Анатолий Матвиенко - Эпоха героев и перегретого пара
— То есть субмарина ваша двигалась вся под водой?
— Да-с, Иван Фёдорович, над волнами только я по грудь, порой волны меня с головой накрывали, да железный шест за спиной. Лодка была снабжена прикреплёнными к бортам зажигательными фугасными ракетами, а на стержне, вложённом в бушприт, имела одну мину в двадцать фунтов пороху. Гальванический прибор помещался внутри лодки, а проводники от оного к ракетам и минам находились в моих руках. Направилась она к выставленному впереди для подорвания старому двухмачтовому транспортному судну. По отплытии пятидесяти сажен воспламенены были две ракеты.
— Постойте, — перебил фельдмаршал. — Снасть для пуска ракет спрятана была под водой?
— Так точно-с. В том и хитрость — противник не видит её.
— Вы сумели удивить меня, Карл Андреевич. Ракетами многие забавлялись, но из под воды… Удачно?
— Увы. По причине сильного волнения они не могли долететь до своей цели и разорвались в волнах, не в дальнем расстоянии от лодки.
— Волны там, судно качается, — подал голос Мирон. — Раз уж ракетами палить, то с поверхности.
— Верно! — не стал спорить изобретатель. — Но прошу вспомнить, что у субмарины есть и другое подводное оружие — двадцатифунтовый бочонок с порохом на гарпуне. Экипаж занялся отлитием воды, заплеснувшей в трюм через переговорную трубу, и мы снова продолжили путь. При приближении к судну мина, находившаяся на носу лодки, приткнута была к судну удачно, сама же лодка течением была увлечена под киль судна, но железные шесты с флюгаркою удержали её, и плывший сзади катер взял нас на буксир. После того взорвана была и воткнутая в судно мина. Оно, в борт пробитое, начало тонуть, но удержалось над водою, по причине значительной плавучести бочек, наложенных во внутрь. Я надеялся опыты подводного плавания продолжить, но на инспекторов Адмиралтейства сии потуги впечатление произвели дурное, испытания были прекращены. А потом случай свёл меня с господином Мэрдоком, пригласившим сюда. Так и родился «Тагил».
— На субмарине появился паровой двигатель на земляном масле, — догадался Паскевич. — Но как, скажите на милость, он работает под водой?
— Для этого и пристроена верхняя лодочка. С виду — плывёт себе паровой катер. Ежели ядрами его обстрелять, трубы и палуба толстобронные, выдюжат. А если и нет — достаточно бочек с пробковым деревом нагрузить. Лодочка не даёт «Тагилу» вглубь уйти, ровно на малой глубине держит.
— Мирон Ефимович, как считаете, не жарко будет под водой?
— Вестимо. Однако же ничего не буду утверждать, пока по весне на Волгу «Тагила» не свезём, там опробуем, — осторожно ответил тот. — Воздуходувные меха большие, с Божьей помощью справятся.
— Быть может. Только вот служба на таком судне — проще сразу на себя руки наложить. Скорость не выше чем у парового катера. Стало быть, противник сможет лодку догнать, высадить пару матросов на палубу, духовую трубу заткнуть, в дымовую воду залить. Найдутся доброохотники?
— Как не найтись, — усмехнулся Шильдер. — Все мы люди русские, даже я в некоторой мере. Ночь — наша союзница. И подкрасться тихо, и убежать подсобит. На большие расстояния лучше на буксире возить. Зато как на рейде внезапно взорвутся лучшие корабли, турецкие берега услышат это страшное для них слово, — он напрягся, поднял кулак ввысь, затем грозно и громко выкрикнул: — Тагил!!
Князь на минуту представил железную бочку в форме яйца, увлекаемую течением под киль судна-мишени, к которой привязан отважный генерал, экипаж внутри заливаем водой с переговорной трубы, вокруг плавают бочки с порохом и заряжёнными запальными снастями… А Шильдер говорит об этом спокойно и считает практически нормальным делом. Вот что с расчётливыми, аккуратными и осторожными германцами делает земля русская! У нас воздух такой особенный?
В вагоне московского поезда Паскевич, перекладывая сделанные на Урале записи, вдруг догадался, как склонить в нужную сторону упрямого Военного министра Чернышёва. Сейчас тот радеет за закупки лошадей, ибо дружен с коннозаводчиками. Но есть не менее прибыльные подряды, к коим руки Демидовых не добрались: земляное масло, пироксилиновый порох и множество других. А нужда в военных закупках этих припасов непременно будет расти. То-то генерал возрадуется лишней возможности руки погреть.
