Василий Сахаров - Казачий край
Таким был день четвертого марта 1918-го года в Екатеринодаре, и такие решения были приняты краевым правительством. Кто-то этим решениям искренне радовался, другие плевались, а большинству граждан, они были совершенно безразличны, Гражданская война набирала обороты, все дорожало, Автономов готовился к возвращению в Екатеринодар, и кто будет защищать город от красных, им было все равно.
Глава 17
Екатеринодар-Ростов. Май 1918 года.
Остатки Юго-Восточной армии красных и революционных матросов Мишки Бушко-Жука удалось остановить на удивление легко. Два сражения, одно под Энемом, а другое под Афипской, и товарищ Автономов откатился к морю. После чего, начались бои за очищение Кубанского Войска и большую часть родной земли наши войска зачистили от большевиков за один только апрель месяц. Однако сражения не прекращались ни на один день, происходили постоянно и сразу на нескольких направлениях. В Таманском и Майкопском отделах сражались отряды Покровского, Науменко, Улагая и 1-й Черноморский полк Бабиева. В Баталпашинском, при поддержке родного 1-го Кавказского полка, геройствовал вернувшийся из Персии Андрей Шкуро, а мой постоянно меняющий численность Сводный партизанский полк с бронепоездом "Кавкай", нацелился на Черноморскую губернию, ныне Черноморскую советскую республику, и следовал по пятам за отступающей армией красногадов.
В первых числах марта полк захватил Абинскую. До Новороссийска оставалось всего ничего, три-четыре дня и мы выйдем к побережью. Однако поступил категорический приказ сверху, передать боевой участок черноморцам Бабиева и партизанскому отряду полковника Лисевицкого, а самому, со всеми своими казаками и бронепоездом, в срочном порядке прибыть в Екатеринодар. Что подчеркивалось особо, с собой брать только тех казаков, кто готов воевать за пределами казачьих территорий.
Утром четвертого мая я выстроил за Абинской весь личный состав моего сильно разросшегося в численности полка и произвел обход войск. На левом фланге донцы, бывшие голубовцы, уже сполна вражьей кровью искупившие свою вину перед Тихим Доном, почти четыреста пятьдесят конников. За ними те, кто пошел со мной от Кавказского отдела, двенадцать сотен "кавкаев" под общим командованием хорунжего Сухорочко, старого казака станицы Тихорецкой, воспитателя молодыков из лагерей на реке Челбас. Далее, все остальные казаки, сотня лабинцев и около трех сотен со всех остальных отделов. За конниками стоят артиллеристы, двести человек смешанного состава, половина наши, из кубанских батарей, а половина сборная солянка, офицеры, не прижившиеся в Добровольской армии, люди, которых полк освободил в станицах, и даже, два десятка бывших красногвардейцев, готовых воевать на нашей стороне. Дальше, две пластунские роты, в основном уроженцы станиц Темиргоевская, Темижбекская, Некрасовская, Упорная, Передовая и Отважная. Все как один, от двадцати пяти до тридцати пяти лет, самые лучшие пешие воины на Кубани, каждый мастер тайной войны, каждый воевал на Кавказе, и каждый готов драться с большевиками до последнего. О причинах говорить не стану, скажу только, что они у них были, и их желание воевать с коммунарами, было чем-то сродни обычаям горской кровной мести. В самом конце, еще полторы сотни людей в черных кожаных тужурках и небольших кубанках. Это экипаж бронепоезда "Кавкай", из которых Демушкин за этот месяц сделал настоящий боевой экипаж.
Пройдясь вдоль строя, увиденным я остался доволен, поскольку печали на лицах не наблюдал, оружие у всех было в порядке, и это основное. На то, что одеты все разномастно и вооружены не всегда по уставу, внимания я не обращал. Раз считает рядовой боец пластунской роты, что пулемет "Кольта" ему в бою будет полезней, чем винтовка, значит, пусть с ним и воюет, а устав, это для мирного времени.
Отойдя от полкового строя, я вызвал к себе всех командиров подразделений, и когда тридцать два человека выстроились передо мной, сделал им знак сойтись вокруг меня в кольцо. Живой круг сомкнулся, я обернулся, посмотрел в лица командиров подразделений и сказал:
- Господа офицеры, из Екатеринодара, за подписью генерал-майоров Покровского и Чернецова получен приказ на отбытие нашего полка в краевую столицу. Подозреваю, что из Екатеринодара мы будем отправлены на Дон, а возможно, что и дальше. В связи с этим, прошу вас пройти по своим подразделениям и объявить, что с нами уходят только добровольцы. Тех, кто пожелает остаться на Кубани, неволить не стану, пришла весна и наступает время сельхозработ, а с тех, кто последует за мной, буду требовать строжайшей дисциплины и беспрекословного выполнения всех приказов. Это касается не только личного состава из рядовых казаков и солдат, но и офицеров. Через пятнадцать минут я жду решения воинов и ваши доклады. Время пошло.
