Дмитрий Корниенко - Время Рыцаря
– Считайте меня теперь английским рыцарем, – сказал Альберт и достал из сумы, притороченной к седлу, спрятанную между одеялами белую накидку с красным английским крестом. К удивлению Валентина, он надел ее, и лишь тогда разъяснил:
– На самом деле, я не француз и не англичанин. Просто мне, как и вам, очень нужно поговорить с Зеркальным Дьяволом. Очень удачно, что наши интересы пересеклись, и теперь я не сомневаюсь, что провидение благоприятствует нам.
– Дай-то Бог… – растерянно ответил ничего не понявший монах.
– Но для всех англичан я теперь сэр Роджер Уолш. Запомните это хорошенько, брат Валентин.
– Хорошо, сэр Роджер, пусть будет так. Но о чем вы хотите поговорить с братом-бенедиктинцем?
– Конечно, о зеркалах. Он может ответить на мои вопросы, – с воодушевлением ответил Альберт. Он чувствовал себя прекрасно. Слова Высоцкого: 'Если в бой ты вступил с подлецом, с палачом, значит нужные книги ты в детстве читал…' – победно вертелись в голове.
– Хотите завладеть каким-нибудь секретом, прежде чем его убьют? – не отставал монах. – Это будет сложно сделать. Хотя, вы меня удивляли не раз, может удивите еще.
После полудня они сделали небольшой привал в укрытой от глаз и ветра лощине, чтобы отдохнуть от изматывающего укачивания. Ехали рысью – темп для коня щадящий, но очень тряский и изматывающий для седоков. Костер разводить не стали, а обедали сыром и хлебом. У крестьян они пополнили запас вина, но Альберт прикладываться к фляге не стал, опасаясь, что его будет клонить в сон, да и вино было премерзкое. Однако спать захотелось и так. Монотонная дорога шла через бесконечные виноградники, черные и словно больные, то тут то там возникали и исчезали деревеньки – небольшие, дворов на семь-восемь, ютящиеся у подножия низких обветренных холмов.
– А каким образом вы хотите попасть к Стефану? – неожиданно спросил Валентин после часа молчания.
Альберт встрепенулся, очнулся от дремы, но ответа не нашел.
– А вы каким?
– Господь подскажет.
– И мне подскажет. Может быть, вместе что-нибудь придумаем. Я так понимаю, у нас есть время до его сожжения?
– Смотря для чего. Чтобы его спасти – маловато. Но задумки кое-какие есть, но до поры о них говорить не буду, чтобы не гневить Господа.
– Главное, чтобы вам удалось потом выбраться из крепости, – сказал Альберт, чьи планы не шли настолько далеко, чтобы спасать монаха. – Впрочем, там видно будет, лишь бы Дю Геклен не спутал карты. Если он решит штурмовать Брессюир, он его возьмет, и тогда мне придется несладко.
– Да, сэр Роджер, вам явно придется несладко. Но раз вы идете на этот риск, значит, разговор со Стефаном того стоит.
– Очень надеюсь. Очень.
Сначала вдалеке показался темный донжон крепости на холме, потом проступили в серой дымке многочисленные башни и собор Нотр-Дам, а затем и вся гигантская городская стена, опоясывающая Брессюир, растянулась перед путниками. Город приближался долго, пока дорога не вывела их к одним из закрытых ворот.
Рыцаря с монахом, конечно, заметили, но городские ворота открывать не спешили, и пришлось даже покричать. Затем через окошечко двери их подробно выспросили. Альберт назвался капитаном Уолшем и рассказал, что потерял всех своих людей, отражая штурм аббатства Ва, а сам чудом избежал пленения. Теперь же он просит пустить его в город для передышки по пути в Бордо. А брат Валентин объявил, что направляется в местный собор с церковным поручением.
Их впустили, сразу же заперев ворота, но Альберта предупредили, что ему надо показаться на глаза губернатору города – Рейно дю Фэйлу. От ворот путники поехали по зажатой стенами улице этого плотно застроенного городка, которая вела на холм с крепостью, но по пути остановились, чтобы перекусить в харчевне. Отведав местного пива и жареной колбасы, они не стали рассиживаться и направились к открытым воротам крепости. Там их уже никто ни о чем не спрашивал. Спешившись в просторном дворе, они оставили лошадей у коновязи перед массивным безыскусным донжоном, и Альберт попросил стражников, охранявших вход, объявить о нем губернатору. Валентин ничего не говорил, но всем своим видом показывал, что они вместе, и пока примостился на каменной скамье, предназначенной для облегчения посадки на лошадь.
Однако лицо Валентина вдруг разительным образом изменилось. Он побледнел, а глаза было невозможно поймать.
