Юрий Корчевский - Атаман царского Спецназа
– Да нет, с утречка двинемся, а вскоре и Москва.
– А чего же вчера не дошли?
– Так за постой платить надо – за лошадей, за себя; где же денег взять?
Утром обозники снова сварили кашу с салом, мы не спеша поели. Крестьяне запрягли лошадей. Поскольку возничих не хватало, пришлось мне сесть на телегу и взять в руки вожжи. Еще двух лошадей с телегой привязали уздцами к передним телегам. Так и тронулись.
Часа через два в облаках пыли въехали в посады. С обеих сторон тянулись убогие избы, кузнечные, гончарные, кожаные, столярные мастерские. Их можно было узнать даже по запаху.
Постепенно дома становились лучше, и вот мы въехали в городские ворота. Стражники взяли с каждой подводы по полушке, и мы вкатились в сам город. Я был разочарован – немощеные улицы, сбоку смердящие канавы, деревянные дома и пыль. Да и по размерам, как нынешняя Шатура, наверное.
Наш небольшой обоз проследовал на рыночную площадь. Здесь я тепло попрощался с попутчиками и отправился восвояси. Собственно, даже и не отправился.
Походил по торгу, посмотрел, что продают. Были здесь мясные ряды с висящими тушами свиней и коров, рыбные, с самым разнообразным товаром – свежей рыбой, вяленой, копченой всех размеров, овощные, где торговали репой, капустой, свеклой, луком и морковкой. Вот картошки тут не было, видимо, не успел дойти до нас этот Колумбов подарок. В тряпичных рядах рябило в глазах от многоцветия рубашек, штанов, платьев, отрезов.
По старым фильмам я думал, что все ходили в сером или черном. Ничего подобного – расцветки поражали разнообразием. Штаны и рубашки были красные, синие, голубые, фиолетовые, зеленые, самых разнообразных оттенков. В ряду кожевенников сапоги – мужские и женские, высокие и низкие, на каблуке и без, из любой кожи, тоже разных цветов, даже красные. Кирзовых вот только не было – изобретение сталинских времен.
Кожевенники, все, как один, заинтересованно разглядывали мою куртку. А некоторые даже вышли из-за прилавков и, поздоровавшись и испросив разрешения, рассматривали молнию и кнопки на рукавах. Цокали языками и под конец спросили:
– Чья работа?
– Турецкая. – Видя непонимание, я вовремя вспомнил: – Османская.
– А-а-а, – с разочарованием вздохнули мастера. – Кожа у них отвратная, да вот застежка интересная, только уж больно тонкая работа. Небось дорого купил?
Я чуть не брякнул – сто баксов, да вовремя прикусил язык.
Ювелирный ряд удивлял тонкой работой, блеском камней и матовым сиянием золота и серебра. Молчаливые, серьезные торговцы, окинув взглядом мою одежду, даже не делали попыток зазвать к своему прилавку. Одет я неподобающе, не выгляжу в их глазах кредитоспособным. Вывод: одеться надо по местной моде. Хорошо сказать – одеться, тут и подхарчиться не на что, в кармане только рубли да американские доллары, обе валюты еще не существуют.
За ювелирным рядом пошел оружейный. Мама моя, родной московской милиции на вас нет! На прилавках и в лавчонках лежало смертоносное железо – булавы, кистени, ножи, сабли, палаши, мечи, копья, рогатины, пики, простые и богато отделанные. Висели и стояли щиты, кольчуги, бахтерцы, куяки, шлемы всевозможные. Ей-богу, глаза разбегаются.
Наверное, при деньгах есть смысл зайти сюда еще. Как я заметил, у всех мужчин здесь на поясе висели два ножа: один маленький – обеденный, второй – здоровенный тесак. Надо бы и мне так.
Я вышел с торга – что мне здесь делать без денег? В толчее меня толкнули, я, в свою очередь, толкнул женщину с двумя корзинами; та неловко упала на бок. Корзины упали, одну в толчее тут же кто-то ловко подхватил, и корзина исчезла. Я успел схватить вторую и помог женщине подняться. Пока она, ругаясь, отряхивалась, я стоял рядом. Наконец она привела себя в относительный порядок, и мы отошли от потока людей чуть в сторону. Извинившись еще раз, я отдал ей корзину, сказал, что вторую кто-то схватил и унес.
– Да видела я, – с досадой произнесла она, – татей полно, грешным делом, я подумала, что и ты из таких, да не похож. Ладно, бог с ней, с корзиной – там только овощи были. За то, что уронил меня, неси корзину до дома, тяжела больно.
Придется нести, виноват. Мало того, что женщину толкнул, пусть и нечаянно, так она еще и корзины лишилась.
Шли квартала четыре, правда длинных. Подошли к двухэтажному деревянному небольшому дому за забором. Женщина открыла ключом калитку, я вошел во двор и перевел дух, поставив корзину на землю.
– Заноси на крыльцо, помощник. Давай хоть квасом али сбитнем угощу.
