Виктор Кривопусков - Мятежный Карабах
– До свидания! Всего доброго!
Виктор Семенович Гудков в категоричной форме потребовал строго соблюдения постельного режима. Капитан Григорян тоже оказался человеком слова. Градусы его тутовки соответствовали рецепту доктора Акопяна. Когда я на следующее утро прибыл в штаб группы бледнолицым и бодрым, то полковник Гудков с удивлением заметил:
– Надо же, оказывается, тутовка на самом деле не водка, а лекарство Карабаха. Только вот как теперь бороться с его чрезмерными поклонниками. Не будешь же возле каждого с мензуркой стоять. Теперь у них есть основание утверждать, что тутовку не просто пьют, а ею лечатся!
[стр. 174] Виктор Кривопусков
НОВОГОДНИЙ ПОДАРОК ОТ КГБ АЗЕРБАЙДЖАНА
Независимая и добросовестная работа нашей группы по расследованию преступлений на межнациональной почве, правдивое информирование Центра о состоянии оперативной обстановки в НКАО, принципиальное несовпадение наших взглядов по этим вопросам с руководством Республиканского оргкомитета по НКАО не могли долго оставаться незамеченными. Попытки Виктора Петровича Поляничко устранить меня из состава следственно-оперативной группы после персонального отчета у министра внутренних дел СССР, успехом не увенчались.
Я уже стал надеяться, что, несмотря на раздражение Виктора Петровича Поляничко и спецслужб республики, вызванные моими личными действиями по объективному информированию Москвы о положении дел в НКАО, – контактами с Зорием Балаяном, другими лидерами карабахского движения и подполья, оперативными действиями по розыску народного депутата СССР Дадамяна, похищенного из аэропорта Ходжалу, жестким контролем за соблюдение законности в отношении армянского населения, сбудутся предсказания полковника Гудкова о том, что до 13 января наступающего 1991 года-истечения положенного срока деятельности нашей труппы в НКАО, мы все благополучно доработаем и успешно вернемся в Москву. Однако мои надежды совсем не оправдались.
Новый, 1991 год было решено встречать в нашем с замполитом Журавлевым гостиничном номере всем личным составом группы, кроме офицеров, которые будут в нарядах или на дежурстве. Он был одним из самых больших в гостинице и в нем удобно и без особой тесноты можно разместить праздничный стол. Организатором, как обычно, стали замполит и заместитель по тылу: два подполковника Журавлев и Сабадаш. Не нарушая действующего ритма работы, они в 16 часов отправились на рынок в город Агдам закупить продукты для новогоднего стола. Перед отъездом Журавлев забежал в гостиницу, чтобы взять необходимые для такого случая сумки. Их возвращение из Агдама стало событием
[стр. 175] Мятежный Карабах
воистину праздничным для многочисленной детворы армянских беженцев из Азербайджанских районов, наших соседей по гостинице, ибо подполковники накупили там для них кучу сладостей. Затем они занялись сервировкой стола и приготовлением нехитрых, но по-домашнему вкусных блюд.
Часов в восемь вечера, прежде чем прийти им на помощь с другими добровольными организаторами застолья, я захотел сменить офицерскую форму на спортивные брюки и свитер, но к своему удивлению в спальной комнате этих вещей не обнаружил. Журавлев на мои вопросы ответил, что перед отъездом в Агдам он видел: все висело как всегда. А вот когда вернулся, то ни свитера, ни спортивных брюк на месте уже не было. Он подумал, что я, видимо, приходил, переоделся и ушел на какую-нибудь оперативную встречу. Но оказалось, дальше- больше. Обнаружилось, что пропали и другие вещи. Причем только мои. Среди них личный жетон офицера за номером М-3878823, который был на связке ключей от рабочего кабинета и служебного сейфа. Даже в холле, где висела вперемешку разная верхняя одежда моя и Журавлева, опять же пропала только моя куртка, а из двух пар наших омоновских ботинок отсутствовали именно мои. Не нашел я и своего японского фонарика.
Праздничные приготовления к новогоднему столу для большинства сотрудников группы на время переквалифицировались в профессиональное расследование необычной пропажи. В добровольцах нужды не было. Такого числа и такого профессионального уровня сыщиков и следователей на одну кражу личных вещей наверняка милицейско-полицейская мировая практика еще не знала. Кроме того, как и положено, была вызвана дежурная группа сотрудников степанакертского городского отдела милиции. Тщательное обследование помещений трехкомнатного номера гостиницы, вплоть до окон и балконной двери результатов не дало. Воры действовали весьма искусно, не оставив никаких следов. Опрос солдата охраны, жителей соседних номеров, других постояльцев тоже ничем нам не помог.