Главное же — иметь в мирное время армию, способную быстро и смертельно ударить. Победа над Наполеоном, наступившая после затяжной войны, далась ценой огромных потерь. В Париже по пути в Лондон Строганов подарил фельдмаршалу тонкую книжицу на французском языке, перевод с китайского. Древний автор писал, словно жил не тысячу лет назад, а в наше время:
«Никогда ещё не бывало, чтобы война продолжалась долго и это было бы выгодно государству. Поэтому тот, кто не понимает до конца всего вреда от войны, не может понять до конца и всю выгоду от войны».[21]
Куда дешевле построить бронеходы и потаённые суда, кои сразу отобьют у неприятеля охоту продолжать меряться силами с русскими, нежели оплачивать многолетнюю войну.
Глава пятая, повествующая о новой встрече Строганова с Паскевичем и её последствиях
В начале весны сорок первого года Александр Павлович, продолжающий существование под личиной мещанина Трошкина, не дождался мая месяца, на который уговорена была передача очередного полумиллиона, и нашёл фельдмаршала в Москве. Фёдор Иванович, ожидавший сего визитёра не с большей радостию, чем поход к зубному доктору, вздрогнул, услышав доклад лакея. Князь лишь час как проснулся в своём московском особняке, воскресный день не предполагал трудов и волнений. Тут на тебе — утренний кофий безнадёжно испорчен.
Паскевич туже затянул бордовый атласный шлафрок, придавая фигуре мундирную подтянутость, и велел проводить гостя в гостиную.
— Доброе утро. Чем обязан?
Длинный халат с малиновой феской на голове придал фельдмаршалу неприятное сходство с османским беем. Строганов сдержал раздражение, вызванное этим напоминанием о годах турецкого плена, и начал вежливо:
— Здравствуйте, Фёдор Иванович. Не волнуйтесь, о финансах поговорим в мае, как условились. Вероятно, в этом году попрошу вдвое больше, и на сём прекратим выплаты. Удачно вложенные деньги делают новые деньги. Ну да не о том речь. Тучи сгущаются, и я хотел бы сослужить службу Отечеству по военной части.
— Объяснитесь, сударь. Признаться, после лондонской истории… — голос князя невольно дрогнул, но он моментально овладел собой и твёрдо продолжил. — После той истории мне решительно не с руки вообще затруднять вас какими-либо поручениями. А также рекомендовать другим господам.
— Понимаю, — миролюбиво согласился Строганов, машинально поглаживая шрам. — Искренне соболезную. Вы продолжаете считать меня виновным в его участи.
— А кого же, позвольте спросить?
— Если вы не запамятовали, я выручил его из ловушки Кунардов и не советовал возвращаться в Портсмут; он поступил по-своему. Увы, ссора с американскими моряками, только сошедшими в порту, вне моей компетенции. Это судьба.
— Так ли это, граф? Какого чёрта вы устроили цирк со вторым поджогом? Спалили две дюжины людей за просто так?
— Вы позволите мне, наконец, присесть? Правила хорошего тона никто не отменял.
Князь, готовый сорваться на необратимые оскорбления, нехотя буркнул:
— Садитесь.
Сам присел в кресло напротив, отделённый от бывшего товарища низким пустым столиком, тем подчёркнув — рядом с вами мне не место.
— Вы упускаете, Иван Фёдорович, что в основе моего шантажа, благодаря коему Фёдора выпустили во Францию, была угроза мстить Кунардам безотносительно обстоятельств его смерти. От того, что промышленники не побежали в полицию, эта угроза не стала известна в определённых кругах, вы так полагаете? Поэтому я не мог оставить в живых ни их самих, ни свидетелей.
— Вы чудовищны, Строганов.
— Не буду отрицать. Играя с англичанами на их поле, я не могу быть иным.
— Что же вас держит в Британии? — Паскевич откинулся на спинку, сцепив руки на животе. Дела изуродованного человека его не интересовали, но какое-то болезненное любопытство заставило задать этот вопрос.
— Множество причин. Что мне делать в России, проживая под чужим именем? Англия — враг моей Родины, там я свободен от многих правил. Вы же понимаете, что упомянутые activité в отношении Кунардов не совершены в одиночку. Пришлось приступить к организации лондонского преступного мира.
— Мерзость. Как не противно вам, русскому дворянину?
— Ничего необычного, князь. Во время восточного плена стало понятно, что двойная мораль становится нормой современного мира. Повторяю, в Англии я на вражеской территории. Её жители — основа мощи государства противника. Поэтому даже нонкомбатанты рассматриваются только в этом ключе. Они составляют мобилизационный ресурс, трудятся на заводах, делают бизнес, тем самым умножая национальный капитал. Преступные банды отравляли их общество изнутри, но не слишком. Criminalité organisée[22] наносит ему колоссальный ущерб. Одни только поставки опиума в Англию за год возросли не менее чем втрое. Британцы готовы перебить половину населения Китая за право продавать наркотик второй половине? Браво! Тогда пусть изрядная часть имперских подданных тоже разлагается заживо.
