Андрей Земляной - Рокировка в длинную сторону
Посетители прошли в кабинет, где за большим столом красного дерева восседал импозантный мужчина в полувоенном костюме. Он поднял на вошедших голову, близоруко сощурился:
— Чем могу служить, господа?
— Герр Зейсс-Инкварт? Господин государственный советник? — несколько иронически поинтересовался один из вошедших. — Мы к вам по делу.
— Именем социал-демократической партии Австрии, — произнес другой и выхватил из кармана пиджака пистолет.
Это послужило сигналом для остальных. Они тоже вытащили оружие и в кабинете затрещали выстрелы. Зейсс-Инкварт был буквально изрешечен двумя десятками пуль. На стол перед залитым кровью трупом легла бумага, подписанная «социал-демократами и всеми честными людьми Австрии». Этот приговор гласил, что «палач австрийского пролетариата, эсэсовец и палач Артур Зейсс-Инкварт приговаривается к смерти»
Выстрелы еще не успели замолкнуть, когда насмерть перепуганная, обмочившаяся секретарша бросилась бежать. Ей было очень страшно, он силилась закричать, но лишь беззвучно открывала рот, словно вытащенная из реки форель. Цокая каблучками, словно сорвавшаяся с привязи коза, девушка выскочила на лестницу, и тут же налетела на человека в легком светлом плаще, который стоял, загораживая собой дорогу.
— Там!.. Там!.. — с трудом выдавила из себя секретарша, взмахнув рукой куда-то в пространство.
Но человек в плаще лишь ухмыльнулся:
— Вернитесь на место фройляйн. Все в порядке…
Секретарша ахнула, прикрыла рот рукой и тоненько заскулила. В этот момент сверху вышли те, кто только что расправился с Зейсс-Инквартом. И одновременно с ними в двери на первом этаже вошел человек в полувоенной одежде, такой же, как и на покойном адвокате. Увидев на лестнице группу людей, он вскинул руку в нацистском приветствии:
— Привет, товарищи по борьбе!
Человек в плаще выхватил из-под полы пистолет пулемет:
— Сдохни, кровавый засранец!
«Штейер-Солотурн» пропел короткую песнь смерти.
— Это — Глобочник. Я узнал его! — крикнул стрелявший, не переставая нажимать на спуск. — Я видел его тогда, во Флоридсдорфе!
— Уходим! — скомандовал высокий человек в тирольской шляпе. — Заричняк, Гупманы — задержитесь!
Двое братьев Гупманов — Эрих и Йозеф, оба широкоплечие и хмурые остановились как вкопанные. Третий — Заричняк, дернулся:
— Послушай, товарищ Корпф, это — не дело. Здесь сейчас полиции будет — не продохнуть…
Хлопнула дверь, обозначив, что последний из основной группы ушел. Тот, кого назвали Корпфом, повернулся к Заричняку:
— Конечно, — он жестко улыбнулся. — Ты ведь предупредил своих дружков из СС?
— Ты сошел с ума? — Заричняк побледнел. — Каких дружков? О чем ты говоришь?
— Ты знаешь, о чем я говорю, — Корпф сделал знак, и Гупманы разом схватили Заричняка за плечи.
— Я думаю, что Глобочник пришел сюда не случайно. Ты ведь сообщил о наших намерениях, только указал неверное время — на три часа позже. Поэтому-то эта нацистская свинья и приняла нас за своих… — с этими словами Корпф сунул руку под пиджак убитого Глобочника и вытащил пистолет.
Он дважды выстрелил в Заричняка, безвольно обвисшего в руках Гупманов, затем вытащил из кармана какую-то книжечку и сунул ее в карман убитого.
— Теперь пошли, — скомандовал Корпф.
В этот момент с улицы простучали выстрелы. Террористы выбежали из здания и увидели автомобиль, за рулем которого безвольно обмяк убитый здоровяк со шрамом на лице.
— Это инженер Скорцени, — сообщил обладатель пистолета-пулемета. — Тоже эсэсовец…
О взрыве на партийном съезде Сталину сообщили буквально через несколько часов после происшествия по дипломатическим каналам. Весь мир бурлил, обсуждая невиданное дело — одномоментную гибель всей правящей верхушки одной и весьма сильной страны, а Сталин лишь хмурился не в силах побороть чувство глубокой тревоги за жизнь этого странного мальчишки. Да, он говорит, что ему больше шестидесяти, и ведёт он себя как взрослый. Ну, как правило…
Иосиф Виссарионович неожиданно усмехнулся, вспомнив всегда неожиданные шалости Белова. Но здесь в этом мире, он всё равно мальчишка. И нет у него того опыта, который есть у старших товарищей. А это важно.
— Это очень важно, — произнёс Сталин вслух, и сжимая в левой руке давно погасшую трубку, встал из-за стола, прошёлся по кабинету, и остановился у окна выходившего на Кремлевский двор.
