Дмитрий Шидловский - Мастер
Противостоящее войско являло собой дикое смешение народов. Основной костяк ее составляла армия фельдмаршала Вайсберга, и без того сформированная наполовину из ингерманландских немцев, наполовину из русских жителей Северороссии. Особый колорит воинству придавало присутствие литовского пехотного полка, польского конного отряда и Эстляндского полка.
Хотя по численности армии были практически равны, а фельдмаршальская артиллерия превосходила царскую, Василий был уверен в победе. Утром, когда развеялся предрассветный туман, он вгляделся в стоящие ровными рядами войска противника и бросил стоящему рядом с ним московскому советнику, полковнику Белых:
— Стоят как на параде. Интересно, рубятся так же?
— Это части, прошедшие через много битв, — отозвался тот. — Серьезный противник.
— Мои ребята тоже не слабы, — гордо ответил царь.
— Да, но не имеют такого боевого опыта. Я в последний раз предлагаю вам отступить в Ямбург и запереться в тамошней крепости. Пусть они для начала пообломают зубы при штурме.
— Чушь, — скривился Василий. — Я, самодержавный царь, буду прятаться в крепости от каких-то изменников?
— Это, ваше величество, война. И у нее свои законы — независимо от того, кто законный правитель, а кто нет.
— Разве твои воины слабы? Разве мои опричники не верны?
— Со мной пришли опытные бойцы, — спокойно ответил полковник. — Но если мы последуем вашему плану и пошлем их на пушки, картечь выкосит большую часть еще на подступах, независимо от того, прошли они через сотню битв или являются малоопытными юнцами. Вы посылаете нас на верную гибель.
— Долг солдата — умирать, — с пафосом изрек царь.
— Долг солдата — побеждать и убивать противника, — парировал полковник. — Умирать должны враги. Мертвый солдат — плохой солдат.
— Полковник, — жестко произнес царь, — вы подчинены мне и будете выполнять мои приказы. Ступайте и атакуйте батарею на левом фланге противника.
— Слушаюсь, — отрапортовал полковник и заспешил вниз с холма.
«Идиот! — думал бывший капитан спецназа, спеша к своему полку. — Недоносок, кретин! Из-за своей гордыни посылает на верную смерть стольких ребят! Отличных бойцов. Будем сейчас маршировать под картечью. Времена меняются, но ничего не меняют. И у нас приходилось пренебрегать указаниями генералов, чтобы выполнить их же распоряжения, и здесь… Но сейчас разбираться не будут. Не выполнил приказа — плохой служака. Голову с плеч. Ладно, раз уж на службе, будем выполнять приказ, как всегда».
* * *Битва шла уже три часа. Полк, которым командовал Петр, прикрывал левофланговую батарею. В первый же час наскоро сооруженный редут подвергся атаке пехоты противника. Петр с ужасом наблюдал, как картечь косит вражеских солдат, как ряды вновь смыкаются и продолжают размеренное продвижение вперед… До следующего залпа.
Густые клубы порохового дыма летели над полем, закрывая обзор, и понять, что происходит вокруг, было очень сложно. Откуда-то несся конский топот, откуда-то доносились ружейная пальба и артиллерийская канонада. Рев орудий прикрываемой батареи отнимал последнюю возможность сориентироваться.
Наконец пехоте противника удалось дорваться до редута. Закипела рукопашная. Поначалу тактика, предложенная капитаном-гвардейцем, сработала прекрасно: пикинерам почти четверть часа удалось держать противника на дистанции; потом строй смешался, и вперед выступили лучшие фехтовальщики с саблями в руках. К сожалению, эстонцы — большей частью крестьяне и торговцы — не могли противостоять обученным воинам. Вскоре Петр заметил, что сколько-нибудь приличные шансы они имеют, только выходя вдвоем или даже втроем против одного нападающего. Увы, противник обладал численным превосходством и оттеснил эстонцев к орудиям. Потом нападающие оседлали пушки. Батарея замолчала. И все же его полк отступал, редел, но в бегство не ударился никто.
Петр участвовал в бою на батарее. Ни о каком управлении полком речи больше не было. Теперь каждый дрался за себя — и Петр тоже.
Как пригодились уроки фехтования! Сейчас, стоя плечом к плечу со своими солдатами, он рубился с противником фактически на равных. Он был ранен дважды, правда, легко — в ногу и в руку. Стальной шлем, подаренный Макторгом, спас от страшного удара сабли, обрушившегося сверху. Кираса отразила с десяток касательных ударов. Сам он заколол двух противников и еще одного ранил. Но враги наседали, и казалось, что шансов нет.
