Александр Сапаров - Назад в юность
— Ну, вы же молодой человек не будете применять силу к слабой женщине? — Сказала она мне.
И действительно силу я не применял, просто на следующей станции, я осторожно взял цветок из ее рук и поставил на перроне и потом с улыбкой посмотрел на нее. Она посмотрела на меня взглядом василиска и вышла на перрон, а я аккуратно закрыл за ней дверь. Только мы отъехали, как в вагоне послышался громкий крик:
— Проводник! Проводник, где ты шляешься?
Когда я поспешил на этот вопль, то увидел двух ревизоров, один из которых громко звал меня.
Когда я подошел и представился, он подозрительно посмотрел на меня:
— Ты кто такой? Почему не знаю? Признавайся, сколько зайцев везешь?
— Что никого! Не может быть! Здесь всегда зайцы с билетами на электричку пасутся, сейчас мы их оштрафуем, и тебе наука будет
Но к его удивлению и моему облегчению зайцев в моем вагоне не было и ревизоры, не солоно хлебавши, проследовали дальше.
На следующую поездку у меня уже лежала бутылка коньяка и, когда по прибытию поезда в Ленобласть в вагоне раздался крик:
— Проводник где ты там!?
Я поспешил навстречу и предложил ревизорам посидеть в служебном купе отдохнуть, отдохнули они хорошо, почти до самого Ленинграда, где, с не очень большим желанием, встали и продолжили свою нелегкую работу. Зато в следующие поездки, когда я слышал голос ревизора орущий: «Проводник!» Я появлялся, и ревизор Саша сразу умолкал и, поздоровавшись со мной, переходил в следующий вагон.
Но в эту поездку этот вопль был для меня еще в новинку и изрядно воздействовал на психику. Когда около восьми вечера мы остановились у перрона Финляндского вокзала, моя напарница, доверив мне высадку пассажиров, сидела и зашивала дыры в наматраснике. Когда я спросил ее, зачем ты это делаешь, она коротко ответила:
— Увидишь.
И действительно увидел, после выхода всех пассажиров, наш состав отогнали на двести метров и поставили на запасные пути и, тут я увидел интересную картину, как из всех вагонов появляются проводники и по двое тащат набитые пустыми бутылками наматрасники. Валя тоже торопилась, до закрытия магазина принимающего бутылки осталось всего ничего, и мы, пробежав вагон и сложив всю тару в наматрасник поспешили в магазин, который располагался практически у вокзала. Тащить груз, весивший больше тридцати килограмм, было тяжеловато, но дело того стоило. В магазине мы сели в конец очереди из таких же сдатчиков. Мне такая картина не очень понравилась, и я подошел к подозрительному типу бомжеватой наружности, помогавшему скупщику:
— Слушай мужик, можно это как-то побыстрей оформить?
— Конечно, сдавай по десять копеек бутылку, я сейчас все приму.
Я поднял удивленную Валю, и мы быстренько затащили наматрасник с заднего хода, где бутылки были сосчитаны и нам выданы деньги в размере четырнадцати рублей и мы поспешили в вагон, за следующей партией бутылок, и получили еще десятку. Если учесть, что мой аванс в больнице равнялся тридцати рублям, то заработали мы с Валей очень неплохо. После этого, мы поспешили в ближайший гастроном, где и оставили все эти деньги, закупив всякой вкуснятины для себя и своих родных.
Когда мы с Валей подошли к вокзалу, я обратил внимание на бабушек, торгующих ягодами. Посмотрев на цены за чернику, я схватился за голову, таких цен в нашем городе не было, и тут у меня родилась идея для моего товарища Амелина, который так страдал от нехватки финансов.
Идея заключалась в том, что приезжая на конечную станцию в небольшом лесном поселке, где я был только позавчера, можно за бесценок покупать там ягоды, и затем продавать их здесь торговкам. Для этого надо было только перенести купленные ягоды из одного состава в другой и завтра они уже будут в Ленинграде.
На следующий день, когда я выложил эту идею Амелину, тот был в восторге и немедленно предложил мне еще один план по заработкам, закупить пару ящиков пива и продавать его с наценкой. Мне эта идея не понравилась, и я сказал, что этим заниматься не собираюсь.
Два дня у нас было выходных, которые я провел дома, за столом, стараясь воспроизвести в памяти все, что я помнил по трансплантологии и последних эндоскопических хирургических методиках, старательно записывая все в клеенчатую общую тетрадку.
