Виктор Зайцев - Прикамская попытка – 2
Другие листовки предназначались для крестьян, надеявшихся на освобождение от крепостной зависимости. Там мы вновь упоминали английское золото, разбойное поведение восставших, их слабость перед властью. И, опять напоминали, что в Сибири рабства нет, а на юге Сибири, где тепло и растёт виноград, даже чиновников нет. Крестьян мы приглашали в деревню Таракановку, будущей осенью, когда самозванца разгромят. Оттуда, из Таракановки, пойдёт большой караван в землю вольную, в южную Сибирь, в Беловодье. Где тепло, нет чиновников и помещиков, где все станут вольными, а земля там не царская, ни к какому заводу не припишут. Желающих лучшей жизни для себя и детей, приглашали к сентябрю месяцу с подводами и инструментами в Таракановку, путь будет дальний, трудный, но, свобода того стоит.
И третий тип листовок, самый немногочисленный, я лично набирал для раскольников-староверов. Аргументы те же, но акцентировалось отсутствие в Беловодье попов и принуждения к никонианской вере. Ещё там я указал, что земли те открыты русскими давно, да заброшены из-за борьбы никонианцев со староверами. Ждут де старые русские земли возвращения туда людей правильной веры. Во всех образцах печатного творчества я непременно указывал, что разгромят Пугачёва не позднее будущей осени, после чего царские войска будут лютовать. Пороть и вешать без разбора, кто прав, кто виноват. Призывал тех, кто выживет, да не успеет к осени, пробираться в Сибирь, в Охотский острог, или на реку Амур. Там найдутся верные люди, что к воеводе Быстрову дорогу покажут.
Три дня, что ушли на печатные воззвания, разведка не выпускала из-под контроля окрестности Таракановки. С вогулами, поселившимися у Камы, мы с Палычем лично ездили разговаривать. Старейшины начисто отказались от защиты перед восставшими, пояснив, что брать у них нечего, а стрельба будет поводом для разбойных нападений. На всякий случай, молодых девушек и женщин мы отвезли, с их согласия, в крепость. Рабочих рук у нас прибавилось, как и едоков, впрочем. Но, грех жаловаться, продуктов мы осенью закупили предостаточно, наши отряды продолжали их скупать в окрестных деревнях. Как бы не относились крестьяне к «Петру Фёдоровичу», житейский ум подсказывал многим, скотину отберут, если не восставшие, то царские войска. Потому поросят продавали начисто, бычков и тёлок тоже. Я не успевал нахвалить уехавшего тестя за его предусмотрительность. Запасы жести, закупленные в Прикамске, позволяли нам увеличить производство консервов на порядок.
В ожидании подхода пугачёвских войск все мои мысли были о предстоящем движении на Дальний Восток. На заводе стали выпускать телеги с усиленными осями и колёсами на примитивных подшипниках. Володя обещал к весне подготовить нечто вроде фургона американских поселенцев, крытого парусиной, надёжного, с хорошей проходимостью. Тут мы дали промашку, тканью для повозок не запаслись абсолютно. Пока мы думали, где взять столь нужный материал, разъезды обнаружили приближение войск бунтовщиков. Через день вся местность вокруг крепости была покрыта санями, кострами, палатками и даже башкирскими юртами.
— Много, однако, к нам пришло, — осматривал лагерь восставших в оптический прицел Палыч из своей любимой бойницы, — думаю, тысячи полторы. Хотят, видимо, англичане, своего Джеймса выручить.
— Или надёжно похоронить, — я тоже взглянул в оптику на центральный шатёр, вдруг, увижу там знакомых. Предчувствия меня не обманули, как говорится, — Палыч, посмотри туда, неужели наш знакомый Пишка?
— Точно, спелся, видать с англичанами, видишь, с ним двое в кунтушах стоят. Место, кстати, пристрелянное, миномёты на раз накроют, рискнём?
— А сигналом будут наши «Сайги», — согласился я, — сколько до них по твоим меткам?
— Семьсот метров, вполне можно рискнуть.
Пока Иван ходил, расставлял миномётчиков, я принёс Никитин карабин с родными патронами. Вскоре ко мне присоединился Палыч, со своей «Сайгой». Выждав перерыв между порывами ветра, мы неспешно потянули спусковые крючки, ударив почти залпом. Через секунду раздались хлопки миномётных выстрелов. Наши цели упали до взрыва первой мины, есть ещё порох в пороховнице, не забыли навыки точной стрельбы. После трёх залпов миномётов шатёр, как корова языком слизнула. В лагере восставших началась паника, Палыч принялся корректировать стрельбу наших миномётов. Я смотрел, как люди в панике бросают установленные палатки и юрты, отступая за линию взрывов.
