки считали себя вольными людьми, имеющими право служить любому господину в обмен на его покровительство. Также возможно, что предложение Разина было дипломатическим ухищрением, позволявшим выиграть время. О направлении послов Разина к шаху с просьбой об отведении казакам земли на р. Куре есть сведения во многих русских документах: в расспросных речах подьячего Наума Колесникова, находившегося в составе посольства Томаса Брейна (Кр. война, т. I, № 183), в челобитных персидских купцов (там же, т. III, № 244, 252) и в других. Шарден объясняет досылку казаками посольства к персидскому шаху желанием «лучше скрыть свои намерения» и относит его ко времени после ограбления Решта. Приводим его высказывание: «Чтобы лучше скрыть свои намерения, они послали ко двору четырех из своих как депутатов с аккредитивными грамотами, как будто бы это было посольство. Люди губернатора Шемахи их проводили в Исфахан, куда они прибыли немного времени спустя после того, как туда пришло известие об их вторжении. С ними обошлись довольно хорошо, предоставили им жилище, освободили от пошлин, как обычно поступали с другими посланниками. Они попросили аудиенции короля, но им отказали под предлогом, что по характеру их посольства они не могли претендовать на эту честь и что они казались даже врагами. Им предложили аудиенцию первого министра, на что они согласились. Тогда же они заявляли, что они депутаты от 6000 казаков, их товарищей, находившихся на Каспийском море, что они действительно были подданными империи московитов, но, утомленные дурным обращением, которое они там претерпевали, они решили бежать из своей страны с детьми и женами и с имуществом, которое они могли увезти; после обсуждения места их убежища Персия им показалась наиболее справедливой, где лучше других обращались с подданными, вот почему они приняли решение предложить себя в неволю персидского шаха; из любви к королю они станут шахсевен, и теперь они надеются на великодушие этого великого монарха, что он выслушает их мольбы и предоставит им убежище и землю для поселения» (Шарден, с. 115 – 116).). Но при дворе этим людям не доверяли, на них смотрели как на разбойников, в чем еще раньше убедились по опыту, и хотя не дали прямого отказа, но держали их в ожидании, медля с ответом. Казаки, потеряв терпение, отправились на своих кораблях вдоль побережья Гиляни и подошли очень близко к Решту (Resjt (Поход к Решту во всех русских документах относится ко времени, непосредственно следующему за действиями Разина на западном берегу Каспийского моря (на территории современных Дагестана и Азербайджанской ССР). При этом в одних документах сообщается, что в Реште казаков побили (Кр. война, т. I, с. 142), в других – что они послали к шаху посольство бить челом о подданстве и до решения вопроса живут в Реште и получают корм (там же, с. 142). Также сообщалось, что они били челом шаху о подданстве, задержаны «в Ряше и пушки и ружье у них отобраны» (там же, с. 123) или что «приходили на Ряш и на Баку изгоном», «взяли полон и меняли на него русских людей за человека по 2, 3 и 4 человека русских», «да к ним же де пристали для воровства иноземцы, скудные многие люди» (там же, с. 143 – 144).)) – главному городу этой провинции, где высадили несколько человек на берег и хотели купить провизии, но наместник отказал им в очень неучтивой форме, и это так раздражило их, что они ночью бесшумно высадились на берег и, неожиданно пройдя к Решту, ограбили рынок и базар, причем некоторые были убиты в схватке; затем они вернулись снова на свои корабли, изрядно запасшись продовольствием, за которое незадолго до этого предлагали деньги, и, таким образом, почувствовали себя увереннее. Наместник, не будучи в состоянии оказать противодействие, а тем более прогнать их и опасаясь могущих последовать еще более крупных опустошений, скрыл свое негодование их действиями и позволил им получать в дальнейшем провизию за деньги. Они со своей стороны извиняли свое поведение крайней нуждой и отказом им в самом необходимом. Затем они вели себя тихо и, наконец, дали наместнику заложников в качестве гарантии своего хорошего поведения. Они послали к шаху четырех послов, чтобы принести извинения за свои действия, к чему их побудил наместник; они повторили свою первую просьбу о земле для