Мария Галина - В плавнях
Потянуло холодом. Туман вновь начал свиваться меж травой, и оттуда, из тумана, выросли торчащие из воды колья. Много-много кольев.
Янка подняла весла и так и застыла, с весел срывались и прыгали в воду капли, а лодка сама по себе скользила по воде, и Никодим увидел темную фигуру, выступившую из тьмы. Кто-то шел рядом с лодкой, бесшумно, не произнося ни слова. Наверное, тут было совсем мелко.
Потом лодка подплыла к частоколу, и Янка спрыгнула в воду и привязала лодку к одному из кольев, потом нагнулась, достала из-под лавки мешок, а заодно прихватила и фонарь, который стоял на носу.
Ему стало неловко, и он здоровой рукой взял у нее мешок.
- Что там у тебя?
Мешок был тяжелый.
- Мед. Яблоки. Я ж говорила, у них не растут яблони.
Вода по-прежнему плескалась, но уже только-только покрывая ступни, и Янка запалила фонарь. Рядом с ними стояла женщина.
Никодим изумленно поглядел на нее.
- Она ж совсем зеленая, - выдохнул он в ухо Янке.
Та серьезно кивнула:
- Я ж говорила.
У женщины была изумрудная гладкая кожа и волнистые темно-зеленые волосы, а глаза - как серебряные монеты.
- Как добрались? - спросила она нежным голосом.
- Та река ж спокойная, - ответила Янка.
- Хорошо, - сказала женщина, - идите. Отдыхайте.
Она шла впереди, и Никодим увидел, что одета она в белую холщовую рубаху до щиколоток, а ступни у нее босые и ногти на ногах ярко-голубые, как воронье яйцо. На песке оставались цепочки узких темных следов.
Дом стоял среди ивняка, на высоких сваях, точно на куриных ножках. К двери была приставлена деревянная лестница. Рядом с домом был вбит такой же высокий кол, рядом с ним, распространяя запах дегтя, на песке боком лежала узкая легкая лодка.
- Это зачем? - удивился Никодим.
- Когда полная вода, - объяснила Янка, - заливает их. Теперь понимаешь, почему тут не водятся яблоки? И пчелы.
- А зайцы водятся?
Она недоуменно повернулась к нему.
- Ну, остров-то Заячий…
- Ну да. - Она серьезно кивнула. - Зайцы всегда знают, какой остров уйдет под воду совсем, а какой - нет, вот и собираются тут. У них договор.
- Какой?
- Что зайцам можно тут оставаться. Когда полная вода. Хотя я не понимаю, чего их жалеть, они ж деревья подгрызают. Видел наши яблони? Это от зайцев, а ты думал?
В доме было чисто и пусто. Стол выскоблен добела, на лавках красно-белые узорчатые полотенца, в красном углу - икона с ликом Божьей Матери и бледный язычок лампадки.
- Вот вы, товарищи, прилетели с Марса, - укорил Никодим, - а в Бога верите. Это нехорошо.
- Мы соблюдаем обычаи, - сказала женщина, накрывая на стол. - В чужой земле всегда надо соблюдать обычаи. Это правильно.
- А мы вот не соблюдаем, - сказал Никодим, жадно вгрызаясь в душистый ломоть хлеба. - Мы переменим обычаи. Вот увидите. Проведем везде электричество и просвещение наладим, и вместо этой доски в каждом красном углу, в каждой избе будет радио. Или, - глаза его загорелись,- оно еще и картинки показывать будет, ну, что делается в мире.
- Вы считаете, так уж важно знать, что делается в мире? - спросила женщина.
Она сидела и слушала его, подперев щеку зеленой рукой.
- А как же, - серьезно сказал Никодим. - Международная обстановка… Республика в кольце врагов…
- Какая республика? - удивилась женщина.
- Вы прямо как в медвежьем углу. Вам обязательно, обязательно надо в город. В самый Питер. К товарищу Луначарскому. Или товарищу Богданову. Вот он обрадуется. Скажите, - спросил он уважительно, - ну и как там у вас, на Марсе?
- На Марсе исключительно холодно, - вежливо ответила женщина. - Ветер гонит сухой песок. Нет воды.
- Поэтому вы поселились на реке, да?
- Мы любим, когда много воды, - сказала она.
- А каналы? - спросил он нетерпеливо. - Расскажите про каналы…
- Каналы засыпаны песком, - сказала женщина, - бурым песком.
- Что же там, - огорчился он, - ваши товарищи не построили новый, лучший мир?
- На Марсе? - переспросила она. - Нет.
- А на Венере?
- На Венере тоже ветер, - сказала она. - Горячий, влажный ветер. И бури. Как вы это называете? Электрические грозы, да. Очень сильные.
- А скажите, товарищ марсианка… - Он подумал. - Что же вы скрываетесь? Ну, я понимаю, наверное, вы не хотели показываться буржуям и помещикам. А теперь? Вот вы прилетели к нам сюда… Зачем?
- Мы беженцы, - сказала она.
Он так удивился, что уронил хлеб.
