Евгений Красницкий - Бешеный Лис
– Хотела посмотреть: на сколько у тебя терпения хватит?
– Ну и язва ты все-таки!
– А ты думал, что платок привез, так я перед тобой половиком стелиться буду?
– Нет, я думал, что ты почувствовала, как мне кличка Бешеный подходит, и я тебе опротивел, – сам для себя неожиданно признался Мишка. – Ты же меня ВСЕГО тогда почувствовала… поняла. Я ведь и правда бешеным бываю.
– Ты книжек поменьше у попа читай! – насмешливо ответила Юлька и, неожиданно посерьезнев, добавила: – Да какой же муж без ярости? Кому он нужен? Только в обоз!
– Боярин – «Бо ярый». Так?
– Слава богу, не все мозги еще отбили!
– А еще: «Делай, что должен, и будет то, что будет»?
– А как же иначе?
– Бывает и иначе. – Мишка попытался с ходу привести какой-нибудь пример, но не успел ничего придумать – Юлька безапелляционно заявила:
– Не бывает! А если бывает, то – не муж!
– А как же бабы за обозников замуж выходят?
– А и они не бабы. Знал бы ты, сколько уродов с виду обычными людьми кажутся! Только мы – лекарки – и знаем. Иного бы и не лечить, а отравить, чтобы не плодился.
– Что? И это лекарка говорит?
– Ты Чифа привез?
«Блин, опять. Ну как с ней разговаривать?»
– Привез.
– Мы с Мотей могилку выкопали, место хорошее – под деревьями…
Голос у Юльки потеплел, в нем появились завораживающие лекарские интонации.
– Не надо, Юль. – Мишка досадливо поморщился. – Перестань.
– Чего не надо?
– Не действует на меня твой лекарский голос, говори, как обычно.
– Подумаешь, очень надо!
Юлька возмущенно фыркнула и выскочила вон. Понятно: «главный калибр» дал осечку. Мишка вовсе не хотел ее обижать, но по сравнению с тем, как утешала его мать, Юлькины психологические экзерсисы показались такими фальшивыми…
* * *– Михайла! – Голос старосты вернул Мишку к действительности. – Уснул, что ли?
– Что, Аристарх Семеныч?
– Где грамота от епископа? Давай сюда!
– Так у тебя должна быть, Аристарх Семеныч, я как с сестрой передал, больше ее не видел.
– Да? Ну, значит, у меня. Всего не упомнишь. – Староста Аристарх поглядел туда-сюда, будто грамота могла валяться где-то тут, на дворе. Ничего, естественно, не обнаружил и принялся излагать пастырское послание по памяти: – Значит, так: упрекает нас епископ туровский Феогност за то, что пастырь наш отец Михаил в болезни неухожен, не присмотрен…
* * *Нынешней ночью Мишка совершил преступление – выпустил пленного волхва, захваченного в Куньем городище. Дождавшись, пока все шумы на подворье затихнут, пришкандыбал на костылях в сарайчик, где держали пленного волхва, долго чиркал кресалом, наконец зажег огарок свечи. Волхв, нестарый еще мужик, закутанный в традиционный для волхва плащ из белой шерсти, сильно перепачканный, лежал в углу связанный по рукам и ногам, на свет и произведенный Мишкой шум даже не обернулся.
– Я пришел тебя отпустить, – негромко произнес Мишка. – Вот тут топор, немного еды, огниво – в дороге пригодится. Покажу тебе лаз через тын. Выберешься, повернешь налево, пойдешь… – Волхв никак не реагировал на Мишкины слова, хотя должен был проснуться, если вообще спал. Поэтому Мишка на всякий случай спросил: – Ты хоть слушаешь? Голос-то подай.
– Слушаю, – глухо отозвался волхв.
– Тогда обернись, – потребовал Мишка.
Волхв заворочался на соломе, сощурил глаза на свет свечи.
– Пойдешь налево вдоль тына, – продолжил Мишка с того места, на котором прервался, – пока не выйдешь к речным воротам. Там увидишь мостки через реку, а на том берегу дорогу. Эта дорога выведет к Нинеиной веси. Знаешь Нинею?
– Чего молчишь? Знаешь или нет?
– Слыхал. – Волхв опять ответил односложно и таким голосом, будто был недоволен, что Мишка его разбудил.
– До Нинеиной веси по дороге полдня пути, к утру доберешься. Даже если наши и вышлют погоню, Нинея тебя не выдаст, но, скорее всего, погони не будет. Куда идти дальше – твое дело.
Мишка снова сделал паузу, но волхв молчал. Не удивился, ничего не спросил, пришлось давать объяснения по собственной инициативе, не дожидаясь расспросов.
– Отпускаю тебя не просто так: передашь весть и ответишь на мои вопросы, после этого будешь свободен. Согласен?
– Кому весть? – Волхв наконец проявил хоть какое-то любопытство.
