Барин-Шабарин (СИ) - Старый Денис

Я засел за бумаги. Первое же, что бросилось в глаза — это некоторое несоответствие арендной платы и прописанных в признании Емельяна сумм. Получалось, что семьи, что заключили договор на аренду с моим отцом, платили деньгами и еще два дня отрабатывали на барщине. И деньги они платили управляющему, который сразу же завысил оплату на десять процентов, о чем прописано в договоре.

Десять процентов — это не много, так кажется. Вот только у меня сорок шесть таких семей. И это дополнительно в карман управляющего ложилось до ста рублей в год. Тоже, кажется, деньги невелики, если только не сравнивать. Вот та же корова — это до сорока рублей, неплохая лошадь — до ста рублей.

Весьма занятно мне было разбираться в делах мастерской. Мой отец, судя по всему, хотел создать чуть ли не завод. Он собирал мастеровых, им платились очень даже приличные деньги, по тридцать рублей в месяц и еще процент с продаж. И занимались мастера не только созданием плугов и иного сельхозинвентаря. Тут чинили и оружие, которое везли в том числе из земель Всевеликого Войска Донского. Пусть подобное делалось только, так сказать, «для своих», и никаких долгосрочных контрактов не имелось, но все же…

Я думал о том, чем могу помочь государству, людям, за которых несу ответственность, и как себя не забыть. И вижу, что уже многим могу.

Я загорелся идеей развить дело отца. Скоро начнутся неспокойные времена. Уже в этом году русские войска отправятся делать грязную работу за австрийцев и приводить к порядку взбунтовавшихся венгров. Признаться, так я бы, напротив, больше обрадовался, если б венгры добились не двуединой монархии, а полной независимости, становясь ярыми антагонистами австриякам. Но не на русской крови, точно.

Смогу ли предотвратить ввод русских войск в Венгрию? Думал об этом. Но… Ничего путного не придумал. Писать письмо Николаю Павловичу, милостивейшему государю нашему? Я такое считаю неразумным. Не поверит. Может, его убиенный батюшка и мог поверить в сказки, всякого рода предсказания, но не Николай. Да и политическая ситуация такова, что России выгодно помочь Австрии, чтобы не ослабить вероятного союзника в деле окончательного решения «турецкого вопроса». Кто же сейчас поверит в то, что австрияки окажутся бесчестно неблагодарными? А после начнется Крымская война…

Так вот, война — это много оружия, как своего поломанного — так и трофейного. Казачки точно хоть что-то, но затрофеят. Так что именно тут, рядом с казаками, по дороге к театру военных действий, оружейная мастерская может стать весьма важным и прибыльным делом. И нельзя допустить, чтобы мастеровые разбежались. Условия на Луганском заводе куда как хуже, но мои мастера не получали жалование уже три месяца, и, как уже знают все, даже Прасковья, многие по весне, как чуть зазеленеет травка, уйдут. Ну нет. Не уйдут!

Эльза избегала меня, за что ей превеликое спасибо. Люблю, знаете ли, когда люди, с которыми есть некоторые сложности в общении, начинают что-то вроде бойкота. Мол, сам меня найди и спроси, почему я не хочу с тобой поговорить! И она, конечно, не ответит, или ответ будет в духе «все нормально», что по смыслу «всё ужасно, но я тебе не скажу, так как гордая». Зачем такие сложности? Так что я благодарен Эльзе, что могу сконцентрироваться на своих вопросах.

Потому и день протекал без лишних эмоциональных качелей. Я сходил к Тяпкиным и уточнил, что там по продажам маменькиного гардероба. Идут продажи. Покупают, и задорого, и даже… Кулагина заглядывала и два платья купила. Но пока рано окончательно судить, все ли удалось. Как по мне, так мало рекламы. Поставить бы у магазина большой баннер с надписью: «Прямые поставки из Франции», так быстро найдутся покупатели. А то пока это сарафанное радио разнесет весть… Это о каком-нибудь пикантном скандале — моментально все узнают, а вот о платьях, то нет. Зачем соседке рассказывать, чтобы она тоже нарядилась во французское? Пусть на ближайшем приеме только одна красотка остается.

После пришлось встретиться с женщиной низкой социальной ответственности. Нет, я не собирался проверять уровень профессионализма местных жриц любви. Я должен был купить девицу для деля.