поселения на побережье Каспийского моря с самыми решительными заверениями в своей честной службе и верности. Они привезли с собой письма, которые никто не смог прочесть; их показали европейским священникам и, наконец, мне; я счел как язык, так и буквы русскими. Но я не перевел их, и они так и остались непереведенными (шевалье Шарден ошибается, когда говорит в своем отчете о коронации Сулеймана, что они были написаны неизвестными буквами) (Кемпфер неточен, опровергая мнение Шардена, который в своих записках уделяет много внимания стараниям персидского правительства расшифровать привезенные казаками ко двору шаха грамоты. Приводим отрывок из записок Шардена, относящийся к этому вопросу. «Они (т. е. разницы, – Е. Ш.) предъявили свои аккредитивные грамоты, но персы никак не могли их расшифровать, к чему безуспешно были привлечены самые искусные их переводчики, так же как и европейцы, находившиеся в Исфахане. Первый министр напоследок обратился к почтенному отцу Рафаэлю дю Мане – капуцину, служившему уже двадцать лет министрам этой страны переводчиком, когда другие не понимали посольских грамот Франции, Италии, Германии и провинций Севера. Случайно, когда к нему принесли этот документ, у него был господин Герберт д'Ягер, который в 1666 г. был секретарем голландского посольства в Персии и в то же время был старшиною голландских купцов в Исфахане. Этот человек в знании языков не имел себе равных, он владел в совершенстве языками, употребляющимися теперь на Востоке, кроме того, он знал литературный и простонародный греческий, сирийский и еврейский. Редко можно встретить двух людей, более способных выяснить темные места, тем не менее они ничего не могли сделать. Это были, по их словам, в большинстве случаев греческие буквы, смешанные с другими, неизвестными; некоторые из них приближались к сирийским. Они прочли несколько слов, которые не могли связать, и они не были убеждены, что они их правильно прочли, и, таким образом, были вынуждены отослать это писанье обратно первому министру. Старший капуцин ему сообщил, что это было казацкое, русское письмо, которое он не мог разобрать. Таким образом, были вынуждены поверить их словам, которые они все время повторяли, на что первый министр ответил: «Если то, что вы говорите, верно, что вы прибыли к нам как наши гости, чтобы стать рабами его величества, то почему вы вступили в Персию с мечом в руке? Почему вы убили наших подданных, разорили один из наших городов и опустошили наши земли?». Казаки в свое оправданье ответили, что они вынуждены были это сделать, потому что, когда они вежливо попросили у жителей продовольствия за свои деньги, горожане, забыв правила гостеприимства и сострадание, которое надо иметь по отношению к иноземцам, им наотрез в этом отказали п дурно с ними обошлись; необходимость защитить себя должна извинить казаков, если они пытались оружием взять то, чего не могли получить просьбами» (Шарден, с. 117 – 118). Из текста записок Кемпфера создается впечатление, что он был участником событий («письмо показали европейским священникам и, наконец, мне»). Однако этого не могло быть, так как известно, что Кемпфер прибыл в Персию в 1684 г. По-видимому, он хотел сказать, что во время его пребывания в Персии ему показывали казацкое письмо.). Двор был устно осведомлен об их намерениях теми русскими, которые понимали местный (turkish) язык и чей родной язык был тот же, что и этих казаков. Шах повелел хорошо принять [послов], оставить их на свободе и послать одного из них обратно со [своим] добрым напутствием, внушив им некоторые надежды и отдав приказ правителю Решта обеспечить их всем необходимым (Это сообщение подтверждается русским источником в листе тарковского шамхала говорится: «… до шахова де указу живут они в Ряше городе, и ряшской'де хандает им корм по 100 по 50 рублев на день» (цифра, конечно, фантастическая) (Кр. война, т. I, с. 142).) Тем временем персы надеялись собрать достаточное число людей, чтобы окружить казаков. Но казаки, видя, что положительного ответа все еще нет, а есть только обещания, предвидя ловушку и замечая, что собирается целая армия, не стали высказывать свои претензии персам, а сами позаботились о собственной безопасности и отправились под парусами к Фарабату (Ferrhabaad) в Мазендеране, делая