Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

Да. Не повезло кому-то. Светлая память ему. Ну да ладно, что уж теперь. Всё, хватит заниматься ерундой, буду спать!

Утром еле заставил себя встать, навалилась такая тоска, что хоть волком вой! Освободил один подсумок от СВТ, упаковал в него гаджеты с бумагами и прицепил к ремню. Так будет надёжней, чем в мешке таскать. С этими "подарками" я теперь и на минуту не расстанусь. Съел последнюю банку тушенки и взялся чистить автомат. А то совсем запустил это дело. Закончив, собрался и опять в путь. Помимо всего прочего теперь возникла ещё одна проблема. Еда! Ну кто мне мешал на хуторе поискать?! С другой стороны, я ведь мог тогда с той пятёркой в лесу столкнуться? Они бы меня влёт уработали! Я бы и чирикнуть не успел! Может и к лучшему, что не догадался еду поискать. Но теперь хоть как к людям нужно. А в качестве оплаты "Наган" отдам, или "Парабеллум", или часы. Так и шагал размышляя, пока, сам не заметив как, вышел на дорогу. Благо она была пустая! Но следов на ней хватало, жаль только не те, которые бы мне хотелось видеть. Метрах в десяти от меня, на обочине, стояла разбитая санитарная машина. Казалось, что на ней живого места не было! Кабина и фургон снизу и доверху исклёваны следами пуль. Стенка фургона снизу и земля под ним стали буро-коричневого цвета. Дунул ветерок и меня чуть не вырвало, такой запах навалился! Решив не подходить близко к ставшей братской могилой машине, я по широкой дуге обогнул её и направился по дороге в сторону, куда ехала санитарка. Решил, что, если возникнет опасность, я всегда успею уйти в лес. А так хоть определюсь точно, где я, в конце-концов, нахожусь. Минут через десять пути впереди послышался шум. Сойдя с дороги в кусты, я вскинул автомат и стал ждать. Через пару минут из-за деревьев показалась повозка. Рыжая коняга не спеша тянула за собой погромыхивающую телегу, на которой сидели два примечательных типа. Один, молодой, лет восемнадцати на вид, худющий, напоминающий всем своим видом цаплю. Особенно подходили к этому образу длинный нос и растрёпанные, как перья, чёрные волосы. Одет он был в новенькую красноармейскую гимнастёрку без петлиц, подпоясанную простым ремнём, и серые брюки, заправленные в пыльные, стоптанные сапоги. Второй был постарше. Лет сорока на вид, крепко сбитый детина, одет в незнакомый мне, но явно военного образца, тёмно-зелёный китель, расстёгнутый до груди, благодаря чему была видна белая, с красной вышивкой рубаха. Штаны и сапоги выглядели на нём как единая форма. В отличии от "цапли" он выглядел солидно. Особенно этому способствовал ремень с портупеей, весь обвешанный какими-то сумочками и чехлами. Объединяло этих типов одно – винтовки, лежавшие рядом с каждым. Интересно, что это за вояки? Не особенно задумываясь о своих действиях, я шагнул на дорогу и скомандовал:

– Стоять! Руки вверх!

И понеслось. "Цапля" сразу поднял руки, а вот второй… Каким-то тягучим, но быстрым движением он, подхватывая свою винтовку, не соскочил, скорее перетёк с телеги на землю и уже почти направил на меня оружие когда я срезал его длинной очередью. Пулями его отшвырнуло к заднему колесу, где он пару раз дёрнулся и замер окончательно. Из под его тела показался тёмный ручеёк, который тут-же стал впитываться в дорожную пыль. Молодой же только поднял руки ещё выше и побледнел, дико вытаращив глаза в мою сторону. Что особенно меня удивило, так это то, что коняга не обратил никакого внимания на стрельбу, только всхрапнул недовольно, да переступил ногами.

Подойдя к телеге, я держа автомат одной рукой, не отводя ствола от живота молодого, левой рукой бросил его винтовку на землю, к оружию его "старшого". Отойдя на пару шагов, поудобнее перехватил автомат и приказал:

– Ну, давай рассказывай!

– Что рассказывать? – всё также испуганно тараща на меня глаза переспросил он.

– Всё рассказывай! Как докатился до такой жизни, где ближайшие немцы, сколько ещё таких как ты? Всё рассказывай!