Когда Петр потерял последнюю надежду и уже окончательно приготовился к смерти, на редут с гиканьем ворвались кавалеристы Дашевского — поняв, что может потерять батарею, фельдмаршал прислал подкрепление. Бой закипел с новой силой. На смену ярости мгновенно пришел боевой задор, и Петр с новыми силами бросился в схватку. Через полчаса противник дрогнул и побежал. Эстонцы во главе с Петром преследовали его — минут десять, пока не попали под залпы русских пищалей и в беспорядке отступили. От еще больших потерь их опять спасла кавалерия, атаковавшая стрельцов.
Вернувшись на позиции, Петр начал пересчитывать оставшихся в живых и обнаружил, что в строю осталось не более половины. Полк получил небольшую передышку, возможность отнести к лекарям тяжелораненых и перевязать легкие раны. Петр тоже позволил перевязать свои. Но битва еще не закончилась. Над головой рокотали орудия спасенной батареи, забрасывая ядра в глубь позиций противника. Навстречу им летели пули московских стрельцов, и некоторые из них неизбежно находили свои цели.
Петр вгляделся в ряды противника. Не будучи специалистом в военном деле, он тем не менее достаточно отчетливо представлял себе, что в годы Второй мировой войны перестрелка на таком расстоянии считалась бы ближнем боем. Здесь же это считалось боем на максимальной дистанции. Что же, времена меняются…
Внезапно справа послышался топот копыт, и кавалерия Дашевского снова обрушилась на стрельцов — те развернулись и перенесли огонь на атакующих. Рядом с Петром спрыгнул с коня ординарец и отчеканил:
— Господин фельдмаршал приказал перейти в наступление.
Петр встал, вышел на бруствер и приказал полку строиться. Когда приказание было выполнено, выхватил саблю и скомандовал:
— Марш!
Они снова шли по пространству, где несколько часов назад их атаковала московская пехота. Все поле было усеяно трупами солдат, павших от картечи.
— Господин полковник! — окрикнул ингрийский капрал. — Взгляните: похоже, важную птицу подстрелили.
Петр подошел к трупу, над которым склонился капрал. Тело человека, одетого в дорогой кафтан и до сих пор сжимавшего в руке саблю, было буквально изрешечено картечью. На боку висели золоченые ножны, которые больше уже никогда не пригодятся их обладателю.
— Пожалуй, не ниже полковника, — согласился Петр, всмотрелся в лицо убитого и похолодел.
Перед ним лежал бывший капитан спецназа Вооруженных Сил Российской Федерации Виктор Белых. «И надо же было пройти спецподготовку, Чечню, заброску в другое измерение на поимку Курбского — и все, чтобы вот так пасть под картечью на поле битвы, которой в нашем мире и быть не должно было», — подумал Петр.
Подозвав двух солдат, он приказал отнести труп бывшего капитана на редут, доложить командованию об обнаружении тела старшего офицера и ждать дальнейших указаний, а сам зашагал вслед за полком.
В тот день им больше не удалось встретиться с противником. Кавалерия Дашевского, обошедшая царские войска с левого фланга, и отряд польской кавалерии, сокрушивший опричников на правом фланге, вынудили Василия I в спешке отступить во избежание окружения.
Глава 45
ПЕТЕРБУРГ ЕСТЬ ПЕТЕРБУРГ
— А ведь мы знакомы!
Петр резко повернулся — перед ним стоял Курбский. Произошло то, чего он так опасался и всеми силами избегал. Конечно, Курбский не узнал своего освободителя, когда он, изможденный, только что вызволенный из каменного мешка, предстал перед военным советом. Потом Петр старательно избегал встреч с князем, предпочитая скрываться в расположении своего полка и лишь изредка встречаясь с Оладьиным. Хотя, если разобраться, князь не должен бы держать зла на человека, спасшего ему жизнь. И все же Петр предпочел бы оставаться в глазах окружающих ингрийским дворянином, эстонским купцом или латышским толмачом, но никак не пришельцем из другого мира. Однако чему быть, того не миновать — и сейчас, на марше, Курбский, проезжая вдоль войск, узнал старого знакомца.
Петр вежливо склонил голову:
— Чем могу служить, князь?
Курбский подъехал ближе и пустил коня шагом, стремя в стремя с лошадью Петра.
— Ведь вы были в том отряде, который пленил меня под Каунасом, и именно вы перерезали мне веревки, не так ли? — спросил он, испытующе глядя в глаза собеседнику.
— Да, — отпираться было бессмысленно.
— Менее всего ожидал вас здесь увидеть, — произнес князь. — И все же… Не откажите в любезности удовлетворить мое любопытство. Кто вы? Кто были люди, пришедшие с вами? Откуда у вас столь грозное оружие? Понимаю, вас послал Иван. Но может ли он найти еще таких солдат и такое оружие? Вы говорили на неведомом языке, хотя и близком к русскому. Что вы за народ и где живете? Поймите меня правильно: я благодарен за спасение, но ответы на все эти вопросы должен получить любыми способами.