И ведь как сговорились все. Боев этот только что в рот мальчишке не смотрит. Димитров, старый подпольщик, прошедший такое, что хватит на пять биографий, предоставил в распоряжение Сашки своих лучших людей, и носился по всему Союзу, выполняя заказы на взрывное оборудование. Ну ладно, Дмитров. Он сразу почувствовал в парне опытного варнака, и быстро спелся, но вот китаец, или как там его… тибетец. Ну ведь в годах уже человек. Лет шестьдесят точно есть. И умный, и знающий, а туда же…
В тот же день Сталин отправил телеграмму с соболезнованиями в МИД Германии, а на следующий переговорил с недавно назначенным послом графом фон дер Шуленбургом о судьбе немецкого государства, немецких коммунистов и лично Эрнста Тельмана.
Шуленбург не мог сказать ничего определенного относительно будущего своей Родины, но пообещал, что так или иначе примет участие в судьбе арестованных членов компартии и лично Тельмана.
— Ни для кого не секрет, господин Сталин, что коммунисты здесь ни при чём, — заметил посол, имея в виду взрыв в Нюрнберге. — Гитлер пересажал всех коммунистов и что? Сейчас германское общество все больше и больше склоняется к тому, что этот прискорбный инцидент — дело рук иностранных разведок.
— Вот как? — Сталин был совершенно спокоен. Казалось, он даже скучал. — И кого же подозревает германское общество, господин посол? Не считают ли депутаты Рейхстага, что виновниками могут быть те, кто больше всего боялся реваншистских лозунгов покойного рейхсканцлера?
Присутствовавший на встрече Наркоминдел Чичерин глубоко вздохнул, поражаясь такому лихому нарушению протокола, но Шуленбург не обратил на это никакого внимания. Твердо глядя прямо в глаза Сталину, он отчеканил:
— Основным виновником мы считаем спецслужбы Французской республики, господин Сталин. Впрочем, возможно, что островитяне тоже приложили к этому руку.
Сталин раскурил трубку, предложил графу свои папиросы и неторопливо заметил:
— Английская буржуазия очень любит загребать жар чужими руками. И не в первый раз за большими преступления можно разглядеть английские уши. Но боязнь французов перед немецким возрождением и возможным реваншем…
Последние слова Сталин произнес с ТАКОЙ интонацией, что Шуленбург буквально подпрыгнул в кресле. Вечером того же дня в Берлин ушла шифровка, в которой говорилось о том, что Советская разведка наверняка располагает неопровержимыми доказательствами причастности французов к Нюрнбергской трагедии…
— …Товарищ Сталин, к вам Будённый, — раздалось из интеркома, и Сталин подошёл к столу.
— Пригласи.
Двери распахнулись, и быстрым энергичным шагом даже не вошёл, а влетел красный маршал.
— Читал? — Он бросил на стол сегодняшнюю «Правду», со статьёй о взрыве.
— Читал… — Сталин присел на стул, и стал спокойно выбивать прогоревший пепел из трубки. — Я можно сказать её писал.
— Это как? — казак от удивления даже отшатнулся.
— А ты думаешь, чья это работа? — Иосиф Виссарионович с ленинским прищуром посмотрел на гостя.
— Неужели ИНО расстаралось? — Семён Михайлович нахмурился. — Там конечно лихие парни…
— Нет, не они, но копаешь близко.
— Дак… — Будённый замер от мысли, которая внезапно пришла ему в голову. — Подожди, неужели ты хочешь сказать что…
— Что? — Сталин широко улыбнулся.
— Да нет, не может быть. — Семён Михайлович помотал головой, а потом задумался. — Или всё же он? Ну, мальчишка этот. Товарищ Белов, да? — Маршал буквально вперился взглядом в Сталина ловя малейшие изменения в лице, и видимо уловив что-то буквально рухнул на жалобно скрипнувший стул.
— Скажу тебе больше, — спокойно сказал Сталин. — Там на подхвате было несколько правильных специалистов, но всю операцию он спланировал и провёл фактически в одиночку.
— Невероятно… — С остановившимся взглядом Будённый сидел уставясь перед собой. И через несколько секунд, уже осмысленно посмотрел на Сталина. — Слушай Коба, так ему теперь орден давать нужно…
— Розг ему давать нужно гакотсе бичи! — ворчливо произнёс Сталин. — Никому ничего не сказал, тихо спелся с Дмитровым, и утёк. Анархист он, вот кто!
— Анархист-то он конечно да, — осторожно произнёс Семён Михайлович. — Но какое дело сделал, а? Ты же понимаешь, на кого в этот раз германца откармливали? А так у нас, будет ещё лет пятнадцать, ну десять минимум… Да мы за это время! — Он махнул рукой словно в ней была шашка. — Нет, ты конечно ему горяченьких пропиши, но это же не меняет сути дела?