Я приподнял автомат и он запел! Оказалось, что он вообще очень хороший парень, зовут его Дмитрий. Убитый, его дядька, Николай, а сами они направлялись из Богданов в сторону Гниличей, где собирались присоединиться к окружённой там части красной армии, а за оружие дядька схватился, так как за бандита меня принял. Меня аж умилило такое красноречие. Неужели он всерьёз решил, что я ему поверю? И что же мне с ним теперь делать? Просто так пристрелить я его не смогу, рука не поднимется. Отпустить? Том же не вариант. Явно же или бандеровец, или ещё какая-нибудь гадость. Тут смотрю, у «цапеля» глаза ещё больше округлились, как будто он чудище лесное увидал. По спине аж мурашки побежали. Вспомнив, как часто я читал про подобное, не очень умело, зато быстро, делаю шаг влево с одновременным поворотом и облегчённо выдыхаю, не один. Из кустов за нами с интересом наблюдали четверо в форме красной армии. Но, в отличии от "цапеля", со всеми положенными знаками различия, причём один явно командир с двумя шпалами в петлицах. Я аж заулыбался и автомат опустил, такое на меня облегчение свалилось. А забытый мной Дмитрий, в этот момент решил побегать, но неудачно. Один из бойцов, стоявших в кустах, даже не поднимая к плечу винтовки, выстрели и всё. Отбегался. Я же глянув в сторону новообразованного трупа, представился:

– Сержант НКГБ СССР Стасов, – и вопросительно посмотрел на старшего из бойцов.

Он не заставил себя ждать:

– Командир 106 отдельного батальона разведки майор Лятовский, – затем, улыбнувшись одними губами, продолжил, – Документы предъявите, товарищ сержант.

Двое бойцов ненавязчиво контролировали мои действия, а четвёртый, подобрав валяющиеся винтовки, стал осматривать телегу. Я же, вздохнув, достал из кармана удостоверение и предъявил его майору, тот внимательно его изучив, уже по настоящему улыбнулся и убрал пистолет в кобуру.

– Один, сержант? – спросил он.

– Один, товарищ майор, мне бы с особистами встретиться, – продолжил я, – пообщаться нужно.

– Будут тебе особисты, если целы, – и тут-же переключился на бойца осматривавшего телегу, – Рахнин, если что полезное-забирай и пошли. Времени мало.

Потом повернулся ко мне и продолжил:

– Пойдёмте, сержант, а то действительно мало времени.

Через два часа я был в расположении 41 стрелковой дивизии.

Пока добирались до наших, поговорить с майором мне не удалось. Сил на это у меня не хватало. С такой скоростью передвижения по лесу, которую развивали эти мужики, я ещё не сталкивался! По дороге встретились ещё с тремя группами, поэтому в расположение дивизии пришли как целый взвод. Меня сразу направили в штаб.

Штаб располагался в небольшом одноэтажном доме. Суета стояла жуткая, как теперь я узнал, дивизия находилась в окружении, и то, что мы прошли, было просто чудом! Таким-же чудом являлось то, что нет авианалётов и атак. Из разговора с начальником политотдела, батальонным комиссаром Касатоновым, выяснилось, что особого отдела больше нет. Заниматься моей "великой" персоной ни Касатонову, ни кому-либо другому не было ни времени, ни сил, то комиссар отправил меня к Лятовскому, мол "уже познакомились вот и шагайте". Уже шагая с майором "в расположение" из разговора с ним мне стало более понятно, что происходит вокруг. Наконец-то я узнал число! Сегодня 29 июня! Дивизия приняла бой на "Львовском выступе" в районе города Рава-Русская. Да ещё как приняла! Они так вломили немцам, что на три километра углубились на территорию Польши! Но на флангах, особенно на левом, дела шли намного хуже и дивизия была вынуждена отступать. Сейчас в строю было меньше половины людей, которые вступили в бой 22 июня. Да, добрался до наших, что-же дальше будет?

А дальше был первый, в моей жизни, авианалёт. Потом было много всякого, но ЭТО я никогда не забуду. Никода не считал себя героем, но и трусом тоже себя не называл. Но в тот день, я боялся невероятно. Казалось, что каждая бомба, вылетающая из пикирующего самолёта, летит прямо в меня. А этот дикий вой издаваемый немецкими штурмовиками? Казалось, что этот кошмар никогда не прекратится! Я лежал на дне небольшого окопчика, пытался прижаться к земле, но она, как живая, раз за разом отбрасывала меня от себя. Этот вой, рёв самолётных моторов и грохот взрывов слились в какой-то кошмарный концерт. Мне казалось, что это и есть тот самый, много раз обещанный, Армаггеддон! У меня вылетело из головы, что я знаю. что это не конец всему, что мы победим, назло всему победим. Ничего этого я не помнил. Я молился. Не знаю, из каких тайников памяти выскочили эти слова, но я, раз за разом, снова и снова шептал:

– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

Похожие книги на "«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го", Виктор Побережных читать полностью, без сокращений.

Виктор Побережных -

Виктор Побережных -

Виктор Побережных -

Виктор Побережных -

Виктор Побережных -