– Смотрю, вы нуждаетесь в отдыхе, брат Валентин, – сказал Альберт, отвернувшись, и рассеянно разглядывая обыденно сновавших солдат во дворе крепости. – На вас лица нет. А если вы решили задействовать свой план, так хоть поставьте меня в известность.
Наконец вышел оруженосец и направился к Альберту, но Валентин неожиданно вперед выскочил и суетливо запричитал, что у него очень срочное дело к губернатору, что он идет издалека и просит принять его первым, раньше благородного сэра Роджера. Дело, мол, не терпит отлагательств. Оруженосец задумался, переводя взгляд с рыцаря на монаха и обратно, затем кивнул головой и увел брата Валентина за собой. Альберту все это очень не понравилось, а минут через двадцать подошел рыцарь с непроницаемым лицом в сопровождении четырех солдат и сухо выразил готовность отвести и его к Рейно дю Фэйлу.
Пришлось подниматься на третий этаж, где находилась приемная губернатора, и Альберт невольно залюбовался видом из верхней бойницы: вся местность была как на ладони. Однако же сильно настораживал звон доспехов пяти человек сопровождения. Двери были распахнуты. Рейно дю Фэйл, человек лет пятидесяти, в черном камзоле с серебром, стоял у стола в просторной и неуютной комнате, а к стене, спрятавшись среди полотнищ разноцветных флагов, боязливо жался брат Валентин.
Альберт растерянно вышел на середину, не зная, как правильно приветствовать губернатора, но это и не понадобилось. Дюжие латники схватили его под руки, да так, что он не мог и пошевелиться, а сзади подошел рыцарь и вынул из ножен на поясе Альберта кинжал.
– Так объясни мне сейчас, рыцарь, кто же убил английских солдат в деревне – француз или англичанин? – с издевкой спросил губернатор. – Монах мне только что все поведал.
– Вранье! – прохрипел Альберт. Такого поворота событий он точно не ожидал.
– Я, может быть, и не поверил бы ему, – Фэйл кивнул в сторону монаха, – да у меня есть еще свидетели. А посему мне даже разбираться неинтересно, почему ты так поступил. Рыцарь, который запятнал себя ложью, не достоин носить не только золотые шпоры, но и голову. Я не буду разбираться, англичанин ты или только выдаешь себя за него. Послезавтра на рассвете тебя казнят, – с этими словами губернатор отвернулся и подошел к окну. – Однако будет тебе небольшая уступка. Монах сказал, что ты пришел сюда, чтобы поговорить с Зеркальным Дьяволом. У тебя будет с ним встреча. Вы будете ждать казни вместе, в одной темнице. Так попросил брат Валентин, а коли он оказал мне услугу, то и я не буду глух к его просьбе. Монахи тоже бывают весьма изощренны в вопросах наказания, а у отцов-инквизиторов даже есть чему поучиться. Поблагодари же его.
– Мерзавец! – крикнул Альберт. – А еще вино мое пил и про алхимиков так складно рассказывал! Какой ты после этого алхимик, жалкий предатель!
– Алхимик? – заинтересовался губернатор. – Мне интересно будет пообщаться с настоящим алхимиком.
– Я лишь разбираюсь в житиях великих алхимиков и их книгах, не более, – тихо ответил отец Валентин, не поднимая глаз.
– Это уже не так интересно, но я уверен: и о превращении металлов ты что-нибудь да расскажешь, – произнес губернатор елейно и, повысив голос, приказал солдатам: – А этого в темницу к чернокнижнику!
Альберт смутно помнил, как его вели вниз, а потом через двор, как стаскивали с него доспехи и в одном подкольчужнике, босого волокли в подземелье. Пришел в себя он только в узилище, когда от ледяного каменного пола начало сводить ступни. Тогда Альберт сделал несколько шагов в темноте, почувствовал под ногами солому и встал на нее. 'Так можно и почки застудить', – подумал он и сам себе усмехнулся, вспомнив пословицу: 'Снявши голову, по волосам не плачут'. Однако радовало, что кольца, спрятанного на груди под гамбезоном, не нашли. Кто знает, может, удастся подкупить тюремщика.
– Есть здесь кто-нибудь? – спохватился историк.
Ответом ему был глухой стон из угла.
– Монах? Стефан? – переспросил Альберт, пытаясь привыкнуть к темноте, которая была столь всеобъемлюща и глубока, что только синие круги плыли перед глазами.
Из угла донесся кашель, а затем слабый равнодушный голос:
– Я Стефан-бенедиктинец, а ты кто?
– А я рыцарь, – ответил Альберт, переминаясь с ноги на ногу. Ужасно хотелось разглядеть человека, ради которого он проделал опасный путь, закончившийся таким позорным провалом.
– Француз? – уточнил из тьмы монах, слегка шепелявя.
