В. Бирюк - Фанфики
Это дыхание на грани стона — самая прекрасная музыка, которую я слышал в жизни.
Конечно, в концерте звучит скрипка. Но и скрипач имеет к симфонии кое-какое отношение. Главное — не спешить со «смычком». Интенсивное «пичиккато», но без фанатизма.
Аннушка не была перегружена интеллектуальными проблемами. Вопросы типа: «а как я выгляжу?», «а что он сейчас думает?», «как там Гондурас?» или «пора ли белить потолки?» — не волновали её в этот момент. Она отдавалась. Мне? — Нет, скорее — себе. Своим ощущениям, своим эмоциям. Потоку чувств, которых она была лишена последний год — год своего вдовства. А, может быть, и вообще никогда не испытывала в своей жизни. Чувств, которые вызывают в душе и в теле молоденькой женщины прикосновения страстного, бережного и опытного мужчины. Чувств, разбуженных потрясениями наших совместных ночей в подземном склепе у гроба её мужа, резким изменением всего образа её жизни, всего её окружения.
И постоянным присутствием «жёлудя». Заставившего её не делать то, к чему она так привыкла — болтать. И делать то, на что у неё никогда не хватало времени: молча думать. И постоянно чувствовать себя, своё тело, свою особенность, свою… женщинность.
Для «Святой Руси», для христианства вообще, быть женщиной — несчастье, второсортность, грех. «Сосуд с мерзостью»… — какая психика формируется у человека, которому постоянно, с самого рождения, говорят такое старшие, уважаемые, авторитетные люди? «Скажи человеку сто раз — свинья — и он захрюкает». А тут… вопреки всему внушаемому… удовольствие, радость.
«— Когда тебе охота и ей охота — вот это охота! А на медведя ходить… — не охота, а бессмысленное времяпрепровождение».
Она то вдруг, от очередной моей особенно смелой ласки, ахала, выпрямлялась, вытягивалась в струнку до дрожи, широко распахнув глаза. Потом они снова затуманивались, закрывались, и её тело снова обмякало в моих руках. Наконец, и колени у неё задрожали и ослабели.
— П-положи. Положи меня…
Едва расслышал её невнятный, из-за «жёлудя», шёпот.
У меня хватило ума оттащить её к постели и, перевернув на живот, скомандовать:
— Плюнь.
Иначе она бы точно подавилась подарком покойного кречетника.
Потом пошёл бешеный секс в стиле «скоротечный огневой контакт». «Контакта» и «огня» у нас обоих было много. А вот насчёт «скорой течности»… как получится.
Она ничего не умела, но на всё отзывалась и всего хотела. Всего и сразу. Главное: она хотела непрерывного и всестороннего прикосновения. Так и я этого же хотел!
Между нами, мальчиками, говоря, мне всегда было значительно проще раздеть женщину, чем раздеться самому. Я не об эстетике: обнажённая женщина куда более приятное зрелище, чем голый мужчина.
Но даже чисто технически. Нет, всё решаемо. Галстук можно забросить на спину, как набегавшийся спаниель — язык, а носки снять и позже — лишь бы запах глаза не резал.
Русское народное выражение: «выскочить из штанов» — абсолютно правильно выражает куда более сильный эмоциональный накал, нежели — «задрать подол». Сбрасывать с себя безрукавку, лязгающую ножиками, наручниками, зажигалкой… развязывать поясок с навешанными на него кошелём и ножнами, выпутываться из портянок…
Да, всё это решаемо! Но… очень не хочется, просто — не можется! Оторваться от неё, отпустить, убрать руку… Или другую часть тела. И ей — также! Пропустить кусочек её нежной кожи, минутку жара прикосновения… На мгновение прервать чувство близости…
Сдёргивая через голову эту идиотскую святорусскую рубаху, я дал себе обещание: переделаю нахрен всю здешнюю амуницию! Ну, не всю — только свою. И не только «на хрен». Но чтобы и в других ситуациях…
Потом время «обещать» прошло — пришло время только «ощущать».
К тому времени, когда мы отвалились друг от друга, лучина прогорела, и светец погас. Я слушал в темноте её успокаивающееся дыхание и постепенно остывал сам. Прекрасное, мирное, чуть утомлённое трудами праведными, состояние души и тела. Удовлетворение и покой.
— Ваня… А ты теперь… на мне женишься?
Бздынь. Лайф из лайф. Люди, безусловно, остаются человеками. А бабы — бабами.
— Нет.
— Почему? Потому что у меня… что я некрасивая? Что у меня груди меньше, чем у казначейши?
