Роман Злотников - Американец
— Епырь. «Заяц» на языке ее предков. А у вас хороший слух!
— Не жалуюсь. А имя ей идет. Звезда. Звездочка… — он снова улыбнулся, — кстати, моя фамилия означает «образец». А имя — «величие», или «внушительная сила». Так что я, получается, «образец величия»! — и он весело засмеялся. Мне же смеяться не захотелось. Вспомнились истории про триады,[110] читанные в моем времени. Да и то, как быстро выполняли домашние его распоряжения, навевало интересные мысли. Опять же, у внука его, по местным понятиям, одежда была слишком уж целая…
— Может быть, ваши родители не так уж и промахнулись? — ответил я, — иногда внутренняя суть вовсе не соответствует тому, что о нас думают окружающие.
Старый китаец, вместо того чтобы что-то ответить, разлил чай по крохотным чашечкам и отхлебнул.
— Пробуйте, Юрий! — поощрил он меня, — это мой любимый чай, с жасмином.
Пришлось дегустировать чай. Честно скажу, в зеленых чаях я не дока. А вкус этого был слишком необычен.
— Непривычно! Но утоляет жажду! — резюмировал я.
— Верно, Юрий! Вы снова попали в точку! Но не все, что не принято — плохо, верно? Здесь, к примеру, не принято общаться с белой леди, у которой сын — черный.
— Здесь вообще не принято, чтобы у «мисс» был ребенок, — дополнил я, — не обращая внимания на цвет его кожи!
— А вот тут вы не правы, молодой человек. Стелла была замужем! И забеременела и родила в замужестве. Но муж, увидев цвет кожи ребенка, побил ее и обратился в суд за разводом. Американцы не любят разводов. Но в данном случае суд не только быстренько удовлетворил его просьбу, но и лишил ее и ребенка содержания. Отдельной частью постановления суда ей было запрещено называться «миссис» и использовать фамилию мужа. Так что она теперь снова под девичьей фамилией.
Мне хотелось спросить, откуда он это знает. По виду Тому шел уже четырнадцатый год, так что история была давней, старше этого дома. Так что случилась она не здесь. Но… Вспоминая свои предыдущие мысли про этого китайца, я решил не высказывать сомнений.
— Но ведь то, что она родила ребенка в браке, не означает, что ребенок этот — от мужа, верно?
— Не означает, — согласился Фань. — Конечно, не означает! Но Стеллу выдали замуж, когда ей еще и четырнадцать не исполнилось. На родине ее предков так принято.[111] А родила она почти ровно через девять месяцев после свадьбы.
— И все равно, — зачем-то упорствовал я, — это ничего не значит!
— Вот и соседи так же думают, — вздохнул он. — И возразить им нечего. Вопросы крови — темные вопросы. Но есть еще кое-что. Ее бывшему мужу упорно не везло. Через полгода он снова женился. И вот беда — жена тоже родила слегка черненького мальчика. Муж взбеленился, избил ее до смерти, выбросил из окна ребенка, а потом выбросился и сам. Невезение…
Тут уже промолчал я. Потом аккуратно сказал:
— У меня на родине ученые считают, что иногда проявляется кровь далекого предка. Деда или даже прадеда. Я слышал такие истории. Так что ее мужу стоило злиться не на жен, а на свою бабушку, к примеру.
— Именно, Юрий! Бедную Стеллу обидели ни за что. И я рад, что у девочки прибавилось друзей!
— Простите, мистер Фань, но о чужом человеке так не беспокоятся. Кто она вам?
— Друг, Юра! Просто — друг! — тут он лукаво подмигнул мне, — увы, юноша, я не в том возрасте, чтобы юные женщины были мне больше, чем просто другом.
Я бы не назвал Стеллу юной. Если ее выдали замуж в неполные четырнадцать, и Том сейчас в том же возрасте, получается, ей сейчас двадцать восемь… Считай, на два года старше меня! А я и себя не считал слишком юным.
— Юрий, поверьте, пройдет не так много лет, и вы поймете, что двадцать восемь — это еще молодость! — старый Фань, казалось, прочел мои мысли.
— Возможно, — не стал спорить я, — но если вы хотели обелить Стеллу в моих глазах, то напрасно. Я не делю людей по цвету кожи.
— А вот об этом, собственно, я и хотел с вами поговорить! И разговор выйдет долгий. Вы не голодны?
— Не так давно я пообедал, так что я сыт, — признался я, — но, если вы угостите меня баоцзы или лапшой по-сычуаньски,[112] боюсь, я не устою!..