Мы зашли в дом. Пока хозяйка ходила за квасом, я огляделся. Мужских вещей нигде не было видно, знать, вдова или незамужняя. Хотя откуда у незамужней свой дом?
Хозяйка вынесла корец с квасом, и я выпил. Хорош квасок – холодный, ядреный, аж язык щиплет.
– Как звать-то тебя, помощник?
– Юрием.
– А меня Дарьей. Чем на жизнь промышляешь?
Я смутился:
– Да пока ничем.
– А живешь где?
– Жил в Москве, да давно дома не был; вернулся, а в Москве пожар был, многих домов нет, да и улицы нет.
Дарья оценивающе оглядела меня:
– Ко мне пойдешь по хозяйству помогать? Вдова я, год как мужа схоронила; плохо бабе одной в доме: где забор поправить, где крышу подлатать, да и страшно одной по ночам.
– Чего же слуг не наймешь?
– Да нанять-то можно, только где я денег на все возьму? Муж был – жили в достатке, он купец был. А как его не стало, быстро деньги кончились. Ежели согласен, комнату для жилья выделю, кормление за мой счет, а вот денег дать не смогу, нету.
Были ли у меня варианты? И жить где-то надо, и есть что-то. Поживу пока, а там огляжусь – видно будет. Я согласился.
Дарья проводила меня в одну из комнат на первом этаже, сама хозяйка жила на втором. Я снял косуху, повесил ее на деревянный штырь на стене. Больше никаких вещей у меня не было.
В углу висело зеркало, я подошел и посмотрелся. Матерь Божья! Зарос щетиной, глаза впали, нечесаные волосы. Бомж, да и только. Выйдя в коридор, окликнул хозяйку. Она выглянула из дверей кухни.
– Хозяйка, не найдется ли гребня? И как насчет помыться?
– Гребень сейчас дам, от мужа остались, а баню сам натопи – в углу двора она – и воды наноси.
Сначала я натаскал в баню воды из колодца. Тяжеловато, ведер сорок вылил в большой железный чан. Это не в городе: открыл кран – горячая, второй повернул – холодная. Пока вуротом из колодца вытянешь ведро, перельешь воду в деревянную бадейку, которая и пустая килограммов на пять тянет, да отнесешь в баню, перельешь в чан – будь здоров вспотеешь.
Затем настала очередь дров. Березовые чурбаки лежали в дровяном сарае; их надо было наколоть, снести в баню, развести огонь и следить, чтобы он не погас. Самое сложное было развести огонь. Я не курил, зажигалки и спичек у меня не было. Что за мужик, если огонь добыть не может? Через минуту размышления я набрал лучин, сбегал на кухню, где кашеварила Дарья, и, вернувшись с горящими лучинами, зажег огонь под чаном с водой. Присел на полку, задумался. Хорошо, что здесь кухня была рядом, а как зажигают огонь вне города, скажем в походе? Надо как-то узнать у местных.
Хуже всего, когда не знаешь житейских мелочей, это выглядит странно. Снова отправился в баню, подбросил дровишек, положил в бадейку березовых веников, что висели в предбаннике.
Это я знал еще по совместным походам с Женькой в Сандуны. Как-то теперь Женька, что Юля делает? Для них ведь я пропал. Почему-то вспомнились милицейские объявления: ушел из дома и не вернулся.
Вода согрелась, воздух в бане стал жарким, пора и помыться. Так, мочалки на стене, деревянные шайки на полке, это понятно. А вот чем грязь смывать? Мыла я не нашел, или его здесь еще не изобрели. Я встал в тупик. Надо идти к Дарье, хоть это и смешно выглядит, но надо спросить. Я зашел на кухню, помявшись, сказал:
– Баня готова.
– Сейчас приду, – весело улыбнулась Дарья.
Я вернулся в баню, в предбаннике скинул футболку, джинсы и трусы и зашел в парную; набрав в ковшик воды, плеснул на камни. Горячее облако пара чуть не перехватило дыхание. Взобрался на полку и прилег. Надо попотеть, поры очистить. Я облился водой, слегка потирая себя мочалкой, и лег снова.
Двери открылись, на пороге стояла Дарья. Ешкин кот! Она была как есть нагая. Я слышал, конечно, что раньше люди мылись вместе в бане, семьями, дворами. Подготовив баню сегодня, я понял почему: дров и усилий ушло много.
Нимало не стесняясь, Дарья сказала:
– Я мужнино исподнее и рубаху принесла, твое мыть надо. Вот щелок, – она поставила глиняную корчагу с мелкой золой. Ага, вот что у них вместо мыла.
Дарья плеснула из ковшика на каменку водой, и все заволокло паром. Дарья улеглась на вторую полку. Я лежал молча, не зная, как себя вести.
– Веничек возьми, обиходь.
Я взял распаренный веник, поводил над ее телом, разгоняя горячий воздух, затем стал пошлепывать веничком слегка, потом сильнее и сильнее. Дарья перевернулась на спину. Хороша! Налитая грудь, отличная попка, атласная кожа на упругих бедрах. Соблазнительна, чертовка!
