Юрий Корчевский - Атаман царского Спецназа
Часа через два впереди показались две избы, огороженные высоким забором из жердей. Я вошел в открытые ворота. Навстречу мне выбежал мальчонка лет двенадцати, поклонился и спросил:
– Чего желает господин?
– Станция где?
– Да вот она станция и есть, лошадей тока нету, вчерась гонцы из Пскова всех забрали.
– А железная дорога где?
– Непонятно ты молвишь, господине.
– Ладно, а столовая здесь есть?
Видя в глазах парнишки непонимание, я переспросил:
– Покушать можно где?
– Так вот же трактир.
Паренек пошел вперед, я – за ним. Вошли в избу. Большой зал, мест на тридцать, длинные столы со скамьями, стойка с хозяином за ней, попахивало дымом и чем-то вкусным, мясным.
У меня от запаха еды аж слюни потекли. Хозяин поздоровался, спросил – что хочет уважаемый гость?
– А что есть?
– Карасики жаренные со сметаной, курица вареная, расстегаи, щи, каша.
– Давайте щи, курицу и расстегаи.
Я уселся за стол, мальчишка принес глиняные чашки с едой, деревянную ложку. Немало подивившись ложке, я набросился на еду. И щи, и курица были хороши, а расстегаи с рыбой – отменные.
Насытившись, я подошел к хозяину рассчитаться. Во внутреннем кармане у меня всегда лежал загашник для гаишников, причем и рубли, и доллары, правда немного – баксов сто.
– Сколько с меня?
– Алтын.
– Сколько? – От удивления у меня глаза на лоб полезли. Ну, назвал бы он сумму в рублях или валюте, а тут что, спектакль какой-то!
– Разве дорого? Посчитайте сами – полоть куриная, щи, три расстегая, ровно алтын и будет.
Я в растерянности вытащил деньги и не знал, что ответить хозяину.
– Вот, у меня только такие деньги!
Хозяин подозрительно на меня поглядел:
– Немец, что ли?
– Почему «немец»? – обиделся я. – Как ни есть – русский, сызмальства в Москве живу.
– А деньги чего же странные, из бумаги? Серебро давай, на худой конец, и медяками алтын собери.
– Нет у меня серебра, только такие.
Хозяин обернулся в сторону кухни, крикнул Васю. Из дверей вышел здоровенный молодец, ростом не меньше меня и в два раза шире в плечах, утирая рукавом рот.
– Вот, платить не хочет.
– Это мы ща!
Вася двинулся ко мне, хозяин метнулся к двери, перекрывая отступление. Дело оборачивалось неприятностями. Причина мне была пока непонятна. Я поел, честно хотел расплатиться, а меня чуть не в фальшивомонетчики записали. Вася размахнулся кулачищем. Дожидаться удара я не стал, сделал подсечку и, когда туша Васи с оглушительным грохотом упала на пол, добил его ребром ладони по шее. Вася стал тихим спокойным мальчиком и только сопел в две дырки.
– Хозяин, у меня только такие деньги.
Я вывернул в доказательство карманы брюк, на пол упала монетка, кажется, два рубля, случайно затерявшиеся в кармане.
Хозяин бочком подошел, поднял монету, попробовал на зуб.
– Откуда такая, небось фряжская али романейская?
Внимательно рассмотрел с обеих сторон, кинул в ящик.
– Ладно, иди с Богом, бумагу свою забери.
Я сгреб со стола рубли и доллары, сунул в карман. Я был ошарашен происшедшим. Уже в дверях я спросил:
– Год какой сегодня?
– Знамо какой – одна тысяча пятьсот сорок седьмой от Рождества Христова. Ты никак, гость, выпил вчера много?
– Как в Москву пройти?
– Налево по дороге.
Задерживаться я не стал, так как Вася стал подавать признаки жизни: зашевелил руками, приподнял голову. А ну как возьмет в руки жердину и захочет поквитаться?
Я вышел со двора и, свернув налево, зашагал по дороге. Сытому шагалось веселее, однако мысли были грустные. Уже второй человек называет мне совершенно, с моей точки зрения, несуразную дату. Я стал припоминать все странности – нигде не видно машин, не пролетают самолеты, нет столбов и проводов, да и станция была почтовая, для государевых гонцов и почты, а никакая не железнодорожная. По всем прикидам выходило, что я и в самом деле угодил в Средние века. Бред какой-то. Поговорить бы с кем, разобраться, да вот только где найти такого человека, чтобы все разъяснил? C чужаком вряд ли будут долго разговаривать, сочтут за сумасшедшего, затолкают в странноприимный дом, да и заведений таких здесь, наверное, еще нет.
Я шел по дороге и думал, что же мне делать? Смогу ли я вернуться в свое время, и если да, то как это сделать? Если не смогу – надо на что-то жить, где-то работать, искать ночлег. На меня свалилась куча вопросов, и ни на один у меня пока не было ответа. Что бесплодно ломать голову, надо идти в Москву, там что-нибудь придумаю: голова на плечах есть, руки – тоже.