вид, будто намереваются ожидать ответа и возвращения своих послов там, потому что это было более дешевое и более плодородное место. Жители Фарабата не имели ничего против того, чтобы принять казаков, потому что они вели себя так хорошо в Реште и, казалось, не имели никакого злого умысла, пока их послы находились при дворе. Карманы их были полны дукатов, что привлекало [к ним] народ из соседних районов в надежде поживиться, так что на базаре и во всем городе было больше народа, чем обычно. Казаки, подозревая персов в предательстве из-за столь долгой задержки послов, решили упредить их [действия], для чего избрали удобный случай в еженедельный базарный день. На базаре в городе было очень много покупателей и торговцев, а также и других людей, которые пришли, чтобы развлечься или из любопытства и в надежде на прибыль от торговли с казаками. В самый разгар ярмарки казаки напали на народ, грабили и захватывали все, что было выставлено и разложено для продажи, избивали одних и уводили других с собой на корабли (Описанные здесь действия казаков в Фарабате в основном соответствуют аналогичному месту у Шардена, который называет это вторым вторжением, происшедшим в том же 1668 г.: «В то время как в Испагани спорили, считать ли их друзьями или врагами, и их депутаты возвратились, они продолжали грабить все приморские местности Персии со стороны Востока, говоря персам для их большего обмана прекрасные слова и уверяя их, что их уполномочили дать им очень выгодные условия. Для этого они покинули Саве и, направляясь все время к самым восточным провинциям по Каспийскому морю, достигли Фарабата, столицы Мазендерана. Там они высадились под видом купцов, пришли на рынки, входили в лавки как люди, мало понимающие в торговле, но имеющие в то же время нечто для продажи и покупки; они давали золотые дукаты за пять „шаги" (видимо, шай, – Е. Ш.), что составляет 25 су на наши деньги, продавали английское сукно за четыре «абаза», равных стольким же франкам, за «гресс»- персидский аршин. Персы за пять дней, когда это происходило, оказали казакам тысячу ласк, потому что с ними удивительно удачно можно было сводить счеты, и считали их простофилями, которых привело к ним их счастье; но на шестой день эти плуты, продолжая свои проделки до условленного ими между собою часа, чтобы не навлекать подозрений, пока их соберется в городе достаточное количество, расходятся по разным частям города, затем берутся за оружие, убивают всех, кто им встречается, грабят все дома, и, после того как они убили более 500 человек, нагруженные добычей, возвращаются на свои корабли, и, как ив первый раз, отплывают на середину моря, где их не видно с земли» (Шарден, с. 135).). Таким образом, они вернули себе монетами и золотом все, что раньше потратили, и даже много сверх того. Не довольствуясь этим, они совершили налет на королевские увеселительные дворцы невдалеке от города, которые они также ограбили и унесли добычу с собой на корабли (У Шардена приводятся более подробные данные о шахском дворце, разграбленном казаками: «Самый значительный убыток, который нельзя восстановить, был причинен разрушением одного прекрасного здания – королевского дворца, расположенного в середине города, где хранилась сокровищница фарфора, китайских ваз, чаш из сердолика, агата, корала, янтаря, посуды из горного хрусталя и других бесчисленных редкостей, которые эти варвары сломали или похитили. Они разрушили и находившийся в этом здании большой так называемый гауз, или танки, т. е. большой бассейн, выложенный золотыми пластинами. Каждый раз, когда я думаю о великолепии и прелести этого прекрасного места, я не могу побороть своего сожаления. И если читатель познакомился с тем описанием, которое я ему сделал, то он, наверное, признал, что такие прекрасные вещи заслуживали вечного хранения» (Шарден, с. 137).), после чего отправились под парусами к полуострову Майан-Кааль (Майан-Кааль, Потемкинская коса (Шарден переводит это персидское название как «Средний Рог») – полуостров, отделяющий Астрабадский (Гоганский) залив в юго-восточной части Каспийского моря.), который соединяется перешейком с провинцией Мазендеран. Поперек него они построили укрепление, чтобы полностью перерезать связь с сушей, и расположились здесь, не обращая внимания на персов.