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…И лишь много позже я сообразил, что Фань Вэй мог пригласить меня в подвал, и там мы пообщались бы тихо. И незаметно для соседей. Однако длительное совместное чаепитие, а потом и обед на заднем дворе видели многие. Слишком многие. Видимо, Стелла и правда была ему другом. И целью чаепития и обеда было не только сделать мне предложение или пообщаться на тему ее трудной судьбы, но и обрезать мне путь назад, „сжечь мосты“, так сказать…»
Нью-Йорк, Бронкс, 20 апреля 1896 года, понедельник, утро
— Ты что, спятил, что ли?! — наскочил на меня Тед, едва я вошел в аптеку, — сдурел без бабы?!
Честно говоря, я ошалел. Тед Джонсон всегда был сдержан и вежлив. И, судя по общению с семьей, терпелив (попробуйте полгода содержать шестнадцать крикливых, как большинство южан, родственников, с детьми и подростками, в не очень большой квартире, и вы оцените!). Со мной же как партнером Тед был повышенно обходителен. Тем более неожиданным было то, что он орал на меня, брызгая слюной. А если еще учесть, что вчера разговор с Фань Вэем мы завершили употреблением вовнутрь не слишком умеренного количества китайской рисовой водки… После чего меня к тому же неожиданно потянуло не в сон, а тренироваться… В общем, у меня дико болели мышцы, во рту было противно и сухо, а голова раскалывалась.
В общем, я не выдержал, уперся партнеру в грудь обеими руками, отодвинул его от себя и тихо, но увесисто произнес:
— Не смей орать на меня! Никогда, понял?
Джонсона будто «выключили». Он помолчал с минуту, потом отошел в каморку, служившую в аптеке «столовой», налил из бака воды в кружку, выпил… Потом, помолчав еще немного, осипшим от крика голосом тихо спросил:
— Кофе-то будешь?
— Кофе буду! — подтвердил я после секундного прислушивания к реакции организма на это предложение.
И Тед стал варить кофе по своему фирменному рецепту. Когда кофе был разлит по чашкам и мы просмаковали несколько глотков, он так же тихо спросил:
— Юра, зачем ты это с нами сделал? Ты понимаешь, что репутация — дело тонкое и что к тебе теперь придет меньше народа. А ведь я вложил сюда свои деньги. И дал гарантию под возврат кредита. Если мы прогорим, то я еще долго буду отдавать долги. И тебе снова придется начинать все сначала. Ты понимаешь это?
Я помолчал. Я знал, что ответить, но знал и то, что у меня лишь одна попытка убедить его. Так что надо ответить «в цвет». Так, чтобы он услышал. Поэтому я некоторое время держал паузу, дожидаясь у момента, когда он перестанет жалеть себя и будет готов слышать меня.
— Ты не слишком верно обрисовал перспективу, партнер! — сказал я ему, когда мне показалось, что момент настал. — Вчера я не сократил число клиентов. Я его резко расширил! А сократил я, наоборот, наши расходы на раскрутку проекта!
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Идея, которую я ему пересказал, была проста и для нашего времени банальна. Обычная франшиза.[113] Я убеждал партнера, что наш товар куда нужнее в эмигрантских и „цветных“ районах, и что именно там полиция возьмет за такой бизнес меньше. А поначалу это вообще можно начать бесплатно, по крайней мере на Пяти углах, Фань Вэй определенно это обещал. А через Тома можно попробовать развернуть пункт в „черном“ районе Бруклина.
В общем, доводы оказались убедительны, так что Джонсон согласился. И буквально в течение недели у нас появились „точки“ на Пяти углах в Манхэттене и в Бруклине. Причем товар пользовался таким спросом, что уже в первую пятницу Джонсон признал, что можно начать выплату зарплаты…»
Санкт-Петербург, 22 июня 2013 года, суббота, двадцать минут четвертого, почти утро
Алексей отложил чтение, сходил в ванную и умылся, чтобы отогнать сон. Спать хотелось неимоверно. Но чтение захватывало. «Интересно! — подумал он, — все отмечают, что Американцу свойственен интернационализм. Но никогда я не слышал такой рациональной версии, как от него самого. Оказывается, ему просто было выгодно быть интернационалистом!»
Неподалеку от Балтимора, 22 апреля 1896 года, среда
— И что слышно от этого Ника Картера?
— Ничего, Элайя, ничего! В библиотеке он больше не появлялся, в полицию не попадал, в местах традиционного скопления эмигрантов из России его никто не запомнил…
— Что ж, будем искать, будем искать…
— Кстати, племянник, а ты не считаешь, что свадьбу Фреда и Мэри пора бы ускорить?
— Нет. Первая суббота сентября — старая традиция семьи. И, как бы мне ни хотелось увидеть внуков, я не хочу ломать традицию! И не буду!