Голосок из расслаблено-любопытствующего меняется на обиженно-капризный. Скоро будет плачущий. Потом ругательный.
«Управлять мужчинами много ума не надо. В некоторой степени это умеет каждая женщина. Сложность в том, что команда «сделай что-нибудь» приводит к тому, что мужчина что-нибудь сделает, но сделанное «что-нибудь» женщине не понравится, а мужчина все равно сменит чувство вины на чувство выполненного долга и чувство глубокого морального удовлетворения. Получается, что для эффективного манипулирования мужчинами женщина должна точно знать, чего она хочет, а как раз эта задача для большинства женщин часто оказывается невыполнимой».
Могу уверено предположить, что её представление о желаемом будущем заканчивается на расплывчатой картинке свадьбы. Как она выходит из церкви вся в белом, её обсыпают зерном, хмелем и монетками, поздравляют и завидуют. Хотя вдовы в белом не венчаются. А уж что потом… «У нас всё будет хорошо».
Не будет. Ивашка-попадашка — эпицентр катастроф. Это моё свойство. И ты, как всякая нормальная женщина, будешь очень испугана проявлением этого качества. Будешь пытаться «жить как все». Будешь старательно вводить меня в рамки. «Командовать в доме должен кто-то одна». И плевать, что там в книгах написано — «Домострой» или «Шариат».
Только у меня не дом, а дурдом. «Санаторий для десяти тысяч всякой сволочи». А ты недостаточно сумасшедшая для должности «лицо бедлама».
Жалко девочку, но человеческих слов типа «нет» — она не понимает. Придётся обижать. «Ставить на место».
— Да уж. Сиськи у тебя… И не полапать толком. Вот у казначейши… богачество настоящее. Берёшь в руку — маешь вещь.
Честно говоря, не мой случай. Я уже говорил: номер бюстгальтера меня интересует… чисто зрительно. Куда интереснее то, что внутри. И не столько — «на взгляд», сколько — «на ощупь». Но здесь все настолько зациклены на этом, и мужчины, и женщины.
Чем-то украинский фольк напоминает:
«Люблю украiнську природу,
Горячий борщ, холодну воду,
i бабу товсту як колоду,
i лiс, i поле, i ставок,
i повну пазуху цицьок».
Поскольку отдельной Украины здесь ещё нет, то общность происхождения и культуры славянских народов выражается в стереотипах «представлений о прекрасном» всей «святорусской» ментальности.
— Но тебе же только что нравилось! Ты же так их нацеловывал! Вот рожу тебе сыночка, выкормлю — и они больше станут.
«О Боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына.
И я хочу от тебя дочку, и точка, и точка!».
Разница в ментальности женщин 12 и 21 веков выражается грамматической конструкцией указания направления. Или принадлежности? «Тебе» — «от тебя»…
То, что «дочка» в качестве «пряника» на «Святой Руси» не рассматривается — понятно. Для здешних мужчин — это просто неизбежные «отходы производства».
Бедная Аннушка — она пытается повысить свою потребительскую ценность для меня перспективой появления возможного наследника.
«Кабы я была царица, —
Третья молвила сестрица, —
Я б для батюшки-царя
Родила богатыря».
Аргумент для потомственной аристократии — фундаментальный. Царь Салтан, как услыхал, так сразу же исключил из списка претенденток «ткачиху с поварихой», воодушевился и приступил. К реализации:
«Здравствуй, красная девица, —
Говорит он, — будь царица
И роди богатыря
Мне к исходу сентября».
Три девицы под окном пряли, очевидно, «поздно вечерком» перед Рождеством. Так что, цели поставлены, сроки определены, планы напряжённые — за работу, товарищи. И никаких: «ой, я устала, ой, у меня голова болит». Чисто директивно, где-то даже — волюнтаристически: «Богатыря. К исходу сентября» — и чтоб без вариантов! Ну, начали…
Аннушка автоматически следует здешнему стереотипу брачной торговли — повышению привлекательности женщины путём рекламирования её способности к деторождению: «такая будет рожать сыновей как из пулемёта». Другой оценочно-положительный образ в русском фольке: «рожает танкистов прям с танками».
Вопрос о воспроизводстве рабочей силы мужского пола — для простолюдинов, или наследников — для аристократов — коренной вопрос средневековой современности. Поскольку основной ценностью здесь является род. Более высокой, чем отдельный человек, с одной стороны, или народ — с другой. Поэтому Рюриковичи и набирают в дружины безродную набродь или выращивают «янычар» — у этих нет такой «высшей ценности», с ними можно работать.