Командиры направились к своим подчиненным, а со мной остался только Зеленин и три других донских сотника. С ними все понятно, вскоре они направятся к Дону, и уже там решится их судьба.
- Господин войсковой старшина, - спросил Зеленин, - как думаете, что с нами будет?
- С теми донцами, кто за изменником Голубовым пошел?
- Да, - хорунжий поморщился.
- Наверное, такое же право выбора, воевать или на земле осесть, как и кубанцам. Вины за вами больше нет, об этом я еще три дня назад телеграфировал в Екатеринодар, а оттуда, передали в Новочеркасск.
- И надолго нас по домам распустят, если мы решим полк покинуть?
- До конца сентября, как минимум, а потом снова в строй и на Москву.
- Значит, война с большевиками до победного конца?
- Именно так, до окончательной победы над большевизмом и их поганой идеологией.
- Тогда я так скажу, - Зеленин оглянулся на своих сотоварищей, - сотня наших казаков уйдет, а триста пятьдесят человек в трех сотнях останется. Как ты воюешь и людей бережешь, господин войсковой старшина, нам нравится, так что пойдем с тобой до конца.
- Хорошее решение, господа сотники и, не скрою, оно мне нравится, так что в долгу не останусь.
- Рады стараться! - негромко, но браво и дружно ответили все командиры донцов.
Зеленин хотел спросить еще о чем-то и замялся. Время до подхода офицеров, которые опрашивали свой личный состав, еще было и, кивнув хорунжему, я сказал:
- Говори, Игнат Васильевич, что хотел спросить. Мы с тобой уже не первый день бок о бок воюем, так что не стесняйся.
- А это правда, что на Дону сейчас немцы?
- Правда и весь Таганрогский округ сейчас за ними.
- Это что же получается, оккупация?
- Да, оккупация по договоренности с Украиной и гетманом Скоропадским, который считает, что Таганрог и Ростов исконные украинские земли отобранные у его предков проклятыми русскими захватчиками.
- Как же это так?
- Политика, хорунжий...
- И что же атаман Назаров?
- Пока мы не в состоянии дать отпор немцам, и Дон не может воевать на двух направлениях одновременно, так что атаманы пытаются с германцами договориться и миром разойтись.
- С врагами договариваться? - нахмурился хорунжий.
- А что тебе немцы сделали, такого, что ты их врагами считаешь?
- Так сколько наших казаков на войне сгинуло, не сосчитать.
- Это мы им войну объявили, Игнат Васильевич, а не они нам, и воевали мы не за свои интересы, а за английские и французские. Ты ведь у красных послужил немного, неужели не знаешь этого?
- Да, знаю, но все равно, как-то неприятно и обида гложет.
- Ничего, казаки, - я оглядел сотников, - нужно время отыграть и все наладится. Большевиков прогоним, а с немчурой договоримся. Что Украина, она как флюгер, в любой момент Вильгельма продаст. Кто предложит больше всех, с тем и гетман, а с нами, германцам лучше торговать, чем воевать, благо, и нам и им, есть, что предложить на товарообмен. У них оружие и заводы, а у нас ресурсы и продовольствие. Думаю, что если я, вчерашний подъесаул, это понимаю, то, и Назаров с Красновым это все видят, так что не журытесь козаченьки и не забивайте свои лихие головушки плохими мыслями. Сейчас, главное коммунаров на наших границах разбить, окрепнуть, свой союз создать, а там, обеспечить в России порядок и заживем как люди.
Начали возвращаться командиры подразделений. Четкие доклады офицеров и вскоре я знал, что со мной уходят почти одиннадцать сотен "кавкаев", в большинстве своем молодежь, которая еще не навоевалась, полторы сотни казаков из других отделов, почти все артиллеристы, пластуны и экипаж бронепоезда в полном составе. Отлично, я рассчитывал на половину, а осталось восемь десятых всего полка.
Вечером на станцию Абинской станицы были поданы железнодорожные составы и, сдав позиции отрядам Лисевицкого, Сводный партизанский полк начал погрузку в эшелоны. Более двух тысяч человек, почти три тысячи лошадей, повозки, упряжки, зарядные ящики, интендантское имущество, боеприпасы и двенадцать орудий, хозяйство немалое, и на то, чтобы погрузиться, дорогу и выгрузку в Екатеринодаре, у нас ушло двое суток.
