Сергей Арсеньев - Фройляйн Штирлиц
Путаясь в непривычных пуговицах, я торопливо застёгиваю мундир. Судя по тому, что ткань ещё тёплая, его только что с кого-то сняли. Ух, как неприятно надевать штаны прямо на голое тело. Хоть бы трусы мне разрешили оставить. Нет, забрали всё. И уже унесли куда-то. Даже тапочки унесли. Ишь, смотрят. А я, между прочим, и их жизни тоже сейчас спасать буду. Если мне не удастся, то в 45-м им тут мало не покажется. Ну, неужели трудно было отвернуться, когда я переодевалась?
Впрочем, гораздо больше, чем эти извращенцы, меня волновало поведение Петьки. Надеюсь, хоть у него хватило совести отвернуться и не смотреть на меня. Конечно, мы уже целый год живём в одной квартире, хоть и в разных комнатах. И за этот год Петька не раз видел меня одетой более чем малость легко. А я так вообще однажды видела его совершенно голым, так как этот обалдуй забыл закрыть защёлку в ванной. Но всё равно. Не хочу, чтобы он смотрел на меня, когда я без одежды.
Наконец, я справилась. Штанины пришлось подвернуть, иначе они волочились по полу. Гимнастёрка висела на мне, как на вешалке, а длиной она почти не уступала моему школьному платью. Обуви нет, а потому я в сопровождении одного эсесовца куда-то шлёпаю босиком.
Что ж. Предупредить товарища Сталина не получилось. Попробуем тогда предупредить господина Гитлера…
Глава 2.
– Ну, и что ты хотела мне сообщить?
– Сейчас, – говорю я и громко добавляю по-русски: "Петька, если ты тут, подай знак".
В воздухе появляется левый Петькин тапочек и падает мне на голову. Петька идиот. Кричу брату: "Быстро, готовь доказательства. Только ничего высокотехнологичного и никаких дат. Придумай что-нибудь". И продолжаю уже по-немецки:
– Господин Гитлер, то, что я сейчас скажу, имеет невообразимую важность. Прошу отнестись к моим словам крайне серьёзно. Разумеется, Вам будут предоставлены все необходимые доказательства. Но сейчас на это нет времени. И потому пока я прошу Вас поверить мне на слово. Косвенным доказательством можете считать способ моего прибытия к Вам. Согласитесь, способ необычный, верно?
– Верно, необычный. Считай вступительную речь законченной. Говори по существу.
– Рейх стоит на пороге великих побед. В предстоящей войне немецкому оружию не будет равных. Немецкие солдаты покроют себя неувядаемой славой и совершат массу героических подвигов.
– И это твое срочное сообщение? Это всё я знаю и без тебя.
– А я ещё не закончила. Рейх стоит на пороге великих побед. За которыми последует грандиозная военная катастрофа. Мир ещё не знал таких поражений. Германия будет уничтожена, раздавлена и прекратит своё существование, как независимое государство. А лично для Вас, господин Гитлер, война закончится позорной смертью. И вместе с Вами умрёт каждый пятый немец, считая детей и стариков.
– Кассандра, ты ведь понимаешь, что после таких слов у тебя не осталось шансов на жизнь. Как ты вообще осмелилась сказать такое мне? И я не верю в эту чушь.
– Вот это, на полу. Что это такое?
– Детский тапочек.
– Как он тут оказался?
– Упал с… эээ…
– Вот именно. И вспомните, откуда я тут взялась. А вместо тапочка ведь действительно может прилететь граната.
– Ты пытаешься мне угрожать? Мне??
– Стоп! Не надо злиться. Господин Гитлер, я пытаюсь помочь Вам. Помочь сохранить Рейх и жизнь. И раз уж Вам не дорога жизнь собственная, подумайте о миллионах немцев, которых Вы толкаете в могилу. Миллионах!
– А что ты хочешь от меня?
– Отложите нападение на Советский Союз. Заметьте, я пока не прошу даже отменить его. Отложите на сутки.
– Это невозможно.
– Невозможно на потолке спать, одеяло падает.
– Ты не поняла. Операция уже началась. Отменить её не может даже господь бог.
– Остановите главные силы. Ещё не поздно. Поймите, Рейх гибнет!
– Нет!
Вот, чурбан упёртый. В этот момент сверху на меня падает лист бумаги, за ним ещё один. Перехватываю их и вижу, что это две половинки одной, распечатанной на печатнике, фотографии. Петька что, совсем там рехнулся? Зачем он разрезал фотографию пополам? Тут падает новый листок. Та же фотография, только уже целиком. Судя по внешнему виду Рейхстага на фотографии, сделана она была в мае 45-го.
– Взгляните вот на это. Фотография чёрно-белая и тут не видно, но уверяю Вас, флаг над этим зданием – красный.
