Красный мотор (СИ) - Тыналин Алим

— Что-то беспокоит, Николай Фомич?

— Вчера вечером замечена подозрительная активность со стороны складов. И еще — двое новых рабочих из последнего набора… Слишком уж интересуются электрощитовой.

Я кивнул. После истории с Варварой и Звонаревым на автобазе мы усилили бдительность. Всякое могло случиться. Лишь бы не сорвать открытие.

В главном сборочном цехе уже кипела работа. Молодые комсомольцы развешивали гирлянды и плакаты. Нестеров, главный инженер, проверял готовность конвейера. Его коренастая фигура в неизменном синем халате мелькала то тут, то там между станками.

— Как дела, Сергей Петрович? — окликнул я его.

— Все по графику, Леонид Иванович, — он вытер замасленные руки ветошью. — Конвейер отлажен, первые машины готовы к сборке. Молодцы ребята, всю ночь работали.

Я осмотрел сборочную линию. Вспомнилось, как еще год назад здесь было пустое поле. А теперь огромные светлые цеха, современное оборудование, обученные рабочие. И все это построено в рекордные сроки, гораздо быстрее, чем в той истории, которую я помнил из будущего.

В дальнем углу цеха я заметил знакомую фигуру в потертой кожанке. Звонарев проверял готовность испытательного стенда. Рядом Варвара в синем халате настраивала измерительные приборы. Даже в такой ранний час они были полностью погружены в работу.

Откуда-то из глубины завода донесся гудок. Началась пересменка. Скоро прибудут первые гости. Орджоникидзе должен приехать к десяти. А там и Звяга появится со своей новой партячейкой. Будет учить нас, производственников, как правильно строить социализм.

Я еще раз окинул взглядом огромный цех. Где-то там, в будущем, которое я помнил, этот завод станет гигантом автомобилестроения. Но сейчас все только начинается. И очень важно не допустить никаких сбоев в этот исторический день.

— Николай Фомич, — повернулся я к Рябчикову, — усильте наблюдение за электрощитовой. И проверьте этих новых рабочих. Что-то мне подсказывает — сегодня будет жаркий денек.

До начала церемонии оставался час. Накрапывал мелкий ноябрьский дождь, но несмотря на непогоду, на площади перед заводом уже собирались люди. Колонны рабочих с красными флагами, духовой оркестр настраивал инструменты. На трибуне комсомольцы в брезентовых плащах поправляли портреты членов Политбюро.

Я как раз проверял готовность демонстрационного грузовика, когда ко мне подбежал встревоженный Рябчиков. Его обычно невозмутимое лицо выражало беспокойство:

— Леонид Иванович! В главной электрощитовой неполадки. Похоже на умышленную порчу.

Вот сволочи. Все-таки смогли напакостить.

По пути в щитовую я отметил четкую работу службы безопасности. У входа дежурили двое рабочих из заводской охраны, держа под присмотром хмурого человека в спецовке электрика.

Внутри щитовой нас встретил Бойков. Петр Сергеевич молча показал на главный распределительный щит немецкого производства. Несколько важных предохранителей вывернуты, а силовые кабели повреждены.

— Вот, смотрите, — Бойков нахмурился. — Если бы не заметили, конвейер встал бы прямо во время церемонии.

В этот момент в помещение стремительно вошел Прокоп Силантьевич Звяга. Его коренастая фигура в потертой кожаной тужурке как-то сразу заполнила небольшое помещение щитовой. Широкое скуластое лицо побагровело от возмущения, маленькие серые глаза сверкали из-под козырька фуражки со звездой.

— Вот он, результат отсутствия политработы! — прогремел он своим командным голосом. — А я предупреждал, что нужно усилить бдительность!

Задержанный электрик, некто Семен Кротов, принятый две недели назад, угрюмо молчал. Рябчиков показал мне его документы:

— Направлен якобы от биржи труда, но проверка показала, что бумаги липовые.

В щитовую уже спешили вызванные Бойковым специалисты во главе со Степаном Нефедовым, старым электриком, работавшим еще на дореволюционных заводах. Его морщинистое лицо выражало спокойную уверенность.