Дорога слилась с еще одной, сделалась шире. Меня периодически обгоняли верховые, иногда я обгонял тяжелогруженые возы, еле влекомые понурыми лошадками. С каждым километром чувствовалось приближение города, по бокам дороги стали появляться деревеньки. По дороге проезжали не только крестьянские повозки, но и богато расписанные кареты с важными седоками. Пару раз я сходил с дороги, чтобы напиться в протекающих ручьях. Покушать не довелось, да и, имея печальный опыт еды в трактире, я больше не хотел рисковать.
К вечеру ноги уже отказывались идти, надо было искать ночевку. Даже если Москва и недалеко, что мне там делать ночью? Дома нет, на постоялый двор без денег соваться смысла тоже нет. Не барин, переночую снова в стожке. Я стал поглядывать по сторонам, но никаких стогов или копен не увидел, вероятно, крестьяне их уже убрали.
Начало темнеть, слева от дороги, на опушке, я увидел небольшой костерок и несколько подвод, стоящих полукругом. У костра полдюжины мужиков варили в котелке нехитрую дорожную похлебку. Попробую переночевать вместе с ними.
Подойдя, поздоровался, мне недружно ответили. Я попросил разрешения посидеть, погреться. Все-таки ночи были прохладноваты. С некоторым сомнением и опаской мне позволили остаться и даже угостили миской каши. Довольно неплохой каши – гречневой, с маслом, очень вкусной. А может, на пустое брюхо так показалось.
Все улеглись спать, подстелив под себя лошадиные потники, а кто и на телеги. Я улегся на землю, запахнувшись в свою косуху. После утомительного перехода и немудрящего ужина уснул быстро, несмотря на жесткое ложе.
Проснулся от тычка в бок – рядом дрались, причем, судя по крикам и мелькающим теням, дрались все. Я закатился под телегу, дабы не перепало случайно по ошибке, стараясь вникнуть, кто кого и за что бьет. Потихоньку в свете еле тлеющего костра стал понимать, что приютившие меня мужики отбиваются от разбойников, промышлявших грабежом вот таких крестьянских обозов, везущих в Москву товар на продажу. Надо помогать, все же мужики не погнали прочь незнакомца, даже покормили.
Улучив момент, я выскочил из-под телеги и врезал ногой по причинному месту чужаку. Он выделялся среди обозных светлой рубашкой. Тот упал, засучил ногами и завыл. Как теперь разобраться в темноте – кто свой, кто чужой?
– Обозники, сюда, к телегам! – скомандовал я.
Тяжело дыша и отбиваясь от наседавших нападающих, ко мне пробилось трое крестьян. Разбойников было больше. Выхватив у одного из мужиков оглоблю, я резко ткнул ею в лицо одному из нападавших. Раздался хруст костей и дикий вопль. Вторым тычком я врезал в живот еще одной смутной тени, услышав в ответ сиплый выдох. Хорошо попал. Обозники тоже не остались в стороне и кинулись помогать.
Разбойники исчезли так же внезапно, как и появились. Мужики подбросили сучьев в костер, мы огляделись. Двое обозников лежали с разбитыми головами; один был ранен, зажимал порез на руке, обильно сочившийся кровью. Я разжал руку – порез у раненого был глубокий, но кровь была темной и не пульсировала, слава богу, артерия не задета.
– Бинт дай! – крикнул я.
Обозники уставились на меня, явно не понимая.
– Ну, материя есть какая?
Мужик задрал рубаху, оторвал от исподнего широкую полосу. Этим полотнищем я и перебинтовал руку.
На опушке лежало трое убитых незнакомцев. Мужики их осмотрели – тати проклятые, туда им и дорога. Для своих убитых выкопали яму и похоронили. Да и куда их везти – август, днем жарко, быстро завоняют.
Утомившись, присели отдохнуть.
– Как звать-величать тебя, парень?
– Котлов Юрий.
– Спасибо, выручил, бо все полегли бы тут, подрастерялись мы маленько. Ратник?
– Нет, приходилось просто.
Не мог же я им рассказать, что драться научился в институтской секции.
– Откуда сам?
– Из Москвы, да давненько не был здесь, не знаю даже, ждет ли кто, – продолжал врать я.
– Да, слыхали мы, пожар в Москве был ноне сильный, много домов погорело, даже сказывают – царский дворец и митрополичьи палаты сгорели; царю Ивану что – новые хоромы отстроят, холопов у него много.
– Это какому Ивану?
– Да ты что, паря? Ивану Четвертому, он помазан на царствие уж восемь месяцев как.
Прокололся я слегка, историю надо было лучше учить.
– А далеко ли до Москвы, мужики?
– Да нет, с утречка двинемся, а вскоре и Москва.