Дальше листы стали падать на меня один за другим. Вероятно, Петька нашёл что-то вроде истории войны в фотографиях. Я ловлю ещё тёплые после печатника листы и по очереди передаю их Гитлеру. А того явно проняло. Щека дёргаться стала. Руины Брестской крепости. Горящий советский танк. Горящий немецкий танк. Немецкий солдат на фоне горящего моста в Киеве. Сталин, Рузвельт и Черчилль втроём. Огромная колонна немецких военнопленных. Колонна советских танков, двигающихся мимо покосившегося дорожного указателя "Berlin – 80 km"; на заднем плане различима пара сгоревших танков с крестами. Труп переодетого рядовым Гиммлера. Нюрнбергский процесс и Геринг на скамье подсудимых. Парад Победы и груда немецких знамён перед Мавзолеем (эта цветная). Памятник воину-освободителю в Трептов-парке. У ног советского солдата хорошо видна поверженная свастика. Прошлогодний парад на Красной площади. На фоне Мавзолея новейшие советские танки Т-110. Красные флаги и звёзды на башнях не позволяют усомниться в том, танки какой именно страны сфотографированы.
– Довольно, хватит! Откуда это?
– Неужели Вы ещё не поняли? Я из будущего. Всё это уже было, было! Я хочу спасти Рейх от унизительной капитуляции и ужасов оккупации. Спасите свою страну и свой народ, господин Гитлер! Это Ваш долг! Долг перед нацией!
– Нападение на Россию – ошибка?
– Хуже, чем ошибка. Это катастрофа. Нет, ещё хуже. Это – смерть! Ваша разведка чудовищно просчиталась. Силы русских очень сильно недооценены.
– Проклятье.
Быстро взглянув на часы, Гитлер, сжимая в руке фотографии из будущего, торопливо выходит из комнаты. Меня он с собой не приглашал, но и не приказывал остаться. Поэтому я тихонечко семеню босыми ножками следом. Кажется, сам Гитлер меня не замечает, а охрана меня не останавливает, так как я делаю вид, будто иду за фюрером по его приказу. Вскоре приходим в знакомую мне комнату с большой картой. Генералы всё ещё там, шушукаются. При нашем появлении разговоры моментально стихли и все резко встали по стойке "смирно".
– Браухич!
– Мой фюрер!
– Операция "Барбаросса" отменяется. Всё отменяется! Немедленно приказ всем командующим группами армий. Поставьте в известность финнов и румынов. Флоту немедленно прекратить установку минных полей на Балтике.
– Но… мой фюрер, почему??
– Потому, что я так приказал.
– Мой фюрер, часть самолётов уже в воздухе.
– Вернуть! Пересекать границу запрещаю. Стрелять по русским запрещаю!
– А диверсионные подразделения? Они уже работают.
– При первом же сеансе связи приказать прекратить все диверсии. Уже заминированное – не взрывать. Замаскироваться и ждать приказов. При угрозе захвата – уходить. При невозможности уйти – сдаваться русским без боя. Вступать в бой запрещаю при любых обстоятельствах.
– Сдаваться? Сдаваться русским?..
– Вам известно такое слово: "приказ", фон Браухич? Вы получили ПРИКАЗ! Исполнять!!
– Яволь!
– Шмундт!
– Мой фюрер!
– Связь со Сталиным мне. Немедленно!
– Мой фюрер, но в Москве уже глубокая ночь.
– Плевать! Пусть найдут и разбудят. Немедленно!
– Яволь!
– Бегом!!!
Ух, как он тут всех построил! А у меня ноги замёрзли. Босиком холодно. Паркет холодный. Им-то хорошо в сапогах. Тут Гитлер заметил меня. Задумчиво посмотрел на смятую бумагу в своей руке, потом на меня, потом опять на бумагу, буркнул мне: "Иди за мной" и направился к выходу.
Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началась война.
Киев бомбили, нам объявили,
Что началась война.
Эту песню теперь так и не напишут. Я успела. Фух…
Глава 3.
Гитлер привёл меня в небольшую комнату, где стоял диван, столик и пара стульев. На потолке яркая лампа. Окна не было вовсе. Привёл, оставил меня в этой комнате одну и ушёл. Ещё и дверь запер. Не удивлюсь, если окажется, что с той стороны двери он и охрану выставит.
Я залезла с ногами на диван, обхватила ступни ног своими руками и принялась отогреваться. Холодно тут у них, хоть и лето. И кушать хочу. Я же с утра не ела ничего. Хоть бы бутербродов каких дали, что ли. Фашисты.
Блин, и почему именно я? Ну мне-то это за что? Петька всё про попаданцев читал – вот и проваливался бы сам сюда. Хотя не. Ему нельзя. Петька слишком возбудимый. Он наверняка сразу набросился бы на Гитлера и попытался бы того загрызть зубами. Ни к чему хорошему это не привело бы. Застрелили бы его, вот и всё. А я… Чёрт, лишь сейчас поняла вдруг, что именно я только что сделала. Ой, мамочки! Да если разобраться, я уже сделала больше, чем все Петькины попаданцы в 1941 год вместе взятые. Предупредить товарища Сталина, изобрести автомат Калашникова и напалм, помочь с атомной бомбой. Ага. А я всего-то отменила войну. Великой Отечественной не будет вообще!
