Дмитрий Лекух - Туман на родных берегах
К тому же некоторые молоденькие актрисульки в мейерхольдовском Эрмитаже были – само очарование.
Несмотря на, надо отдать должное, небесспорное происхождение.
Ничуть не хуже, чем, кстати, в столичной, питерской, Особой драматической группе, переименованной некоторое время назад в Большой Императорский драматический театр имени Валентина Катаева.
Вождь, кстати, в тот вечер, когда санкт-петербургскому драматическому присвоили его имя, рад и горд был чуть ли не больше, чем в день избрания Канцлером.
А актрисульки у Мейерхольда – и вправду – диво, как хороши.
Есть вкус, ничего не скажешь…
Но все едино, когда тебя фактически принуждают считать существо с таким богопротивным шнобелем чуть ли не равным себе самому…
И только потому, что какой-то тупой деревенский поп святой водичкой на жидовский кумпол побрызгать, сука такая, не побрезговал.
…Все-таки прав Альфред – надо воскрешать старых, несправедливо забытых языческих богов.
И – резать, резать, резать.
Не по праву веры, а – исключительно – по Праву Крови.
Только очистивший себя народ по-настоящему достоин величия.
Языческих же богов надо воскрешать просто потому, что они не возражают, когда от их имени говорят люди…
Не всякие, разумеется, люди.
Сильные.
Гордые…
Русские, одним словом.
Настоящие русские.
Такие настоящие русские люди, каковыми были их далекие предки до рокового иудеохристианского выбора великого князя Владимира, прозванного за предательство арийской славянской крови Равноапостольным…
Аэроплан тем временем жестковато ударился литыми резиновыми шасси о заново забетонированную дорожку Тушинского военно-гражданского аэродрома.
Дернулся.
Подпрыгнул.
Снова ударил колесами о ровный бетон.
Взревел запущенными в обратную сторону для торможения винтами и наконец уже спокойно побежал по полосе, что называется, «навстречу встречающим».
Инспектор усмехнулся.
Канцлер, будучи, несмотря на некоторую сомнительность происхождения (в двадцатые годы отдельные провокаторы говорили даже об изрядной толике жидовской крови, но Ворчаков совершенно точно знал, что это не так), человеком тонкого литературного вкуса, – в молодости писал стихи и, поговаривают, учился у самого академика Ивана Алексеевича Бунина, – ненавидел такие «встречи встречающих» даже в официальных отчетах.
Исключительно за стиль.
И своих помощников к тому приучал, причем, склонного к канцеляризмам юриста Ворчакова, совершенно безжалостно.
И кстати – напрасно.
Не всем быть поэтами.
Некоторым, к примеру, – приходится служить в жандармерии.
Глава 3
…Встречающих было немного, всего две машины, которым разрешили заехать прямо на взлетную полосу.
Зато какие!
Белый, чуть ли не усыпанный бриллиантами «Роллс-Ройс» Великой Княгини, и черный служебный бронированный и хромированный «Пежо»: к моделям этой фирмы лично заказывавший их для Имперской безопасности Канцлер был неравнодушен еще с дореволюционных времен.
Одесса.
Столица русской безвкусицы, что ни говори.
Сколько ни называй этот город «южной столицей Империи», сколько ни расселяй и ни расстреливай по оврагам каждого второго пейсатого жиденка, сколько ни размещай их в трудовых лагерях или за чертой оседлости, – отвратительный дух еврейского Привоза останется неистребимым.
Как полузасохшая герань на окне.
Как толстый еврейский мальчик со скрипочкой.
Как чесночный запах после жгучего малоросского борща с пампушками.
Этот пампушечный стиль Никита – сколько себя помнил – искренне ненавидел.
Проклятые метисы.
Потомки готовых ложиться под любого пана, – хоть ляха, хоть германца, хоть жида, – покорных малороссийских посполитых.
Дурная, испорченная кровь.
И почему-то эта жгучая ненависть проецировалось у полковника в том числе на ни в чем не повинный «Пежо».
Видимо, по ассоциации.
И хотя когда-то на авто именно этой французской марки ездили по России-матушке последние правящие представители столь любезного Верховному выморочного рода Романовых, инспектор, по правде говоря, предпочел бы отечественную «Эмку».
НгАЗ-М1.
Отличную русско-германскую модель, производство которой поставили на поток в Нижегородских механических мастерских бежавшие из Германии недорасстрелянные господами большевистскими комиссарами великолепные инженеры во главе со знаменитым Августом Хорьхом.