Женщина пододвинула ему крынку с молоком и улыбнулась. Молоко тоже было каким-то зеленоватым, но вкусным.
- Чему вы удивляетесь? - спросила она. - Разве у вас нет своих беженцев?
Он вспомнил худого мужчину с тонкой талией и широкими плечами и его красивую жену. Сейчас нельзя заводить семью, подумал он. Иначе гниль заберется в самое сердце, и будешь, как эти, вместо того чтобы драться до последнего патрона, бежать, как заяц, спасая жену и детей. Заяц. Заячий остров.
- Беженцы от кого?
- От войны… У нас идет война… так давно, что никто и не помнит, когда она началась.
- А кто с кем воюет?
- Все со всеми.
- А что же… ваш пролетариат не восстанет? Когда война… это очень удобно, это хорошо, это революционный момент. Товарищ Троцкий…
- У вас, похоже, много товарищей, - сухо сказала она.
- Это обращение, - пояснил он. - Это значит - мы все, все, кто строит светлое будущее, братья. Друзья.
- Понятно. Кстати, что это у вас на плече? Повязка? Вас ранили?
- Да… Кое-кто сопротивляется. Не хочет строить светлое будущее.
- Все как всегда, - сказала она и прикрыла зеленые веки. Потом открыла их, резко, будто хлопнула крыльями бабочка, серебряные глаза блеснули в полумраке.
- Хотите посмотреть на товарища Троцкого?
Никодим поглядел в узкое окошко и увидел, что снаружи стоит сиреневатый густой свет, а река плотно застлана туманом, но небо оставалось чистым, лишь луна стала бледная и полупрозрачная, как льдинка.
- Как это возможно? - удивился он, но женщина уже встала и, подойдя к крохотному сундучку, который он попервоначалу не заметил, поставила его на стол и открыла крышку. В крышку было вделано зеркало, и он видел бледное в сумраке лицо Янки и зеленое - женщины с Марса, и обе сидели одинаково, подперев рукой щеку.
- Только пролетариат, вооруженный знанием, - начал он, но лицо Янки в зеркале заволокло туманом, и он увидел человека с торчащей вверх гривой жестких черных волос, с блестевшими на носу круглыми очками, в черной кожаной куртке, почти такой же, как у него самого, он говорил что-то, вздернув кверху руку, сжатую в кулак. Человек стоял на трибуне в белом зале с колоннами, а перед ним волновалось море лиц, и люди кричали что-то, и вся сцена была залита ярким белым светом…
- Вот это и есть электричество, товарищ марсианка, - сказал он, жадно подавшись вперед.
- Да-да, - согласилась женщина.
- Так вот он какой, товарищ Троцкий… А товарища Ленина можно?
- Товарищ Ленин сейчас отдыхает, - строго сказала женщина.
- А… я могу послать сообщение товарищу Троцкому? Или Богданову?
- О чем? - удивилась зеленая женщина.
- О том, что я вступил в контакт с марсианскими товарищами хотя бы, - сказал Никодим. - Вы ведь понимаете, это очень важно. Быть может, товарищ Богданов мечтал об этом всю жизнь.
- И вы тоже? - спросила женщина сочувственно.
- И я тоже… - Никодим кивнул. - Я набирал… книжку по астрономии. Про звезды и планеты. А в газетах были сводки с полей сражения. Ипр, Верден… И тогда… тогда я думал: вот там, наверху, звезды. Они чистые, там нет голода. Нет разрухи… Нет войн. Я пошел в публичную библиотеку и взял журнал по астрономии. Но ничего не понял. Недостаточно образования.
Он наклонился к женщине:
- Когда революция победит окончательно, я обязательно пойду учиться астрономии. И еще, я думаю, нужно выпускать больше популярных журналов. Учить народ. Рассказывать, как это красиво, когда звезды и планеты - все подчиняются физическим законам, все в едином строю… А тут еще и вы… Так могу я послать сообщение товарищу Богданову, пожалуйста, товарищ марсианка?
- К сожалению, нет, - сказала женщина. - Ведь у него нет подобного устройства. Как же он вас услышит?
- Но у него наверняка есть телефон.
- К сожалению, - повторила женщина, - телефон и устройство, которое вы видите перед собой, работают на основе совершенно различных принципов.
- Но вам обязательно, обязательно надо объединиться с победившим пролетариатом, - сказал он серьезно. - Поддержать его. А что вы зеленые, пускай это вас не смущает. Для пролетарского сознания люди с другим цветом кожи - братья.
- Мы обсудим это, товарищ Никодим, - ответила зеленая женщина.- Такие вопросы с кондачка не решаются.
- Да, - сказал он, - да, конечно.
- А пока, если хотите, можем подлечить вашу революционную рану. Вы же доверяете нам, товарищ Никодим?
У нее голос был суше и строже, чем в начале разговора, зеленые волосы сами собой свились в пучок, и теперь она очень напомнила Никодиму знакомую курсистку Бэллу. Бэлла ему очень нравилась, не так, как Янка, по-другому, с ней хотелось бок о бок стоять на баррикадах и умереть за правое дело.