— Сударь, я готова была бы и без оплаты помочь вам, — едва войдя, ошарашила меня девица. — Вы же каким-то образом хотите насолить Молчанову, земскому исправнику?.

Во-первых, я ожидал встретить каких-нибудь… опошленных, распутных девок, которые ходят с голыми… разными частями своего тела. Встретил же я милую на вид девушку. Во-вторых, она строила предложения и фразы очень грамотно, я почти уверен, что у Марты, как представилась девушка, имеется даже какое-то образование за плечами. Гетера. Точно, это явно не проститутка, а гетера, с которой можно провести вечер и даже поговорить о поэзии, или о чем ином возвышенном, а уж потом, познакомившись поближе, предаться наслаждению.

— Исправник Молчанов — подлец. Так и есть, он избил мою подругу, она чуть не умерла. Нынче все еще дома, на ноги не встать ей, с переломами и синяками. Благо мне достался господин Жебокрицкий, — сжав ручки в кулачки, говорила Марта, а я уже положил второй серебряный рубль на столик, за которым мы разговаривали.

— И что Жебокрицкий? — ну чисто любопытство обуяло.

А вдруг у того, кто явно записался ко мне во враги, есть особенные извращения или предпочтения? Подобное же можно использовать. Вот, к примеру, ежели он мазохист, так на каком-то приеме можно рассказать о том, что, дескать, ученые доказали, что те, кому нравится боль при утехах интимного характера — не люди, ибо не владеют своим сознанием. И после обратиться к жабе: «А вы, господин Жебокрицкий, как считаете?» Ох, хотел бы я посмотреть на него.

— Ну, боль любит, или чтобы его рабом называли, может, содомит, или ещё что… — распалялся я, пытаясь выудить информацию.

— А месье знает толк в извращениях! — усмехнулась проститутка.

— Право слово, — рассмеялся я. — Увлекся. Так что? Ничего с ним?

— Почти что и ничего… два вздоха, два крика, и дальше пить водку, — вздохнула Марта.

Впрочем, это она уже сказала с улыбкой. Очевидно, Жебокрицкий всё-таки был, что называется, легким клиентом, а вот каких иных могло и достаться девушке за её же услуги.

Я не знаю, и почему мне с ней так легко говорить? Ни в коем случае общаться с дамочкой не следует, но когда о некоторых интимных, запретных темах можно поговорить открыто, это несколько располагает. Все же в будущем запретных тем меньше, и женщины более раскованы, причём вовсе и не обязательно, что при этом распущены.

— Ты будешь на суде? — спросил я уже напрямую.

— Да. Но кем? Заседания не публичные, — спросила Марта. — И еще, барин…. — Марта опустила взгляд, но тут же подняла его, распрямила плечи и произнесла твердо: — мне после этого не будет места в городе. Я же это понимаю. Тех сорока рублей не хватит, чтобы начать новую жизнь, даже с моими сбережениями. Мне еще сто рублей мадам отдать, чтобы выкупиться.

— И откуда ты такая взялась? — спросил я, продолжая удивляться рассудительности Марты.

— Из тех ворот, что и весь народ! Повидали б вы с моё, — сказала девушка, с виду совсем молодая.

— На земле же ты работать не будешь? А денег больше дать, у меня и будет, — сказал я, предполагая даже предложить Марте переселиться к мне в имение.

— У вас хватит смелости пойти против… сильных людей в губернии? — спросила с надеждой в голосе Марта. — Если не оставите меня, я хоть на земле, хоть… но более за деньги не лягу ни с кем. Обрыдло все это, мочи нет.

Я задумался. Почему-то сразу пришел в голову образ Кулагина. Создается впечатление, что именно этот чиновник — теневой хозяин города. И такая девица, как Марта, не может не быть в поле зрения такого дельца, как Кулагин.

— Тогда давай договоримся без денег. Ты сделаешь все, и отыграешь свою роль так, как если бы играла в Мариинском театре. После тайно, сразу же после суда, уезжаешь из города. Ждать тебя буду на почтовой станции в Якимовке. Лучше, чтобы ты сама меня там ждала. Крышу над головой обещаю, еду также. А дальше посмотрим, но ремесло свое забудешь. Вот мои условия, — сказал я.