Анатолий Спесивцев - Атаман из будущего. Огнем и мечом
– О, нет! – без раздумий и сомнений ответил воин. – Мы ведь в аджеми оглан [Аджеми оглан – мальчики для внешней службы. Непривилегированная школа оджака, из которой выходили обычно простые вояки и младшие офицеры.] из одного села попали, всю учёбу рядом спали и ели из одного котла, в поход на бунтовавших арабов вместе ходили. Не мог он так поступить!
Султан и визири улыбнулись наивной горячности молодого человека. О способности человека, вроде б самого храброго и верного, к предательству, причём коварнейшему и подлейшему, они знали не понаслышке.
– Так возвращаться к границе, которую он призван охранять,
Еэн-паша не собирается? Никто о таком не говорил?
– Нет, повелитель! Наоборот, войска к проливу подтягиваются, появилось много татарской конницы, буджакская орда пришла, ходят там слухи, что они в Добруджу перекочевали, там теперь живут. А узурпаторам трона за разрешение поселиться на тех землях они обязались служить. В городе много гяуров из окрестностей появилось, с жалобами на бесчинства ногаев, но Еэн-паша и Мусса-паша ничего для наказания грабителей, убийц и похитителей людей не делают. А тут ещё по Румелии пошли отряды ростовщиков, собирающие особый военный налог, отбирают у людей последнее. Если нечего отбирать, хватают и увозят детей. Стон и плач по всей Румелии стоит. Они ведь заплатили недавно покойному султану, урожай ещё не вызрел, очень плохо местным райя приходится.
– Хорошо. Мы довольны тобой. Можешь идти. Распорядитесь там кто-нибудь, чтобы помощники бейтюльмаджи [Бейтюльмаджи – главный казначей оджака.] нашему верному слуге выплатили достойную его службы награду.
Янычар в низком поклоне, пятясь, покинул шатёр, там осталось только новое руководство султаната. Одно из трёх самопровозглашённых.
Халифат, конечно, был велик и богат, но три султана и халифа и для него было многовато. Определённо, двое были лишними. Тут считали, что лишние – Мустафа и Ахмед. Но как и в какой очерёдности избавляться от ненужных – здесь были варианты. Два войска стояли в виду друг друга.
Казалось бы – атакуй, если не боишься, и одним соперником в схватке за власть станет меньше. Однако существовало толстое, жирное НО.
Видеть-то друг друга вражеские, чего уж там, армии видели. Кое-где даже имели возможность перестреливаться из пушек, чем, впрочем, воспользоваться не спешили. А сойтись в рукопашной им было крайне затруднительно. Узкий, но бурный пролив надёжно их разделял. И средств переправиться через него быстро ни у кого не было. Шайтановы выродки, в зачатии некоторых проклятый как бы сам не поучаствовал, спалили или украли всё, что плавает. А переправляться маленькими отрядами – обречь себя на поражение. Гяурская пословица "Близок локоть, да не укусишь" очень точно отражала ситуацию.
О чём думали Еэн и Мусса, здесь не знали, учитывая относительную слабость их армии, по сравнению с армией оджака, вероятно, радовались возможности собрать силы. Исламу и его помощникам приходилось сомневаться. Стоять ли здесь, надеясь, что рано или поздно верфям
Трапезунда и Синопа удастся произвести достаточное количество переправочных средств. Или оставить для проформы малый заслон и двинуться на стремительно увеличивавшуюся восточную армию, провозгласившую султанами Ахмеда Халебского и его сына от сестры султана Мурада, Моххамеда.
– Что докладывают из Трапезунда и Синопа?
– Ничего нового и обнадёживающего, о великий султан. Даже если будут работать с величайшим усердием, к осени сделать достаточное для переправы количество судов не успеют. И там тоже не хватает денег.
– Разве есть какое-то место, где их хватает? Так, может, и не будем сейчас с этим спешить? В Армении Ахмед армию собирает, ты сам говорил, она больше и румелийской, и нашей.
– Больше – не значит сильнее, падишах.
– Если соберёт очень большую, то нас и ярость воинов оджака может не спасти. Задавят толпой, затопчут. Думаю, и они сейчас деньги собирают?
– Точно не скажу… но куда ж без денег?
– Да… серебро всем нужно. Бейтюльмаджи, а насколько у нас плохо с деньгами?
– Совсем плохо, о светоч нашей жизни. В поход мы выступили с немалой казной, султан Мурад собрал с райя особый военный налог. Но время идёт, войско ест и пьёт, скотину тоже без кормов не оставишь, от той казны меньше трети осталось. Султан рассчитывал на прибытие денег из Сирии и Египта, но, боюсь, арабы нам, пока всех лжесултанов не поубиваем, ничего не заплатят.
– И Мустафе? Слышал, что его и наши янычары весьма уважают.