— Может, выслать башкир, соберём палатки и юрты, нам пригодятся?
— Правильно баешь, начальник, сейчас по флангам ударим, и отправлюсь с ними, — Палыч весело крикнул последнюю команду и побежал вниз.
Спустя пару минут, с гиканьем и присвистом, из ворот нашей крепости вырвался башкирский отряд в сопровождении вогулов-стрелков. Пока бежавшие пугачёвцы приходили в себя, наши всадники бойко собрали все трофеи, включая брошенное оружие и полсотни пленных. Среди них оказались два десятка женщин, обликом напомнивших мне знаменитых «плечевых» проституток. Грязные, вонючие, одетые с чужого плеча, женщины стояли во дворе крепости, похожие на погорельцев публичного дома. Рядом сгрудились мужчины, типичные крестьянские парни, простые, как три копейки, пушечное мясо казаков. Что с ними делать?
— Всех накормить, раз уж мы прервали их трапезу, — распорядился я, вызвав недоумение у башкир, только притащивших пленников на арканах.
— Всё правильно, — разъяснил моё указание Палыч, — мы с ними не воюем. Они же, верят, небось, в крестьянского царя, который даст им свободу, так?
Некоторые пленники машинально кивнули головами, снимая шапки.
— Когда их начнут пороть и вешать царские войска, пусть вспомнят ту свободу. Мы без всяких сражений и бунтов осенью в Беловодье отправляемся, там ни царских войск, ни помещиков не будет. Живи в своё удовольствие и радуйся. Сравните, как одеты вы, и как одеты наши люди, — продолжил Палыч охмурять пленников, — какое у нас оружие, у каждого свой конь. Думайте, советуйтесь с умными людьми, захотите без бунта и кровопролития свободу получить, да в благодатном краю жить, приходите к нам, возьмём с собой. Путь туда дальний, нелёгкий, но, рабства там нет. Быстро доедайте свои куски и марш отсюда, вот каждому бумага, пусть грамотные люди прочтут.
Пленников накормили, выдали по листовке и отправили за ворота. Пленниц, после осмотра доктором, во избежание венерических заболеваний, по совету Палыча, отдали на сутки башкирам и вогулам, участвовавшим в вылазке. После этого пообещали отпустить обратно, с листовками. Бойцам я настрого велел женщин не бить. Бабы молча отправились в башкирские казармы, не считая одной, вырвавшейся из группы. Женщина истерично кричала, что она княгиня Морозова и просила отпустить её. Палыч, выглянул во двор, велел проводить Морозову в отдельную комнату, дать ей умыться и чистую одежду, после чего привести к нам.
— Интересно, что за Морозова такая? Не родственница ли знаменитой боярыни Морозовой? — обсуждали мы за обедом.
Кроме пленников, наша вылазка принесла шесть юрт, два десятка палаток, двенадцать фузей различного образца и конструкции. Две пушчонки маленького калибра, восемь бочонков пороха, пуда на два каждый. Тряпьё и холодное оружие мы раздали участникам вылазки. Немного провианта забрали на кухню. В принципе мелочи, но боевой дух поднимает, в следующую вылазку парни пойдут веселее.
— Интересно, долго эти умельцы собираются нас осаждать? — мой риторический вопрос не застал Палыча врасплох.
— Думаю, сегодня ночью пойдут на штурм, надо факелов приготовить, — не сомневаясь в своей правоте, глотнул молока Иван, — пушек у них нет, народ не обученный, одна надежда на численный перевес. Ночью его лучше всего реализовать.
— Объявим тревогу?
— Нет, оставим только дежурных стрелков, да всех пушкарей у бойниц посадим, будем пушками и миномётами работать. Кто прорвётся на стену, револьверами возьмём. Общую оборону стрелками нет смысла укреплять, ночью лишь патроны зря потратим.
— Здравствуйте, сударыня, — мы встали, приветствуя вошедшую княгиню Морозову, — присаживайтесь, разделите с нами обед.
Вымытая и переодетая в простое платье, женщина оказалась довольно симпатичной особой, ближе к тридцати годам, русоволосая, круглолицая с узким подбородком, нос с горбинкой. Круги под глазами показывали тяжёлые дни, если не месяцы, жизни в лагере повстанцев. Наверняка, её не раз избивали и насиловали, несмотря на это, держалась дама, весьма уверенно. Чувствовался сильный характер. Оставалось понять, не засланный ли она казачок. Несмотря на явно проскальзывавший голод, ела женщина спокойно, уверенно пользовалась ножом и вилкой, как должную, воспринимала помощь нашего дамского угодника — Владимира. Мы, не спеша, подошли к десерту, любимым малиновым пончикам, и приступили к разговору.