– Не знаю, сам думай или у Нинеи спроси. Весть такая. – Мишка пригнулся поближе к волхву, насколько позволяли костыли, и заговорил медленно и отчетливо, чтобы мужик все правильно понял и запомнил: – Тот поход на языческие капища и селения, про который ты знаешь, – не последний. В Турове завелся грек, зовут Илларионом, служит секретарем митрополита. Этот Илларион надумал собрать полк из монахов, обученных воинскому делу. Можно сказать и иначе: основать монастырь для воинов. Полк этот никому из князей подчиняться не будет, епископу – тоже. Только митрополиту киевскому, а может быть, даже и патриарху царьградскому. В Турове несколько дней назад по велению епископа сожгли живьем двух ведунов. Если затея Иллариона удастся и он наберет силу, уставит такими кострами всю Русь. Пресекать это надо быстро, пока Илларион в силу не вошел, потом будет поздно. Все понял?
– Понял, руки развяжи. – Волхв снова отвернулся от Мишки, подставляя связанные за спиной руки.
– Нет. – Мишка распрямился и сделал шажок назад. Нападения он не боялся, но чувствовал себя на костылях неуверенно, а на что способен волхв, даже связанный, представлял себе плохо. – Пока на мои вопросы не ответишь, не развяжу.
– Дурак! – пробурчал пленник, все еще лежа спиной к Мишке. – Я ни рук, ни ног не чую, как пойду?
– А никак. Не станешь отвечать или соврешь, оставлю тебя здесь, а весть сам найду как передать.
– Спрашивай. – Волхв снова повернулся лицом к собеседнику.
– Заклятие на Татьяну накладывал?
– Тебе-то что?
Мишка немного выждал, но продолжения не последовало, тогда он сделал вид, что поворачивается к двери, и пригрозил:
– Или отвечаешь, или я ухожу.
Угроза не подействовала, волхв молчал, пришлось действительно развернуться и шагнуть к двери, только тогда за спиной прозвучало:
– Накладывал… чрево затворял.
– Почему не сразу подействовало? – быстро спросил Мишка.
– Случается… иногда… – Пленник попытался пожать плечами, но из-за неудобной позы и веревок получилось лишь склонить голову к левому плечу.
– А не потому ли, что ей о твоем заклятии рассказали только после того, как она уже близнецов родила?
Мишка впился глазами в лицо волхва, чтобы уловить хоть какую-то мимику, даже свечу поднял повыше, но связанный мужик сохранял философское спокойствие:
– На все воля богов.
– Врешь! – Мишка понял, что почти выкрикнул это свое «врешь», и понизил голос. – Пока человек о проклятии не узнает, оно на него не действует. Так?
– …
– Так или нет?
– …
– Ну как хочешь, я ухожу.
– Так. – Признание явно далось волхву с трудом, деланое спокойствие пропало, на лице проступило выражение жгучей ненависти.
– Когда ей черную весть передали? Ну!
– Не понукай, не запряг, – огрызнулся пленник, но было заметно, что это он так – для удовлетворения самолюбия, расскажет же правду. – Как узнал, что у нее младенец в моровое поветрие помер, так и велел ей передать, что детей у нее больше не будет… живых.
– Понятно. Повернись, веревки перережу.
Мишка перехватил стягивающие волхва веревки кинжалом и снова попятился к двери. Как выяснилось, боялся он зря – волхв действительно не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Неизвестно, сколько времени его держали связанным, может быть, с самого захвата городища. Тогда дело могло кончиться скверно. Но нет, вязать пленных ратнинцы умели, волхв ругнулся сквозь зубы и попытался растереть руки. Получалось плохо, и Мишка решил немного успокоить волхва:
– Не спеши, время есть.
– Кто она тебе? – поинтересовался волхв.
– Татьяна? Тетка.
– Что ж не спрашиваешь, как заклятие снять? – Пленник, видимо окончательно поверив в близкое спасение, разговорился.
– Сам знаю.
– Ну уж… – Удивление было искренним, волхв даже перестал растирать затекшие руки.
– Все просто, – спокойно объяснил Мишка. – Сделаю куклу, проткну ей иглой живот, потом на глазах у Татьяны эту иглу выну, а куклу сожгу. Какие при этом слова нужно говорить, тоже знаю. Ничего сложного.
– Нинея научила?
– Сам – не дурак.
Волхв пожал плечами и снова принялся восстанавливать кровообращение в руках. Некоторое время тишину в сарае нарушало только его сопение, потом волхв, словно спохватившись, спросил:
– Что со Славомиром, знаешь?
– Убит.
– А те, кто с ним уходил?
– Тоже.
– Точно знаешь? – Волхв вперился в Мишку недоверчивым взглядом. – Только слышал или сам видел?
– Сам трупы видел. А Славомира, без лица и языка, в лесу оставили, с подрезанными жилами.