– Оджак при нём очень хорошо жил – службой не перетруждали, за грабежи в Стамбуле не спрашивали… только для халифата это могло плохо кончиться! – за казначея ответил великий визирь.
– Так?.. – проявил настойчивость султан.
– И ему.
– А потом?
– Он умрёт от горя из-за сгинувших в междоусобице воинов Аллаха.
Не сразу после того, как попадёт в наши руки, а через два-три месяца.
Есть медленные яды, а покушать последний Осман очень любит.
– Хорошо. Я неодобрительно отношусь к убийствам царственных особ, особенно после того, как сам стал халифом.
Присутствующие вежливо заулыбались шутке султана. В его шатре, ранее принадлежавшем Мураду IV, могло бы разместиться и заметно больше людей, но сейчас здесь оставались только те, кто реально определял линию поведения армии. Нетрудно было заметить, что при соблюдении внешней почтительности слово султана здесь не является решающим, и халиф об этом прекрасно знает. Да и великий визирь вынужден прислушиваться к словам своих соратников очень внимательно. Довольно скудное освещение светильников хорошо подходило к атмосфере заговора, в шатре доминировавшей. Ясно было, что после победы часть из присутствующих сцепится в смертельной схватке за власть уже между собой, однако сначала эту самую власть необходимо было добыть. Разбить конкурентов.
– Значит, решено, идём на восток? – прервал небольшую паузу султан.
– Да! – твёрдо ответил на вопрос повелителя великий визирь
Зуграджи-паша.
– Да! – поддержал его новый сердар, Силахдар-паша.
– Да! Согласен! Немедля! – вслед за лидерами высказались и остальные члены дивана.
– Бейтюльмаджи, хватит ли нам денег на поход, хотя бы… до
Эрзерума?
– Боюсь, нет, падишах. На оставшиеся средства нам и до Анкары не дойти. А перед боем стоило бы поощрить воинов. Малыми деньгами здесь не обойтись.
– Есть у кого мысль, как нам пополнить казну?
В шатре возникла недолгая, но очень неприятная пауза. Здесь собрались воины, "люди пера", как называли в халифате гражданских чиновников, ещё не успели завоевать значительного влияния при новом султане.
– Ко мне подходили вчера… – бейтюльмаджи тщательно подбирал слова, – несколько евреев-ростовщиков…
– Из Истамбула? – встрепенулся Зуграджи-паша.
– А?.. Не знаю, может, и из столицы, я не спрашивал.
– Напрасно. Они могли бы много чего рассказать о состоянии дел у наших врагов.
– Особенно если поднести огонька к пяткам! – отозвался кто-то из второго ряда.
– Нам эти сведения важнее, чем деньги, которые мы собираемся просить у них? – ядовито поинтересовался Гирей. Взгляд на отозвавшегося он бросил совсем не дружественный. После чего обратился к бейтюльмаджи. – Я так понимаю, эти ростовщики пришли к тебе с предложением?
– Да, падишах. Они сказали, что готовы выкупить за полцены особый налог на вилайеты Западной и Центральной Анатолии.
– То есть земель, нами на данный момент контролируемых. А
Восточной и Румелии?
– Нет. Я спрашивал.
– Чем же он обосновывают такой отказ? Неужели сказали, что не верят в нашу победу?
– О нет, что вы, халиф! Разве кто посмеет так сказать, даже если в его дурную башку такая глупая мысль залетит? Они сказали, что почти разорены набегом казаков на город. Многие дома и семьи потеряли.
– После чего выкупили у Еэна военный налог на Румелию, а нам предлагают деньги за две трети Анатолии. Сколько же денег у них до разорения было? Хотел бы я быть таким бедным, как они сейчас.
– Вы, султан, будете самым богатым человеком мира, дайте только срок.
– Да услышит тебя Аллах! Что думает диван? Будем брать деньги?
– Чего тут думать? Брать надо! – не побоялся высказаться первым сердар.
– Действительно, без денег у нас скоро столько бед вылезет… надо брать. Только не слишком ли для них жирно будет, половина? Всегда раньше выплачивали полную стоимость, а уж потом сдирали с райя вдвое больше. Половина – это слишком мало. Надо требовать не менее трёх четвертей и соглашаться на две трети.
– Пока султан Ислам Гирей не сядет твёрдо на трон в Истамбуле, не займёт Сераль, никто нам полной доли вперёд не даст! – назвав самого себя как бы со стороны, высказался халиф.
Остальные согласились брать у ростовщиков деньги в счёт особого военного налога, обязав только бейтюльмаджи выторговать больший процент от него. Интересоваться экономической стороной вопроса, смогут ли нищие крестьяне и затюканные иноверцы выплатить такую подать, никто и не подумал. Кому какое дело до райя?
