Андрей Посняков - Ладожский ярл
— Да благословит тебя Бог, ярл!
— Пустое. Да, плотников я тоже дам. Помнишь уговор — тебе скит, мне — крепость?
Оба — монах и ярл — одновременно расхохотались.
От Никифора ярл поскакал к Ирландцу. Заперевшись в горнице, шептался с ним долго, потом велел позвать Найдена.
Молодой тиун явился сразу, в опрятном темно-сером кафтанце поверх красной рубахи, в постолах, в узких варяжских штанах. Встав на пороге, склонился:
— Звал, князь?
— Звал, — внимательно оглядев его, кивнул Хельги. — Пути-дорожки в дальних лесах не позабыл еще?
— Как можно?
— Есть для тебя важное поручение, — ярл переглянулся с Ирландцем. — Надеюсь, тебя не надо предупреждать о том, чтоб лишнего не сболтнул?
Найден обиженно вскинул глаза:
— Не с кем мне болтать, князь, один я живу.
— А друзья? А напарник твой, Борич?
— Нет у меня друзей, — потупился молодой тиун. — То есть есть, но нет задушевных, с которыми можно было бы обо всем… А Борич… Так с ним мы так и не сошлись близко. Хотя грамоте он востер, дело знает.
— В общем, так, — Хельги понизил голос. — Дела недоделанные сдашь сегодня Боричу, скажешь — отпросился к родичам помочь с урожаем. Сам же явишься завтра с утра на подворье к монаху Никифору. Помнишь такого?
— К Никифору? — обрадованно переспросил тиун. — Ну, конечно же, помню.
— Поведешь его с людьми в Шугозерье.
— В Шугозерье? — Найден ахнул. — Далече собрались.
— Как дойдете до Сяси-реки, привал устроите, — продолжал ярл.
Тиун кивнул:
— Само собой.
— Подождете там… — Хельги замялся. — В общем, увидите — кого.
— А…
— Не спрашивай больше ничего, Найден. Исполняй и помни — все делай в тайности.
— Не сомневайся, князь. Не сомневайся и ты, господине, — Найден поклонился. Сначала — Хельги, потом — Ирландцу, непосредственному своему начальнику. Вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Борич Огнищанин, приняв от Найдена незаконченные дела, состоявшие в основном из запутанных земельных тяжб и жалоб на потраву покосов, задумчиво насупил брови. Подозрительным ему показался внезапный отъезд молодого тиуна. К родичам, говорит? А ведь, поди ж ты, раньше-то о них и не вспоминал. Чего ж посейчас приспичило? Умен был Огнищанин — бывший волхв Вельвед — хитер, коварен. Повсюду выгоду свою сыскивал. Вот и теперь… Не поверив Найдену, к вечеру ближе пошатался по Торгу, у Пристаней, сплетни послушал, заодно новый кнут прикупил — справный. Таким ожжешь — долго не затянется рана. Хороший кнут. А сплетни — ничего необычного: собирались в обратный путь расторговавшиеся варяги, искали лоцмана; киевский купец Велимир со товарищи грузился у дальних мостков — от мостков к амбарам, ругаясь, сновали грузчики, в их числе и Ярил — «себе на уме парень», как мысленно окрестил его Огнищанин. Да, княжьи люди набирали плотников. Только как-то странно набирали — не орали бирючи о том в людных местах, не сбирали людишек охочих. Подходили к артельщикам неприметненько, разговаривали. Вроде б и не таились особо, а все ж… А зачем князю плотники? На ремонт стен людишек хватает — Борич о том доподлинно знал, сам сметы рассчитывал, на других работах — тоже. Зачем же еще вдруг понадобились?.. Вот она, верная фраза, — «вдруг понадобились»! А нельзя ль тут чем разжиться? Да продать потом полученные вести тому же чернявому Истоме! Тот ведь платит щедро. Интересно, откуда у него серебро? Вроде голь голью — одет скудно, рожа — не приведи Род с Рожаницами такую ночью на безлюдной дорожке встретить. Ну, не его, Борича, дело — откуда у чернявого серебро, главное — есть. И он готов платить. Но ведь это разве тайна большая? Подумаешь, плотники! Вот если б точно знать, куда они да зачем вдруг — крепостицу какую строить? Узнать где, вот тогда и с чернявым на эту тему поговорить можно будет. А… Борич вдруг усмехнулся, вспомнив о «парне, себе на уме». Он ведь, кажется, обмолвился как-то, что плотницкое дело знает? Тем лучше…
Огнищанин подошел к амбарам — сломанная в Прошлый раз на березе ветка так и висела безжизненно, уже и пожелтела вся, высохла. Оглянувшись, Борич быстро обломил другую, подавая тайный знак Ярилу. В прошлый раз уговорились больше не встречаться в корчме Ермила Кобылы — слишком уж приметное место. Ярил, как показалось внимательному Огнищанину, воспринял новое предложение с удовольствием — видно, корчма произвела на него дурное впечатление… а может, и встретил там случайно старых знакомцев, из тех, с которыми лучше не встречаться. Уговорились в березняке, на холме, что близ усадьбы варяга Торольва Ногаты. Хорошая усадьба у Торольва, домина огромный — печь каменка, дощатый пол на лагах, тут же навес, дальше еще один сруб, тоже с печью и глинобитным полом, рядом — амбары, клеть — все по уму, толково, под одной крышей. На другом конце усадьбы — округлый скотный двор, обнесенный отдельным плетнем, чтобы не повредил скот посадкам — луку с чесноком, репе, капусте. Много скота у Торольва — трех пастушат держит. Дают же боги людям такое богатство! А тут…
Желчно позавидовав варягу, Борич сплюнул, оглядывая подходы к холму. Солнце садилось уже за холмами, отбрасывая вниз, к Волхову, длинные черные тени. Огнищанин поежился — ну, где ж Ярил? Не хотелось бы оставаться в рощице до ночи. Ага! Вот послышался снизу чей-то приглушенный свист. Борич вытянул шею — по узкой тропинке, вьющейся меж молодых березок, быстро поднимался к нему Ярил Зевота. Огнищанин вышел из-за кустов:
— Долгонько ты что-то.