Выходные пролетели быстро, и на этот раз мне опять предстоял рейс в Ленинград, но это был уже совсем другой маршрут. Посадка была около девяти часов вечера, все пассажиры здесь ехали до конечной станции и поэтому, до Питера практически никто нас не тревожил. Только вечером я раздал постельное белье, а утром напоил пассажиров чаем. В этом рейсе со мной была напарницей, женщина уже пенсионного возраста, которая с удовольствием переложила все обязанности на меня, и только попивая чай в купе проводника, рассказывала о том, какая нынче пошла невоспитанная молодежь. Рано утром мы прибыли в Ленинград, и после высадки пассажиров наш состав отправили на дневную стоянку в Рыбацкое, тогда еще самую окраину Ленинграда. Я тем не менее позвонил своей тетке и отправился в центр, просто поболтаться по городу. Погуляв по Невскому проспекту, и заглянув в Гостиный двор, я отправился к тетке на Васильевский остров, где и провел остаток дня. Обратный рейс также прошел без особых проблем. Но в депо меня ждала уже негодующая бригадир одного из рейсов, ей не понравилось поведение наших двух девушек, которые вместо работы уединялись в служебке вместе с понравившимися им молодыми людьми, и чем они там занимались одному богу известно. Может, если бы эти девочки делали это менее демонстративно, скандала бы и не было, но тут коса нашла на камень, а все претензии высказаны мне. Пришлось мне проводить беседу с девицами. Со стороны это наверно было очень интересно смотреть, когда парень шестнадцати лет поучает девушек девятнадцати, как они должны себя вести и что делать на работе. Хотя девушки перепугались, когда я объяснил, чем могут закончится их развлечения, и обещали в будущем вести себя скромнее, но мне все равно казалось, что придется их наверно убирать из отряда, иначе проблемы будут. Мой командир между тем ловко уходил от таких разговоров, свалив все на меня, сказав, что, как комиссар именно я должен заниматься такими делами.
Постепенно все наладилось, большинство наших товарищей работали хорошо, и пришлось уволить только одного второкурсника, который никак не мог понять, что работать все время пьяным никак не получится. И то Амелин старался его защищать до последнего, хотя я и говорил, что лучше мы уберем его, чем этим займется отдел кадров депо. Девушки же продолжали свои развлечения, но делали это не так явно, и похоже бригадир на них махнула рукой и больше по этому поводу ко мне не обращалась.
Когда мы с Амелиным первый раз вместе поехали в рейс, я наблюдал, как он, пыхтя, затаскивает в вагон два ящика пива. Я должен был отдыхать первым и ушел после посадки спать, когда через четыре часа я встал и пошел менять Амелина, то обнаружил интересную картину. У него в купе около столика на полу стояло штук восемь пустых бутылок, а сам он был слегка навеселе и объяснил мне, что торговля у него не идет, он не может продать людям пиво дороже, чем оно стоило:
— Совесть не позволяет. — И поэтому с горя решил выпить все пиво сам. Он, конечно предложил и мне присоединится к этому делу, что я с удовольствием и сделал, потому что было очень душно и выпить бутылочку пивка было очень кстати. Я пил пиво и думал, что в моей первой жизни после определенных событий в нашей стране, совесть позволяла многим людям гораздо больше.
Но зато, когда мы приехали на конечную станцию, Амелин скупил всю чернику, которую смогли принести женщины, работавшие на железной дороге, и заставил ведрами все рундуки под сиденьями в служебках. И пока мы ехали назад, он все считал, как герой известной сказки, как он будет умножать свои богатства. Но, тем не менее, через день в Ленинграде он продал всю чернику торговкам у вокзала в два раза дороже, чем покупал. Они покупали по такой цене охотно, потому что сами продавали еще в два раза дороже, причем им не надо было идти в лес и собирать ягоду.
Так в работе прошел июль потом август, я втянулся в нее и мне даже она начала нравится, иногда я сидел у окна, глядя на пролетающие мимо телеграфные столбы и думал:
— А может к черту все это, а просто работать проводником, не думать ни каких проблемах.
Тем более, когда я получил свою первую заработную плату за июль, я даже не ожидал, что будет так много денег, правда я наработал почти двойную норму часов и мне еще доплачивали небольшие деньги за работу комиссара, но, тем не менее, получить в те годы больше пятисот рублей в месяц было очень неплохо.
У меня был один из последних рейсов. Он был у меня вне графика, и я вновь попал в вагон вместе с пожилой женщиной, с которой уже работал в начале июля.
Вечером Евгения Ивановна жаловалась на боли в груди, больше лежала, и я делал все один. Утром, когда я поднял пассажиров и потребовал сдавать постели и готовится к приезду, она все-таки встала и решила помочь мне напоить пассажиров чаем. Но буквально через несколько минут, она схватилась рукой за грудь захрипела и упала на пол. Когда я наклонился над ней, она уже не дышала, пульсации на сонных артериях также не было. Я сунул ей подушку под шею и начал делать искусственное дыхание и массаж сердца. В это время в дверях столпилась куча пассажиров, которые пришли сдавать постельное белье и начали мне давать море всяких глупых советов.