Полковник Гудков за полчаса до наступления Нового года обобщил собранные сведения и подвел итоги поисков. Его вывод был лаконичен:
[стр. 176] Виктор Кривопусков
– Чтобы совершить такую кражу, да еще у одного из руководителей личного состава профессионалов по борьбе с особо опасной преступностью, в том числе с воровством, должен действовать жулик чрезвычайно высокой квалификации. И он целенаправленно выбирал только твои, начштаба, вещи. Причем он был явно хорошо знаком с обстановкой в номере и знал что и где брать, хотя мог забрать вещей больше и, как вижу, более ценных. Так что не в вещах тут дело. Дело в тебе, в твоей профессиональной, должностной и жизненной позиции. Видишь, до чего скатились наши оппоненты? До самого низкого уровня. Стали пакостить. Видимо, от бессилия. Вещей своих, скорей всего, ты, Виктор, больше не увидишь. Но зато завтра в свод» ках МВД СССР и ориентировках, направленных в местные органы внутренних дел страны, пройдет сообщение о краже яичных вещей у начальника штаба следственно-оперативной группы МВД СССР в Нагорно-Карабахской автономной области подполковника Кривопускова. А это значит, что твои многочисленные друзья и знакомые в разных концах Союза получат весточку о тебе, поднимут новогодний тост за твое здоровье, а стало быть, и за всех нас, находящихся вдали от родных и близких.
Виктор Семенович Гудков оказался прав. Это был «новогодний подарок» мне от КГБ Азербайджанской ССР. Почти весь январь нового, 1991 года я был окружен чрезвычайным вниманием. В Степанакерте по этому поводу от сочувствующих, шутливых, а нередко и ехидных высказываний в мой адрес долго еще деваться было некуда.
В Москве сводка МВД СССР тоже имела некоторые последствия. Во-первых, помнится, я получил материальную помощь (кажется, рублей сто). Во-вторых, всякий мой звонок в республиканские, краевые и областные органы внутренних дел сопровождался вопросом об этой краже. Сохранилась до сих пор и справка степанакертского ГОВД за № 12 от 2 января 1991 года о регистрации моего заявления в книге учета преступлений. В ней, кстати, говорилось, что о результатах мне будет сообщено дополнительно… Жду до сих пор!
[стр. 177] Мятежный Карабах
ЗОРИЙ БАЛАЯН ПИШЕТ ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО БОРИСУ ЕЛЬЦИНУ
Сотрудники нашей группы, вернувшись из Карабаха в Москву, отправились отгуливать выходные и праздничные дни, проведенные в командировочных буднях. И только мы с полковником Гудковым продолжали бессменно трудиться на своих рабочих местах. Доклады, рапорты, отчеты об итогах работы группы руководству МВД СССР перемежались участием в совещаниях и встречах в различных союзных инстанциях. Все чаще и с все большей тревогой обсуждались вопросы урегулирования межнационального карабахского конфликта в комиссиях палат Верховного Совета СССР, межведомственных комиссиях правоохранительных органов, проблемных комиссиях Академии наук СССР, на конференциях Академии общественных наук при ЦК КПСС.
В ЦК КПСС к этому времени был создан специальный отдел межнациональных отношений, который возглавил мой старый добрый знакомый Лев Дмитриевич Шишов. Он тоже был воспитанником комсомола, в 60 годы работал в ЦК ВЛКСМ, а затем вторым секретарем ЦК Компартии Эстония. Вместе нам пришлось не только поработать советниками в Южном Йемене, но и стать непосредственными участниками кровавой десятидневной войны в январе 1986 года в столице этой арабской страны городе Адене. Ко Льву Дмитриевичу я пришел сразу после возвращения из Степанакерта. Мой откровенный рассказ привел его в недоумение. Неужели ситуация приняла настолько катастрофический оборот? А позиция Виктора Петровича Поляничко, его старого комсомольского товарища? Лее Дмитриевич понимал меня и старался успокоить. Говорил, что я, видимо, переутомился за эти три месяца, и мои впечатления, как говорил Кузьма Прутков, приняли флюсовый характер. Пройдет несколько дней, и я буду смотреть на то же самое более объективно. Пригласил вечером к себе домой – встретиться по-семейному. Поинтересовался, знает ли о моих оценках карабахской ситуации наш министр Борис Карло[стр. 178] Виктор Кривопусков
вич Пуго, пообещал переговорить с ним и довести содержание нашего разговора до тех людей, которые занимаются этими проблемами в Правительстве СССР. Помню, что он назвал председателя Совета Союза Верховного Совета СССР Анатолия Ивановича Лукьянова, Вице-президента СССР Геннадия Ивановича Янаева и некоторых других руководителей страны. Предупредил, чтобы я был готов к таким встречам.