— А, здоров будь, дядько! — приветствовал его парень. — Чего звал?
— Слышал. Ты плотник умелый?
— От кого слышал? — стрельнул глазами Ярил. Борич уклонился от ответа. Почмокал губами, почесал кустистые брови, усмехнулся:
— Князь плотников набирает.
— Знаю. У нас несколько парней собрались. Ну, там на сезон работенка — лодки чинить на Свири-реке.
— На Свири-реке? — изумленно переспросил Огнищанин. — Далеконько, однако.
— Вот и я говорю.
— Пойдешь с ними, — нахмурив брови, решительно заявил Борич. — Вернешься, четко доложишь — сколько лодок починено, да где, да зачем.
Парень разочарованно хмыкнул:
— Это что ж, дядько, и мне на Свирь-реку собираться?
— Тебе, тебе, — покивал Огнищанин. — Аль плачу мало?
— Эх, ма! — Ярил бросил шапку наземь. — Была не была, пойду, коль скажешь. Только… Обол бы подбросил, дядько? С дружками проститься.
— На! — Борич швырнул парню маленькую медную монетку. Не хотел было давать сначала, но решился все-таки дать, чуял — дело того стоило.
— Кто это? — Он вдруг напрягся, прислушиваясь. Прислушался и Ярил. С противоположного склона холма, сквозь ряды берез ветер доносил песню:
Кукушечка, рябушечка,
Пташечка плакучая,
К нам весна пришла,
Весна-красна,
Нам зерна принесла, —
пели девы («Весна» — означало «тепло». Не было в то время ни лета, ни осени. Имея в виду год, говорили — лето. «В прошлый год» — «прошлолетось». Два времени года было — зима (холод) и весна (тепло). Так вот и начиналась весна в марте-апреле и продолжалась до глубокой осени).
Весна-красна
Нам зерна принесла, —
приближаясь, пели девушки. Вот уже и показались они меж деревьями, поднимались к роще по тропке. Ярил с Огнищанином, не сговариваясь, нырнули в кусты.
Идущая впереди дева в белой, вышитой синим узором рубахе держала перед собой связку травы кукушкины слезки. Вырванная с корнем трава была обвязана алыми лентами.
Кукушечка, рябушечка,
Пташечка плакучая.
Ветер сносил девичью песню далеко-далеко вниз, мимо рощицы, мимо зарослей лебеды, мимо просторных хором варяга Торольва Ногаты.
Справившись с домашними делами, присела на миг Естифея-Малена, услышала песню, подпела грустно:
Весна-красна
Нам зерна принесла.
Вытерла набежавшие слезы. Хорошо девам! Поют сейчас в роще, хороводы водят. К вечеру парней позовут, костер разложат. Снова пойдут хороводы-песни да игрища развеселые, потом меняться начнут: девушка парню — платок, он ей — кушак, бусы, орехи. Побратимство-сестринство навечное, ведь каждая вещь — это все знают — связана с ее владельцем множеством невидимых глазу нитей. А траву кукушкины слезки девушки закопают в роще. Как рвали, смотрела каждая — какой корень? Ежели длинный — мальчик родится, короткий — девочка.
Кукушечка-рябушечка,
Пташечка плакучая…
Текли слезы из глаз Малены. Мучилась девчонка — а у нее-то, интересно, когда-нибудь родится кто? Хотела б иметь детей Малена, все равно кого — мальчика или девочку, — только не от хозяина своего, Борича. А вот хотя бы от того лохматого светлоглазого парня, что заезжал вчера. Как же его? Найден, что ли?