— Сделаем, Леонид Иванович, — сказал он, осмотрев повреждения. — Предохранители есть запасные, а кабель можно временно нарастить.

За окном под дождем гремел оркестр. На площади собирались колонны с транспарантами «Даешь советский автомобиль!» и «Пятилетку в четыре года!». Я посмотрел на часы. До приезда Орджоникидзе оставалось сорок минут.

— Петр Сергеевич, — обратился я к Бойкову, — проследите за ремонтом. А вы, Николай Фомич, — это уже Рябчикову, — проверьте остальные ключевые объекты.

Звяга продолжал греметь о необходимости усиления партийного контроля, но я уже спешил в главный цех. Нужно срочно проверить готовность конвейера и праздничной трибуны.

Происшествие в щитовой лишний раз показывало, что люди Рыкова не оставляют попыток помешать нашей работе. Но сегодня им это не удастся.

— Это же явное вредительство! — Звяга шел за мной по коридору, припадая на левую ногу, это у него след старого ранения в Гражданскую. — А все потому, что вы, товарищ Краснов, слишком мягко относитесь к социально чуждым элементам.

Я остановился. Звяга почти уперся в меня широкой грудью, обтянутой потертой кожанкой. На лацкане тускло поблескивал партийный значок образца 1917 года.

— Прокоп Силантьевич, давайте сначала разберемся…

— А чего тут разбираться? — перебил он, сверкая глубоко посаженными глазами. — Вот взять хоть вашего главного инженера Циркулева. Типичный представитель старой технической интеллигенции. А вы ему полное доверие!

— Циркулев — прекрасный специалист…

— Вот-вот! — Звяга торжествующе поднял узловатый палец. — Все вы, хозяйственники, только о производстве думаете. А политическая сознательность? А классовая бдительность?

Он достал из нагрудного кармана потрепанный блокнот:

— У меня тут целый список фактов. Вот, пожалуйста. В конструкторском бюро до сих пор работают двое сыновей бывших фабрикантов. В бухгалтерии засели бывшие купеческие приказчики. А ваш новый начальник снабжения? Говорят, его брат эмигрировал в девятнадцатом…

— Послушайте, товарищ Звяга, — я постарался говорить как можно спокойнее. — Сейчас главное — запустить завод. Нам нужны квалифицированные кадры.

— Вот оно, типичное буржуазное спецеедство! — загремел Звяга. — Я уже написал докладную в райком. Необходимо провести чистку среди технического персонала.

За его спиной я заметил спешащего к нам Бойкова. Слава богу, хоть какой-то повод прервать этот бесполезный разговор.

— Простите, Прокоп Силантьевич, производство требует моего внимания, — я сделал шаг в сторону.

— Вот именно! — Звяга погрозил мне пальцем. — Только производство! А партийно-воспитательная работа? Вечером на заседании партячейки будем разбирать ваше отношение к политической работе в массах!

Я поспешил к Бойкову, чувствуя спиной тяжелый взгляд секретаря партячейки. С этим человеком еще будет много проблем. Но сейчас главное успеть подготовить завод к торжественному открытию.

К десяти утра дождь прекратился. Площадь перед заводом заполнили колонны рабочих с красными знаменами. Духовой оркестр гремел «Интернационалом». На праздничной трибуне, украшенной кумачом и портретами вождей, собрались почетные гости.

Я стоял рядом с Бойковым, наблюдая за прибытием делегаций. Орджоникидзе появился точно в назначенное время. Серго, как всегда энергичный, в длинной кавказской шинели, быстро поднялся на трибуну. За ним следовали представители ВСНХ и местные руководители.

— Ну как, Леонид, все готово? — негромко спросил он, пожимая мне руку.

— Полностью, товарищ Орджоникидзе. Конвейер проверен, первая машина на линии.

Вслед за Серго на трибуну поднялся Карл Янович Бауман, худощавый, подтянутый, в отличном темном костюме и пенсне на черной ленте. Как секретарь Московского комитета партии, он держался с подчеркнутой деловитостью.

Митинг открыл председатель горсовета, затем слово взял Бауман:

— Товарищи! Московская партийная организация внимательно следила за строительством первенца советского автомобилестроения. Сегодня мы видим результаты ударного труда рабочих и инженеров…