Хорошенькая получилась машинка.
Можно даже сказать – отличная.
Резвая.
Ничуть не хуже «пыжика» по комфорту, а уж по ходовым качествам – куда французу до немца. Даже если этот «немец» неожиданно для окружающих стал «русским».
Кстати, – не номинальным русским: нижегородское авто на двух последних парижских технических выставках уверенно занимало первые места именно как «русский» автомобиль.
Есть чем гордиться.
Впрочем, коммунисты оказались достаточно умны, а мы слишком нерасторопны, – поморщившись про себя, признал пестующий в себе чувство справедливости Никита.
И большую часть германских специалистов, отлаживавших почти фордовский по технологиям конвейер в Нижнем Новгороде, большевикам удалось довольно скоро вернуть обратно в Германию: переговоры с ними вел, говорят, чуть ли не лично с каждым, ставший незаменимым заместитель Тельмана «то-ва-рисч» Обер-Комиссар Германской Советской республики Лев Давыдович Троцкий.
Один из самых страшных врагов России.
Чуть ли не карикатурный жидяра и большевик.
Самый чудовищный из уже ставших былинными «красных комиссаров», едва не победивших Добровольцев в жестокой Гражданской войне.
Потерпевший незаслуженное, как он считал, поражение, а оттого – еще более опасный и непримиримый.
Его не любили рисовать даже бесстрашные карикатуристы Имперского Телеграфного Агентства, ИМПТА, пародировавшие в своих знаменитых «окнах» самого Верховного.
Их предводитель, не особенно любимый, но искренне уважаемый Вождем декадентский поэт Гумилев, едва не расстрелянный в свое время большевиками, казалось, давно никого не боялся – ни Бога, ни дьявола.
И сам не боялся, и другим не давал.
Они и не боялись.
Чем, кстати, непрестанно бравировали, распространяя обидные шаржи, пожалуй, на всех вождей разрозненного Белого движения.
А вот Троцкого – трусили.
…Как ни издевайся, как ни смейся, как ни шути, – этот стремительный разящий взгляд из-под круглых стеклянных очков вызывал лишь внутренний испуг и моментальное напряжение всех мышц тела: Троцкий и Ленин, проигравшие Гражданскую войну, но по-прежнему непобежденные, никогда не казались смешными ни для кого из победителей.
Потому что это были подлинные гении зла.
Инферно. В чистом виде инферно.
И им, надо сказать, в лице трудолюбивого и дисциплинированного германского народа, достался отличный материал для их адской постройки.
Большевистская промышленность Германии восстала из руин едва ли не быстрее Русской Имперской, пусть и жесточайшей ценой концлагерей, трудовых армий и постоянно голодающего населения.
Европейское автомобилестроение должно быть благодарно Тельману, ненавидящему всяческую роскошь и считающему постыдным любые ее проявления, лишь оттого и запретившего разработку и производство машин повышенной комфортности. Иначе оно было бы безжалостно разорено германским государственным автомобилестроительным монстром, построенным прямым распоряжением камрада Тельмана на базе баварских авиамоторных мастерских в когда-то чистеньком Мюнхене.
На массовое производство «народных автомобилей» Германской социалистической республики конкуренты пока посматривали свысока: слишком уж неудобная ниша.
Но их танки и самолеты уже были лучшими в Европе.
Это Ворчаков признавал.
И не только Ворчаков.
Слава богу, умных людей в Империи пока достаточно…
…Правда, и Имперской промышленности тоже есть чем гордиться.
Новые разработки Туполева, Сикорского, Лавочкина и Поликарпова не просто впечатляли. Они могли даже изменить сам характер будущей войны: особенно в этом отношении радовали боевые геликоптеры русского патриота и соратника Вождя в партийном строительстве Игоря Ивановича Сикорского, переименованные им недавно патриотически в «винтолеты».
Да и танки были хороши, не говоря уж о сверхсекретных реактивных минометах, Ворчаков присутствовал при их испытаниях.
Особенно впечатлил осмотр места попадания залпа: буквально выжженная земля.
И это была еще не главная новая военная разработка: имперские физики в закрытых сибирских лабораториях уже несколько лет пытались приручить энергию расщепленного атома.
И у них это неплохо получалось.
Но имперской промышленности мешала чрезмерная щепетильность в отношении частной собственности. Что, конечно, было вполне объяснимо после жестокой Гражданской войны, – иначе за что было бороться с «красными», – это даже Верховный признавал, хоть и был настоящим национал-социалистом.
